Восемь дней Мюллера - Вадим Проскурин

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. УНИВЕРСИТЕТ

1

В любом большом городском районе, в том числе и в верхнем городе Палеополиса, есть места более приличные и места менее приличные. Обитателям трущоб весь верхний город представляется одним сплошным раем, но это обманчивое впечатление, внимательный взгляд замечает, что роскошные дворцы стоят на высоких террасах, а дальше от вершин и ближе к побережью постройки выглядят меньше, проще и неказистее. А если пройтись взглядом с востока на запад, то в самом конце, перед заставами, взгляд спотыкается о квартал, слишком похожий на трущобу и явно неуместный в фешенебельной части Палеополиса. Это имперский университет.

Когда император Марк Философ основал это заведение, оно считалось проектом национального масштаба, и главное здание университета смотрелось не в пример солиднее — высокое, красивое, густо утыканное барельефами и скульптурами, а сверху торчал позолоченный шпиль. Но на следующий год случился пожар, барельефы и скульптуры потрескались, а центральная башенка обвалилась, ее с тех пор так и не восстановили. А потом Биф Печальный, сменивший на троне Марка Философа, заявил, что сколько золота ни вкладывай в народное просвещение, все пропьют или разворуют, а типичному студенту все равно, чем украшены стены альма-матер — прекрасными барельефами или похабными картинками. Бестолковая молодежь портит все, до чего дотянется ручонками, и это касается не только портовых оборванцев, но и отпрысков приличных семейств, в последнем Биф лично убедился, попалив однажды сына за развешиванием соплей на спинке императорского трона. Биф сократил финансирование университета вдвое, его преемник Сван Отмороженный (тот самый, что в детстве вешал сопли на папин трон) — еще вдвое, после этого обитель наук перестала быть украшением столицы и окончательно превратилась в очаг порока. При Теренсе Благочестивом университет даже ненадолго закрыли, но пришлось открыть снова, потому что ритуал обретения дипломов юношами, как оказалось, очень важен для высшего общества, и если этот ритуал отменить, последствия могут быть непредсказуемы. Кроме того, бордели и наркоманские притоны, по обычаю сосредоточенные в студенческом квартале, стали расползаться по верхнему городу, и это начало пугать обывателей.

В Палеополисе считается, что всякий юноша из приличной семьи, не являющийся ни инвалидом, ни идиотом, должен к двадцати двум годам окончить либо университет, либо военное училище. Это правило не является непреложным, но если какой-нибудь землевладелец или промышленник решится его нарушить, сэкономить на воспитании детей, он скоро заметит, что на бездипломных юношей (да и на их отцов тоже) в обществе смотрят косо. Это касается только столицы, в других городах империи университетов нет и образование там необязательно, хотя не возбраняется отправить сына за дипломом в столицу, это считается хорошим делом, так поступают многие, у кого есть деньги.

Нет никаких сомнений, что университет Палеополиса — самое демократичное место во всей империи. Здесь не обращаются друг к другу по титулам, и если сам император вдруг пожелает посетить эту часть своих владений, любой студент или профессор сможет невозбранно сидеть или даже лежать в присутствии монарха, не испрашивая разрешения. Все студенты обращаются друг к другу на «ты», а принцы, в разное время обучавшиеся в этих стенах, много раз получали по морде, кое-кому даже зубы выбивали, и никого за это не наказывали. Наказать студента трудно, городская стража допуска в университет не имеет, а если кто случайно забредет — сам тут же огребет, прямо на месте. Администрация университета не видит нужды ни в стражниках, ни в штатных палачах, как в школах. Считается, что студенчество — самый подходящий возраст, чтобы переболеть свободой и вольнодумством, а потом, выпустившись и получив диплом, навсегда забыть о дурной юности и стать нормальным имперским подданным. Но пока диплом еще не получен, бухать и развратничать можно без ограничений, а буянить — с ограничениями, но не слишком обременительными.

Университет включает в себя семь факультетов: богословия, общей мантики, астрологии, философии объективной, философии субъективной, философии натуралистической и медицины. Для нормального юноши, не глупого и не злоупотребляющего наркотиками, обучение обременительно только финансово, а мозги напрягать в ходе учебы почти не приходится. Каждый день отсиживать три часа на лекциях, а потом два раза в год вызубривать прослушанное — невелика наука. Главное — дотерпеть до конца, не спиться, не влипнуть ни в уголовщину, ни в экстремизм, получить вожделенный диплом в комплекте со значком и перстнем, и добро пожаловать в высшее общество. Дотерпеть нелегко, но оно того стоит, университетский диплом — великая вещь. Двум дипломированным людям всегда есть о чем поговорить, и если вдруг встретишь герцога или принца у дворца, и обстоятельства потребуют завести беседу, достаточно просто спросить:

— А вы, ваша светлость, зачет Слотеру по темным богам с какого раза сдали?

И теперь можно непринужденно болтать целый час и потом расстаться друзьями. Очень полезная вещь высшее образование.

Но медицинский факультет стоит особняком. Потому что образование, получаемое на медфаке, предназначено не только для приведения мозгов в порядок, но может непосредственно применяться на практике, если выпускник вдруг обеднеет и будет вынужден зарабатывать на жизнь трудом, как простолюдин. Эта практическая направленность неблагородна и сильно портит имидж факультета, из-за этого обучение на медфаке стоит дешевле всего, поступают сюда юноши менее благородные и богатые, и диплом медика ценится в обществе совсем не так, как диплом философа или астролога. Но это не означает, что медфак готовит знахарей, нет, его выпускники сами скальпелем никого не режут, даже те медики, которых жизнь заставляет работать, работают по-другому. Составляют гомотоксикологические микстуры, благословляют костоправный инструмент, налагают заговоры, самые отчаявшиеся могут заняться иглоукалыванием, но операций сам лично никто не делает и кости не вправляет, этими делами занимаются знахари из простонародья, а образованному дворянину такое непристойно.

На втором курсе медфака учились два закадычных друга, одного звали Ким, другого Мюллер. До того, как стать студентами, они были одноклассниками и уже тогда дружили. Ким был высоким, широкоплечим и неимоверно мускулистым — в последнем классе увлекся тяжелой атлетикой, а ко второму курсу раскачался так, что если встретишь в темном переулке, немудрено обгадиться. Рядом с ним Мюллер казался задохликом, хотя ничего особо дохлого в нем не было, парень как парень, не высокий, не низкий, не толстый, не тонкий, короче, ничего необычного.