Легенда о Сигурде и Гудрун - Джон Толкин

14.

Гнитахейди (Gnitaheiði): на древнеисландском это название звучит как Гнитахейд (Gnitaheiðr), где второй элемент — это древнеисландское heiðr — «пустошь». Топоним англизируется разными способами — как «Гнитахейд» (Gnitaheid), «Гнитахейт» (Gnitaheith) или «Гнитахит» (Gnitaheath). В отцовских поэмах это название возникает несколько раз, и всегда в варианте: «на Гнитахейди». Возможно, отец сохранил окончание дательного падежа, либо использовал форму из современного исландского языка, то есть heiði.

17–18.

Сигурд сломал два клинка, ударив ими о наковальню; после чего, согласно саге, отправился к матери, спросил, в самом ли деле Сигмунд доверил ей осколки своего меча, и мать отдала их сыну. Об имени «Грам» (Gramr) см. комментарий к IV.13.

20.

И Снорри Стурлусон, и сага упоминают о том, как Сигурд испытал остроту Грама: бросил в реку комок шерсти против течения, подставил лезвие и разрезал его пополам. Но только в «Песни» река названа Рейном (по-исландски — Rín).

В оригинале использовано слово «sheer» в значении «прозрачный».

21.

В оригинале использован архаичный оборот «now rede me» — «теперь дай мне совет».

22–24.

Рассказ о том, как Сигурд обзавелся своим серым скакуном Грани (который очень часто упоминается в эддических песнях), содержится только в саге. Старик здесь снова — Один (с его описанием здесь сравните II.12, III.12, IV.8).

Название Бусилтарн (Busiltarn) взято из саги; его исландская форма — Бусилтьорн (Busiltjörn); именно ее отец поначалу вписал в рукопись «Песни», а позже исправил карандашом. Английское слово tarn («маленькое озеро»), восходит к исландскому слову; но в саге Бусилтарн — это река, точно так же, как и в «Песни».

Слейпнир — имя восьминогого коня Одина.

25.

Ганд: конь Регина нигде более не назван; должно быть, это имя восходит к древнеисландскому слову gandr (оно же содержится в имени «Гандалв»). Его исходный или первичный смысл не вполне ясен, но оно имеет отношение к чародейству и магии — применительно как к живым существам, так и к предметам, и в частности к посоху, используемому в колдовстве; также слово употребляется по отношению к волкам. Слово gandreið используется для обозначения ночного выезда ведьм.

В лекции, посвященной тексту «Речи Фафнира», отец отмечал огромную высоту утеса, с которого пил Фафнир, как интересную деталь саги, в «Песни» опущенную, потому что Сигурд таким образом «впервые понял, что ему предстоит».

26.

«Долго ждал он»: т. е. Сигурд. В прозаическом предисловии к «Речам Фафнира» в Королевском кодексе, равно как и в саге, и в кратком пересказе Снорри Стурлусона, Сигурд вырыл яму на тропе, по которой проползал дракон на пути к водопою (про «ямину» / «выемку» в строфах 26–27, 29 не говорится, будто ее выкопал Сигурд). В саге некий старик (Один) пришел к Сигурду, пока тот рыл яму, и посоветовал выкопать побольше канав для оттока драконьей крови. На этот счет отец отмечал в лекции:

Тем не менее появление Одина с его советом не вполне понятно: вмешательство Одина, по всей видимости, было скопировано из других эпизодов (напр., выбор коня Грани). В нескольких ямах особой пользы не видится, ведь в любом случае Сигурд окажется только в одной, и именно в ту яму, где находится он сам (точно под раной), скорее всего, и хлынет кровь. Вариант саги объясняется тем, что в ней внимание сосредоточено на Одине (речь о нем заходит то и дело), а также и осознанием того, что в унаследованном сюжете убийство дракона Сигурдом (впоследствии поданное как его величайший подвиг) представлено не в лучшем свете. Изменить образ действий возможным не представлялось, потому необходимо было преувеличить дракона и его ядовитость; но сделано это не слишком удачно.

Отец считал, что изначально яма предназначалась для того, чтобы оградить Сигурда от огненной волны, что пронеслась над его головой (ср. 27, строки 1–3).

30.

В «Речах Фафнира», пересказанных в саге, Сигурд, в ответ на вопрос Фафнира, отвечает, что его называют «göfugt dýr», то есть «благородный зверь»; а прозаическая вставка в этом месте Королевского кодекса поясняет: «Сигурд сокрыл свое имя, потому что в древние времена верили, будто слово умирающего обладает великой силой, если он проклинает своего врага, называя его по имени». Мой отец отметил, что это примечание «вне всякого сомнения, абсолютно уместно для изначального автора песни, чья аудитория наверняка в достаточной степени принадлежала “древним временам”, чтобы не нуждаться в пояснении!» Он также пишет, что «загадочные слова “göfugt dýr”, вероятно, намеренно темны и даже бессмысленны», хотя не исключено, что это «своего рода загадка для понятия “человек”».

33.

В оригинале использовано архаичное слово «glamoured» — «заклятый, заколдованный».

34.

Слова Сигурда в этой строфе относятся к œgishjálmr — «шлему-страшилищу»: сперва им владел Хрейдмар, а впоследствии его забрал и стал носить Фафнир: см. с. 220 и строфа 14. При словах: «Так шел бы в Хель он!» — Фафнир умирает.

36–41.

Мой отец рассказал о том, что «подразумевают» «темные слова» Регина, в своем предисловии к этой части «Песни». В лекционных конспектах (они набросаны карандашом в большой спешке и местами неразборчивы) отец подробно рассматривает, как на материале этого эпизода соотносятся сага и «Речи Фафнира», пытаясь выяснить не только как именно автор саги изменил и сократил стихотворный текст, но также почему он это сделал. Я привожу здесь, с небольшими редакторскими поправками, часть этого рассуждения как наглядную иллюстрацию отцовского критического подхода к такого рода проблемам в «Эдде».

Отец начинает с краткого пересказа диалога Регина и Сигурда после смерти Фафнира в саге (в скобках я даю ссылки на строфы и строки «Песни»).

После гибели Фафнира Регин пришел к Сигурду и сказал: «Ты одержал великую победу и тем самым прославился в веках» [35, 1–4]. Затем Регином внезапно овладевает беспокойство, настоящее или притворное — «вот стоит Регин и глядит в землю», и он взволнованно говорит: «Брата моего ты убил, и вряд ли я непричастен к этому делу» [36, 5–8]. Сигурд вытирает меч о траву и просто отвечает: «Далеко ушел ты, когда я испытал этот меч» (подразумевая тем самым «ты к делу непричастен!») [37, 1–4].

Регин возражает, ссылаясь на то, что не кто иной, как он, сковал меч [37, 5]; Сигурд отвечает: «В бою храброе сердце лучше острого меча» [38, 3–4].