«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков

Иванович Матюшкины. Среди стольников царевича оказались сыновья боярина Никиты Ивановича Одоевского — князья Михаил и Федор, родственник боярина князя Бориса Михайловича Лыкова — князь Алексей Алексеевич Лыков. В стольниках царевича оказались и дети второго царского «дядьки» Никифора Сергеевича Собакина, а также люди, «близкие» к самому боярину Морозову из родов Плещеевых, Салтыковых (Петр Михайлович — сын Михаила Михайловича Салтыкова) и Морозовых. Состав стольников показывает, что их подбор напрямую зависел от воспитателя царя боярина Морозова, в таких назначениях вряд ли можно было пройти «мимо» него. Так он повлиял на складывание будущего царского ближнего круга[129].

Боярин Борис Иванович Морозов заботился не только об обучении, но и о развлечениях царевича Алексея. Недавно историк Степан Михайлович Шамин в статье про «цирк царевича Алексея Михайловича» подробно рассказал, как рано в царском дворце появились разнообразные «артисты» — «накрачеи» (барабанщики), «метальники» (канатоходцы и жонглеры), трубачи и мастера органного дела. Для каждого из них тоже заказывались «немецкие» костюмы, в которых они давали свои представления, условно названные исследователем «цирком». Живых зверей и птиц тоже можно было видеть во дворце, среди них был даже слон, привезенный в дарах от персидского посольства[130]. Рано приучился царевич и к охотничьим забавам своего отца. Один из его циркачей — Лодыгин раньше имел отношение к сокольничьему делу. Наставником царя в охоте с ловчими птицами мог быть и сам боярин Борис Иванович Морозов (если вспомнить упоминание о такой охоте с «гофмейстером» царевича в сочинении Адама Олеария). Как блестяще разбирался царь Алексей Михайлович в соколиной охоте, показывает составленный им «Урядник сокольничьего пути». Освоить все премудрости ловчего дела сразу было невозможно, за этим видны годы упражнений и настоящее увлечение охотой с соколами, ястребами и кречетами.

Кроме царевича Алексея боярин Борис Иванович Морозов следил за воспитанием и других детей царя Михаила Федоровича. Младшему брату царевича Алексея Ивану Михайловичу был подобран в «дядьки» младший брат самого боярина Морозова — Глеб Иванович. Так воспитание царских детей на какое-то время оказалось в ведении братьев Морозовых. Сразу сказалось это и на положении боярина Бориса Ивановича: его имя упомянуто в разрядных книгах на первом месте во время царского «стола» в Троице-Сергиевом монастыре 8 октября 1638 года (раньше в таких походах он упоминался только как «дядька» царевича Алексея). Другим приглашенным боярином был Борис Михайлович Салтыков, только на этот раз Морозов был выше своего прежнего покровителя. Глеб Иванович Морозов, тоже получивший боярский чин в связи с назначением в воспитатели царевича Ивана, был на следующем царском приеме в Переславле-Залесском 14 октября 1638 года вместе с царским тестем Лукьяном Степановичем Стрешневым.

Перемены в положении братьев Морозовых были связаны с судьбой «главы правительства» князя Ивана Борисовича Черкасского. До этого времени именно князь Черкасский всегда был на почетном месте первого царского боярина в осеннем Троицком походе. После службы в Тульском разряде в 1638 году боярин князь Иван Борисович Черкасский постепенно начинал сдавать бразды правления в разных приказах боярину Федору Ивановичу Шереметеву, но тот был еще старше князя Черкасского. Царский прием в Троице-Сергиевом монастыре был не просто знаком расположения к одному из новых «ближних людей», но и предвестником перемен, связанных с будущим выдающимся положением боярина Морозова при дворе.

В начале 1639 года в царской семье случилась трагедия: умерли царевич Иван Михайлович и новорожденный царевич Василий Михайлович. Такие одновременные детские болезни и смерти наводят на мысль о какой-то эпидемии во дворце. Боярин Борис Иванович сумел сохранить жизнь царевича Алексея. Братья Морозовы по-прежнему оставались в ближнем царском кругу, тем более когда начался постепенный отход от дел боярина князя Ивана Борисовича Черкасского. Еще одним примечательным событием для карьеры братьев Морозовых стал царский поход в Вязники в декабре 1641 года. В Москве была оставлена боярская комиссия из старших «ближних людей»: бояре князь Иван Борисович Черкасский, Федор Иванович Шереметев, князь Борис Михайлович Лыков, а вместе с ними один из представителей нового поколения придворных — боярин Борис Иванович Морозов. Его брат Глеб Иванович был тогда в походе вместе с царем Михаилом Федоровичем, он участвовал в царском столе во Владимире 12 декабря 1641 года[131]. Вскоре, однако, Глеба Ивановича Морозова назначили на воеводство в отдаленный Новгород, и на этом возвышение брата Бориса Ивановича на время остановилось (служба вне Москвы не способствовала карьере придворного).

Смерть главы Боярской думы боярина князя Ивана Борисовича Черкасского в апреле 1642 года привела к перестановкам в управлении царством. Главные приказы перешли в руки боярина Федора Ивановича Шереметева (кстати, ближайшего соседа по первому кремлевскому двору Бориса Ивановича Морозова). Однако правление старейшего боярина, заседавшего в Думе почти сорок лет, с 1605 года, в силу его возраста долгим быть не могло. Царь Михаил Федорович настойчиво стремился к переменам в своем окружении.

У боярина Морозова по-прежнему не было никаких судейских должностей в московских приказах, в то время как другие аристократы — князья Репнины, Трубецкие, Черкасские, Шереметевы — получали привилегированные назначения. Особенное соперничество сложилось у боярина Морозова с новым царским фаворитом боярином князем Борисом Александровичем Репниным, происходившим из рода князей Оболенских. Князь Репнин был сыном одного из близких друзей еще боярина Федора Никитича Романова, а значит, на первых ролях в царском окружении по-прежнему оставались «ближние люди» царского отца.

Важной вехой в воспитании царевича Алексея стало достижение им совершеннолетия. Переход в новый, взрослый возраст символизировала церемония «объявления» царевича. Согласно книге царских выходов, она была приурочена к новолетию 7151-го (1642/43) года. 1 сентября царь Михаил Федорович и царевич Алексей Михайлович в совпадающих по цветам парадных царских одеждах вместе участвовали в традиционных торжествах дня «Семена-летопроводца». И с этого времени царевич Алексей начал самостоятельно представительствовать на дипломатических приемах, участвовать в церковных службах, замещая иногда отца. Он провел службы в день Богоявления 6 января 1644 года и в следующем 1645 году. Видимо, эти службы особенно полюбились царевичу, выступавшему из Кремля вместо отца «с кресты» к «ердани» на Москве-реке. Царевич Алексей (а вместе с ним и его всегда находившийся рядом воспитатель) начинал выходить из отцовской тени, символизируя общие надежды на продолжение династии Романовых[132].

Царь Михаил Федорович мог надеяться на своего сына и в других делах, как это и произошло при устройстве брака дочери, старшей сестры царевича Алексея царевны Ирины Михайловны, с датским герцогом Вальдемаром. Трудно