Деревня 'Нюркин луг', или тайна печатной машинки - Акулина Вольских

даже когда рыжая случайно хлопнула дверью, ни один не пошевелился. Вспоминая о прошлом казусе, я прикопала сеном своё спальное место и улеглась поудобнее. Уснула практически моментально.

Среди ночи я проснулась от странного ощущения. Будто кто-то наблюдает за мной. Села на шелестящей кровати, огляделась и вздрогнула, рассмотрев в темноте пару блестящих глаз. Сердце от страха упало в пятки и заколотилось так, что слышно было в другом конце деревни.

— Ты что здесь делаешь? — спросила я гостя. — Почему не спишь?

— Не спится, — ответил Борька хмуро.

— А сюда то чего пришёл?

— Скучно стало. Думаю, а вдруг и вы не спите.

— Спим, Борь. Видишь, спим. Иди и ты ложись.

Скрипнув дверью, хряк поковылял к себе. А у меня сон прошёл. Я долго лежала, глядя в потолок сарая, размышляя обо всем, что происходит с нами. О том, что говорила мне Дарëна. Надеялась на то, что не зря подарила ей надежду. Мне и правда казалось, что Тимофею небезразлична эта попрыгунья. И, скорее всего, довольно давно. Вспоминала их беседы, которые видела со стороны, взгляды, прикосновения — робкие, неуверенные, но теплые, пропитанные заботой. И пусть Даша только сейчас начала осознавать истинное положение вещей, интуитивно тянулась и прежде.

Я улыбнулась. На душе становилось легко и трепетно. Как всегда бывает, когда видишь искренность. Умиротворенная мечтами о чужом счастье, уснула на мягком сене под звуки знакомого храпа и стук начинающегося дождя.

Утром благодарные жители деревни обеспечили нам завтрак и принесли продуктов в дорогу. Но, видя их высохшие лица, мы отказались.

— На пару дней наших запасов хватит, — сказала Дарëна. — Купим что-нибудь потом. Но брать у них еду…

— Нельзя, — согласился с ней мельник.

Мы с Себастьяном молча кивнули. Удивляет меня этот хмурый человек, все больше удивляет.

На этот раз, мне выпала честь забрать зверей из хлева. Открыв дверь, я стала свидетелем интересной картины и не удержалась от соблазна досмотреть её до конца. Хряк стоял у загона рядом с худенькой хрюшкой, подпирая своим упитанным боком перегородку, и читал стихи:

— … Я в ваших глазках разглядел намек.

Без промедленья он был мною считан.

Эх, ухватить бы вас за розовый бочок.

Но, к сожалению, не так воспитан…

Хрюшка розовела ещё сильнее, а я давила в себе гомерический хохот. Тоже мне, Байрон. Понятно, каким способом хряк налаживает отношения с особями женского пола. Видимо, Ладе он что-то похожее рассказывал, когда мы с ней повздорили.

Пока я стояла и тряслась у дверей снаружи, Боян что-то фыркнул, поругался на стихоплета и, пнув дверь ногой, вышел на улицу.

— Уши в трубочку сворачиваются от этой розовой мишуры, — ворчал рогатый. Меня он, кажется, не заметил.

Я снова открыла дверь. Но теперь постаралась сделать это как можно громче, чтобы щетинистый ловелас успел принять обычный вид. И это сработало.

— Эй, Есенин. Отчаливаем.

— Леди… Не прощаюсь, — тряхнул Борис ушами окончательно зардевшейся поросюшке и вышел из сарая.

— И что это было? — спросила я. — Что значит «не прощаюсь»? Неужели ты решил остаться?

— Нет. Просто подпитываю в девушке надежду. Цель в жизни, так сказать, формирую.

— Неслабо ты о себе. Как с такой самооценкой в двери то пролезаешь?

— Так я ж из благих побуждений. Что она видит то? Сарай свой, да лоханку.

— А тут принц, да? Голубых кровей.

— Ну, не принц… Но, вполне себе привлекательный самец.

Я еле сдержалась от его важного, самодовольного вида.

— А она ничего, симпатичная, — задумчиво проговорил Борька. — Бочка бы ей отъесть только…

Команда уже стояла у калитки, собирая вещи. Себастьян проверял упряжь, Боян закатывал глаза, рассказывая смеющимся Даше и Тимофею о том, что хряк болтал в сарае. Все трое покосились на нас, увидев.

— А что же вы, Борис Борисович, даму с собой не позвали? — иронизировал козёл. — Несерьезно вы относитесь к чувствам других.

— Ой, иди ты, — мотнул пятачком свин.

— Собрались? — подошел к нам охотник. — Выдвигаемся. Нечего время терять.

Мы послушно зашевелились, а Себастьян вдруг замер. Провёл рукой по скамье у забора и растер пальцами плотную черную пыль.

— Странно. Ночью дождь был, а так пыльно, — сказала я.

— Дождь? — он настороженно поднял на меня глаза.

— Вроде, да. Не знаю. Я уснула.

— Идём. К вечеру надо до следующего посёлка успеть добраться.

Как-то резко отошёл к кобыле, повел её вперёд. Нам ничего не оставалось, как по уже сложившейся традиции идти позади него.

И снова в лесу нас атаковали полчища комаров. Такое чувство, что все зудящие твари этого мира собрались в окрестных лесах Комарихи. Надо будет вспомнить природные репелленты и намешать нам что-то для защиты. И почему мне это раньше в голову не пришло?

— Да хватит уже! — вопил Борис и тряс ушами. — Живого места нет! Кровососы проклятые!

Даша милосердно отгоняла от него комаров прутиком, но в наших условиях это не особо помогало.

— Ваше высочество, — с издевательским поклоном обернулся к нему Себастьян. — Смею напомнить про грязь.

— Смею ответить, — так же иронично начал Борис и огрызнулся. — Сам валяйся! А я не стану! Лучше пусть совсем съедят.

— Дело твоё.

Лес был мокрым, а листья — грязными. В моем мире так часто бывает у трассы, где за день проезжает не одна сотня машин. Но здесь, в обители природной чистоты и свежести, это было странно. Тем не менее, чем глубже мы уходили в лес, тем чище и суше были растения. Только количество носатых жужжалок не уменьшалось.

— Да и гори оно синим пламенем! — не выдержал Борис, с разбегу плюхнулся в грязь и принялся кататься в ней с боку на бок. — Уууу, хорошо! Прохладно! Ооох, замечательно! Получите, твари! Не видать вам кровушки моей!

— Вам спинку потереть, важнейшество? — встревал охотник, вместе со всеми нами наблюдая за принятием Борькой грязевых ванн.

— Себе потри, остряк!

И хряк пошел на второй круг обмазываться защитной жижей. Хохотали все. Но Борька с