Подкрутка - Харлан Кобен

Толпа застонала, Майрон в ужасе смотрел на поле. Джек сделал невероятный промах, как в прошлый раз.

Норман Цукерман толкнул Майрона локтем.

– Я весь взмок! – возбужденно сообщил он, блестя глазами. – Господи, я взмок в самых невероятных местах! Хочешь пощупать?

– Нет, верю тебе на слово, Норм.

Майрон повернулся к Эсме Фонг. Ее лицо сияло.

– Я тоже вся мокрая, – призналась она.

Болитар подумал, что тут напрашивается продолжение, но его не последовало.

Джек Колдрен почти не отреагировал на свой удар, словно внутри его что-то сломалось. Он не торопился выбрасывать белый флаг, хотя выражение его лица свидетельствовало о том, что ничего иного ему не оставалось.

Тэд Криспин не упустил своего шанса. Он сделал хороший приближающий удар и оказался в восьми футах от лунки, которая могла вывести его вперед. Когда Тэд наклонился над мячом, воцарилась мертвая тишина, – казалось, не только зрители, на даже машины на шоссе и самолеты в небе, деревья, и трава, и игровое поле настроены против Джека Колдрена.

Трудный момент. Но Тэд Криспин справился блестяще.

Мяч упал в лунку. Обычно на удар зрители отвечают сдержанными хлопками. Но сейчас толпа взорвалась, как Везувий. Мощный рев пронесся над площадкой, приветствуя героя и сбивая с ног заезженную клячу. Единый порыв. Все хотели короновать Криспина и прикончить Джека Колдрена. Молодой привлекательный мужчина против потрепанного ветерана – чем не спортивный вариант дебатов Никсон – Кеннеди?

– Редкостный слабон, – заметил кто-то рядом.

– Чемпион слабонов, – согласился его сосед.

Майрон вопросительно взглянул на друга.

– Слабон, – пояснил Уин, – современный эвфемизм слова «тюфяк».

Майрон кивнул. Для спортсмена нет худшего прозвища. Он может провалить матч, плохо играть, быть бездарем и неумехой, но не тюфяком. Это слово превращает тебя в ноль. Оно подвергает сомнению твою мужественность. Прослыть тюфяком – все равно что стоять голым перед красивой женщиной, которая смеется, тыча в тебя пальцем.

По крайней мере так представлял Майрон.

Он заметил Линду Колдрен – она стояла под большим тентом недалеко от восемнадцатой лунки в темных очках и сдвинутой на глаза бейсболке. Майрон пытался поймать ее взгляд. Она не реагировала. На ее лице было написана легкая растерянность, точно Линда ломала голову над сложной задачей или не могла вспомнить фамилию своего знакомого. Выражение ее лица встревожило Майрона. Он старался попасться ей на глаза, надеясь, что она даст ему знак. Но знака не было.

К последней лунке Тэд Криспин вел на один удар. Другие игроки уже закончили матч и стали собираться у восемнадцатого грина, чтобы посмотреть на финал самого грандиозного провала за всю историю гольфа.

Уин заговорил тоном комментатора:

– Восемнадцатая лупка, протяженность – четыреста шестьдесят пять ярдов, пар четыре. Тэд находится в районе каменоломни. Бить придется вверх по холму, на две сотни ярдов.

– Понятно, – пробормотал Майрон.

Тэд бил первым. Он сделал крепкий и солидный драйв. Публика отозвалась россыпью вежливых хлопков. Настала очередь Джека Колдрена. Его мяч взлетел так высоко, словно не имел понятия о силе тяжести.

– Красивый удар, – произнес Уин. – Супергольф.

Майрон обратился к Эсме Фонг:

– Что будет в случае ничьей? Добавочное время?

Эсме покачала головой:

– В других турнирах – да. Но не здесь. Завтра оба игрока должны заново сыграть раунд.

– Все восемнадцать лунок?

– Да.

Второй мяч Тэда упал недалеко от грина.

– Отличный гольф-удар, – объявил Уин. – Игрок идет практически вплотную к пару.

Джек достал из сумки айрон и зашагал к мячу.

Уин улыбнулся Майрону:

– Узнаешь?

Майрон пригляделся повнимательнее. У него возникло ощущение дежа-вю. Он никогда не увлекался гольфом, но даже ему было знакомо это место. Его снимок висел в офисе у Уина. Он имелся практически в каждом гольф-баре и гольф-клубе. Там, где сейчас стоял Джек, когда-то был Бен Хоган. В 1950 году Хоган показал знаменитый удар айроном, который сделал его чемпионом США. Для гольфа это то же самое, что для баскетбола «Хавличек отбирает мяч!».

Пока Джек делал пробный замах, Майрон размышлял о призраках прошлого и о напрашивавшихся параллелях.

– У него почти невыполнимая задача, – заметил Уин.

– Почему?

– Колышек стоит очень неудачно. Позади зевающего бункера.

Зевающего бункера? Майрон не стал даже спрашивать.

Длинным ударом Джек послал мяч на грин. Он попал, но, как и предсказывал Уин, не достал до цели двадцать футов. Затем Тэд Криспин сделал красивый чип[41] и оказался в шести дюймах от лунки. Он добил мяч паттом, уложившись в пар. У Джека не осталось шансов на победу. Он мог рассчитывать лишь на ничью. Если забьет мяч последним паттом.

– Двадцать два фута до лунки, – проговорил Уин, мрачно покачав головой. – Исключено.

Он сказал «двадцать два фута» – не двадцать один и не двадцать три. Ровно двадцать два. А всего-то бросил взгляд на огромную площадку. Гольфисты!

Джек Колдрен быстро перешел на грин. Он наклонился, взял мяч, поставил маркер, потом убрал и положил мяч в точности на то место, где он находился. Джек стоял так далеко, будто собирался бить из Нью-Джерси. Майрон попробовал подсчитать в уме. Колдрен в двадцати двух футах от лунки с диаметром в четыре с четвертью дюйма. Нет, без калькулятора не обойтись. Сложная задачка.

Майрон, Уин, Эсме и Норм ждали. Вот он, «удар милосердия». Драматический момент, когда матадор вонзает нож в голову быка.

Но когда Джек вышел на грин, с ним стало происходить что-то непонятное. Лицо отвердело. Глаза заблестели и сосредоточились на цели, Майрону даже показалось, что в них появился чемпионский блеск. Линда Колдрен тоже заметила эту перемену. Она на мгновение отвернулась от поля и посмотрела на Майрона, точно подтверждая его мысли.

Джек Колдрен не спешил. Он присел на корточки, выставив клюшку вперед, как делают гольфисты. Поговорил со стоявшей рядом Дайаной Хоффман. Но когда он нанес удар, в нем не было ни тени колебаний. Клюшка качнулась, как метроном, и резко стукнула по белому мячу.

Маленький шар, заключавший в себе все надежды Джека, стремительно взмыл в воздух, как орел в поисках добычи. Майрон знал, что произойдет дальше. Мяч был будто намагничен. Через две секунды он с громким стуком упал на дно ямки. Мгновение стояла тишина, потом раздался взрыв аплодисментов, на сей раз больше от удивления, чем от восторга. Майрон захлопал в ладоши.

Джек справился с задачей. Он сравнял счет.

Цукерман прокричал сквозь рев толпы:

– Прекрасно! Эсме, завтра матч будет смотреть весь мир. Невероятная реклама!

Эсме подняла брови.

– Только если Тэд выиграет.

– Что ты хочешь сказать?

– А если он проиграет?

– Ну и что? – Норман воздел руки к небу. – Второе место на Открытом чемпионате США? Совсем неплохо, Эсме. В том же положении мы находились сегодня утром. Мы ничего не потеряем.

Эсме Фонг покачала головой.

– Если Тэд проиграет сейчас, он не будет на втором месте. Он будет проигравшим. Человеком, который шел вровень с известным неудачником и не смог обойти его. Тюфяком, уступившим тюфяку. Хуже, чем «Буффало биллс».

– Ты слишком нервничаешь, Эсме, – усмехнулся Норм.

Публика начала расходиться, но Джек Колдрен стоял, сжимая в руках клюшку. Он не выглядел счастливым. Даже когда к нему приблизилась Дайана Хоффман, он не шевельнулся. Его лицо снова стало мягким, а глаза затуманились. Казалось, последний удар высосал из Джека всю физическую силу, жизнь, карму, энергию.

Видимо, тут кое-что еще, подумал Майрон. Нечто более глубокое. Вдруг в этот волшебный миг Джека осенило и в его жизни вспыхнул новый свет, показавший ему истинную ценность данного турнира? Со стороны все наблюдали лишь за игроком, сделавшим самый важный в жизни пат. Но Джек Колдрен, вероятно, видел просто человека, который стоял один посреди поля и размышлял над тем, какую цену имеет все происходящее и встретится ли он когда-нибудь со своим единственным сыном.

Линда Колдрен зашагала по траве грина. Как положено, она напустила на себя счастливый вид и поцеловала мужа. Вокруг них столпились телевизионщики. Поблескивали линзы камер, сверкали вспышки. Спортивный комментатор подставлял им микрофон. Линда и Джек пытались улыбаться.

Но в улыбке Линды чувствовалось что-то вымученное. А на лице Джека застыл страх.

Глава 22

Эсперанса придумала план.

– Вдову Ллойда Реннарта зовут Фрэнсин. Она художница.

– Чем занимается?

– Не знаю. Живопись, скульптура – какая разница?

– Просто интересно. Продолжай.

– Я ей позвонила и сказала, что ты репортер из «Береговой звезды». Это мелкая газета в районе Спринг-Лейк. Пишешь статью о жизни местных художников.