Трое - Георгий Иванов Марков

Это ее интересует ровно столько же, сколько состояние аппендикса у абиссинского императора.

— Значит, — говорит она радостно-печальным голосом, — значит, мы с тобой друзья по несчастью.

Ему известна слабость красивых, но малокультурных женщин выражаться звучными фразами. Все же он недоумевает.

— Я теперь свободна, — говорит она, — месяц тому назад развелась.

— Так вот по какому несчастью мы друзья, — смеется Иван, который даже не знал, что она была замужем.

Дора придает однако его словам совсем другой смысл. По ее полуоткрытым губам скользнула улыбка.

— Я так хотела тебя видеть, — говорит она. — Ведь я часто думала о тебе.

— А я, признаться, совсем тебя забыл, — бросает он не без удовольствия.

Дора смотрит на него с удивлением. Смотри ты, наш Ванко, как изменился. Не краснеет, не смущается…

— Но сразу вспомнил, не так ли? — Эта женщина верит в силу своих прелестей.

Он молчит. Разговор с нею кажется ему совсем излишним, так как и без того все ясно.

«Все следует принимать таким, каким оно есть в действительности, а не таким, каким нам хотелось бы его видеть!»

Магазины еще не открылись. Она провожает его вверх по улице, бросая любопытные взгляды на витрины. Иван замечает, что высокие, по меньшей мере восьмисантиметровые тонкие каблучки, делают ее ноги стройными.

— Ну, как жизнь? — спрашивает он без особого интереса.

— Теперь все наоборот! — отвечает она. — Теперь пишут мне, но я не отвечаю.

— Жаль! — говорит Иван. — А я как раз решил написать тебе хорошее письмо.

— Что ж, напиши! — подает она ему руку на прощанье. — Может быть, тебе отвечу.

На лице ее — полупрозрачная улыбка. Эта женщина, кажется, владеет улыбкой всевозможных оттенков. Что ж, от этого она только выигрывает. И гораздо больше, чем когда говорит пустыми фразами своего бедного словаря.

Дора возвращается обратно. Иван замечает, что многие проходящие по тротуару мужчины оборачиваются на нее.

— Недурна, — говорит он себе и идет дальше.

Подойдя к площади Ленина, Иван вспоминает, что нужно выполнить досадную обязанность — зайти к сестре. Он не раз задумывался над тем, почему непременно нужно поддерживать связь с родными, к которым не питает абсолютно никаких чувств. Но так, как ему было трудно ответить и на другой вопрос — почему следует порвать уже существующую связь, то решил зайти, как заходил время от времени и прежде. Сестра его была замужем за важным банковским служащим и жила в просторной квартире, значительную часть времени уделяя детям.

Жизнь сестры не была лишена разнообразия. Она принадлежала к той категории наших современников, которые все умеют и все знают, которые могут дать самую авторитетную оценку событиям и готовы занять любую, даже самую высокую должность, которые вечно жалуются, будто пожертвовали личными интересами во имя общего блага. Для этих все умеющих и все знающих людей область торговли и область науки или искусства совершенно равнозначное поле действия. И они «действуют».

Сестра его окончила Зоотехнический институт, однако поступила на работу в литературный отдел радиовещания. Потом работала секретарем в физико-математическом факультете университета (Иван был ей обязан знакомством с некоторыми математиками), затем начала «действовать» в качестве журналистки, литсотрудника в какой-то ежедневной газете, пока, наконец, не осела на какой-то штатной должности в профсоюзе. Одновременно с этим сочиняла стихи, писала очерки и рассказы и даже успела издать небольшую книжку для детей с картинками, о которой двое весьма солидных и авторитетных рецензентов писали, что «перед автором открывается новое широкое поле деятельности».

Такая предприимчивость сестры только увеличила расстояние между ними. Ему было совсем не трудно догадаться, что в основе всей ее бурной «общественно-полезной деятельности» лежат причины материального порядка. Но если раньше он шел к ней с чувством отвращения, то теперь испытывал полное безразличие. Сестра ничего не знала о его ранении. По его просьбе ей сообщили, что он задержится месяца на полтора по служебным делам. Он не сомневался, что если бы сестре стала известна истинная причина его задержки, то по меньшей мере полмиллиона людей узнало бы, что брат ее «геройски сражался с врагом и был ранен», а такое обстоятельство она никогда не упустит, чтобы не извлечь из него материальную выгоду.

Надпись на дверях тоже была характерной. Девичья фамилия сестры следовала первой. Иван знал, что этим она хочет поддержать репутацию свободной, независимой женщины.

Встретила его сама сестра, крашеная блондинка с завитыми волосами и лицом цвета белой пшеничной муки, одетая в голубой пеньюар.

То, что она была моложе брата на два года, совсем не мешало ей смотреть на него покровительственно. Это право она себе присвоила, и Иван не оспаривал его. В ее глазах брат был безнадежно потерянным человеком, без какого бы то ни было реального понятия о жизни, без «дополнительных» способностей для того, чтобы сделать карьеру. Часто она говорила ему: «Это просто недоразумение, мужчиной нужно было родиться мне, а тебе — женщиной».

Встретились так, как всюду на свете встречаются брат и сестра:

— Где это тебя так? — сразу же спросила она тоном, свидетельствующим о том, что перевязанная рука еще одно доказательство непрактичности брата.

— Пустяки, упал и ушибся… — спокойно солгал он, усаживаясь в новое кресло.

Она садится против него.

— И что ты думаешь теперь делать? — ему кажется, что взгляд ее глаз совершенно равнодушен.

— Ничего!

— Как ничего? — она похожа на гипнотизера.

— А так! Смотря по обстоятельствам.

— Может быть, еще квартиру оставишь ей в придачу. Только знай, что я тебя к себе не возьму. Нет, до каких же это пор будет водить тебя за нос. Думаешь, я ничего не знаю?

И она принялась за его жену. Рассказала, как та часто не ночевала дома, как знакомые видели ее в разных ресторанах, как она выезжала за город на машине с каким-то франтоватым мужчиной, не то скульптором, не то еще кем-то. Известно ли ему, что она низкая, подлая женщина и, что пока он служил в армии, она…

Иван не слушает. Все это нужно сестре только для того, чтобы выразить свою точку зрения, так как у людей подобных ей должна быть по любому вопросу своя точка зрения. Все, что касается жены, теперь его совершенно не интересует. Пока сестра бушует, он спокойно смотрит в окно на гору Витошу, стараясь вспомнить, кому отдал свои лыжи — ведь через пару месяцев он сможет помчаться по «Стене».

— Вот какая твоя жена, ясно? — кончает сестра.

— Ясно!

— И что ты думаешь делать теперь? — властно спрашивает она, готовая дать тысячу советов.

— Ничего! — снова отвечает он.

— И не будешь возбуждать дело? — настораживается она.

— Наверное придется возбудить!

— Я тебе соберу доказательства, найду свидетелей,