Тщательная работа - Пьер Леметр

— Как это?

Камиль в двух словах обрисовал ему ситуацию, и отчаяние его сотрудника стало для него неожиданностью, — казалось, тот подавлен еще больше, чем он сам, и без устали твердил:

— Вот дерьмо, быть не может…

Вернее не скажешь.

Камиль читал статью, естественно подписанную Бюиссоном, и его уныние перерастало в ярость.

…После Джеймса Эллроя в Трамбле и Брета Истона Эллиса в Курбевуа полиция обнаружила, что Романист свирепствует не только во Франции. Согласно хорошо информированным источникам, он также автор убийства молодой девушки, совершенного в Глазго 10 июля 2001 г., которое на этот раз явилось точным воспроизведением преступления, придуманного Уильямом Макилвенни, шотландским писателем, в его произведении под названием «Лэйдлоу».

Несколько раз Камиль отрывался от чтения, пару мгновений размышлял, а то и говорил вслух:

— Нет, но каков говнюк…

— Да они все такие, вот что я думаю.

— Ты о ком?

— О журналюгах!

— Нет, я сейчас думаю не о нем, Мальваль.

Мальваль сдержанно замолчал. Камиль посмотрел на часы:

— Мне кое-куда надо заскочить, прежде чем ехать домой. Сверни направо.

2

Говорить, в общем-то, было не о чем. Едва Камиль решительным шагом вошел в магазин с газетой в руке, Жером Лезаж встал и вытянул вперед обе руки, словно желая воздвигнуть невидимую стену:

— Мне очень жаль, майор… Уверяю вас…

— Сведения, которыми вы располагали, разглашают тайну следствия, мсье Лезаж. Вы можете быть привлечены по закону.

— Вы пришли арестовать меня, майор? А где же ваша благодарность?

— Что за игру вы ведете, Лезаж?

— Информация, за которой вы ко мне обратились, возможно, разглашает тайну следствия, — сказал книготорговец, — но никаких литературных тайн она не разглашает, вовсе нет. Остается только удивляться тому…

— Тому, как низок наш культурный уровень, не правда ли? — язвительно предположил Камиль.

— Я бы так далеко не заходил. Хотя… — Легкая улыбка скользнула по губам книготорговца. — В любом случае… — начал он.

— В любом случае, — прервал Камиль, — вы не побрезговали воспользоваться этой вашей культурой, чтобы обеспечить себе небольшую рекламу. У вас мораль торгаша.

— Все мы делаем себе рекламу, майор. Заметьте, однако, что мое имя названо не было. В отличие от вашего, если мне не изменяет память.

Его ответ задел Камиля, потому что на то и был нацелен. Он ощутил, насколько напрасен его визит в книжный магазин. И пожалел о своем порыве, импульсивном и необдуманном. И бросил газету на стол под нос хозяину.

Камиль не стал объяснять Лезажу, каковы будут для хода расследования неизбежные последствия его поступка, побудительных причин которого он, кстати, так до конца и не понял. Разочарование и усталость взяли свое. Он вышел, не говоря ни слова.

— Я брошу чемодан и переоденусь, — сказал он Мальвалю, садясь обратно в машину, — а потом в штаб, пробил час отставки.

Включив мигалку, Мальваль припарковался во втором ряду. Камиль достал почту из ящика и тяжело поднялся по лестнице. Без Ирэн квартира показалась ему невероятно пустой. И все же он улыбнулся, увидев в приотворенную дверь пребывающую в ожидании хозяина детскую. Совсем скоро у него будет время заняться ими.

То, что должно было задержать его всего на несколько минут, на самом деле заняло куда больше времени. Мальваль начал подумывать, не позвонить ли шефу на мобильник. Он ждал уже долго и жалел, что с самого начала не посмотрел на часы. Выйдя из машины, он прикурил сигарету, потом вторую и все поглядывал на окна квартиры Камиля, где не было заметно никакого движения. Наконец он решился и уже достал телефон — в тот самый момент, когда Камиль появился на тротуаре.

— Я уже стал беспокоиться… — начал было Мальваль.

Очевидно, удар, который нанесла Камилю статья, начал свое разрушительное дело. Мальваль заметил, что лицо у шефа осунулось еще больше, чем когда он выходил из машины. Камиль на несколько секунд задержался на тротуаре, чтобы прослушать два сообщения от Ле-Гуэна, — всего их было три.

Первое было яростное:

— Камиль, ты меня достал! Вся пресса в курсе, а я нет! Позвони, как только прилетишь, слышишь?

Второе, отправленное несколько минут спустя, содержало больше информации:

— Камиль… Я только что общался с судьей… Нам с тобой срочно надо поговорить, потому что… это будет непросто. Позвонишь мне?

Последнее было откровенно сочувственным:

— Мы должны быть у судьи в пятнадцать тридцать. Если до этого я не получу от тебя известий, то буду ждать там.

Камиль стер все три сообщения. Мальваль наконец тронулся с места. Оба промолчали всю дорогу.

3

Ле-Гуэн встал первым, пожал Камилю руку, а другой рукой сдавил его локоть. Это походило на выражение сочувствия. Судья Дешам не расщедрилась даже на приветственный жест, только указала на единственное пустующее кресло в кабинете. Потом глубоко вздохнула.

— Майор Верховен, — начала она спокойно, сосредоточившись на своих ногтях, — это не самая распространенная процедура, и я приступаю к ней без всякого удовольствия.

Судья Дешам была исполнена административной свирепости, не показной, но направленной прямо в цель. Точно выбранные слова, спокойный и твердый голос, каким говорят в решающие минуты, резкий тон. Она подняла наконец голову:

— Вашим упущениям больше нет ни извинения, ни оправдания. Не буду скрывать, что я даже не пыталась защитить вас. Это было бы безнадежной попыткой. После тех нарушений, о которых я вас предупреждала ранее, сам факт информирования прессы до прокуратуры…

— Все совсем не так! — прервал ее Камиль.

— Это не имеет ни малейшего значения, майор Верховен, поскольку результат один! И мне совершенно неинтересно, каким именно образом все в реальности произошло! С сожалением сообщаю вам, что вы отстранены от данного дела.

— Госпожа судья… — начал Ле-Гуэн.

Камиль немедленно поднял руку, чтобы прервать его:

— Оставь, Жан! Госпожа судья, я не информировал вас о сходстве между преступлением в Глазго и книгой, о которой утром сообщила пресса, потому что это сходство не было доказано. Сегодня оно доказано, и я здесь, чтобы вам это подтвердить.

— Я уже знаю обо всем из газеты, майор, чему очень рада. Но дело топчется на месте, майор. Вся пресса только о вас и говорит, а вы… вы не имеете ни малейшей зацепки. И так с первого дня.

Камиль вздохнул. Он открыл портфель, спокойно достал из него брошюрку, напечатанную на глянцевой бумаге, и протянул судье Дешам:

— Журнал называется «Белые ночи». Еженедельник. Специализируется на детективной литературе. Публикует статьи о новинках, эссе о писателях, интервью. — Камиль открыл его и загнул на пятой странице. — И объявления. В основном с целью найти какую-нибудь редкую книгу, экземпляр распроданного тиража, в таком роде.

Ему пришлось встать с кресла, чтобы передать журнал, потом он уселся обратно.

— Я обвел одно объявление, внизу слева. Очень короткое.

— БИЭ? Это? А внизу… ваш личный адрес?

— Да, — сказал Камиль. — БИЭ — это Брет Истон Эллис.

— И что это означает?

— Я попытался связаться с нашим убийцей. И дал небольшое объявление.

— По какому праву…

— Нет, госпожа судья, прошу вас, — оборвал ее Камиль. — Все это уже было. Припев о нарушениях, призывы к порядку, к соблюдению установленных процедур — я все прекрасно услышал. Я еще раз нарушил субординацию, знаю. Ну что вы хотите, я несколько импульсивен, мне просто пришло это в голову, ну и… — Он протянул ей две отпечатанные страницы. — А вот что, — добавил он, — прислали мне по почте сегодня утром.

Мсье,

ну наконец-то вы проявились. Ваше объявление стало для меня истинным облегчением. Я бы даже сказал, избавлением. Представьте, до какой степени на протяжении всех этих лет я страдал, видя наш мир столь тупым и слепым. Столь нечувствительным. Уверяю вас, время тянулось для меня очень медленно. С течением лет у меня сложилось о полиции весьма нелицеприятное мнение. Уж и навидался я инспекторов и следователей! Ни грана интуиции, ни тени тонкости. Эти люди, заверяю вас, казались мне воплощением глупости. Я думал, что постепенно превращаюсь в человека, лишенного иллюзий. В моменты отчаяния (а видит бог, они у меня бывали!) я чувствовал, как меня гнетет очевидность того, что никто никогда не поймет.

Столько других до вас прошли передо мной как слепцы, что ваше появление внезапно пробудило во мне надежду. Вы не такой, как они, в вас есть нечто иное. С того момента, как вы появились на сцене, которую я сам выстроил с бесконечным долготерпением, я увидел, как вы вьетесь вокруг главного, и знал, что вы найдете. И вот вы проявились. Я знал это после чтения статьи в газете — вашего портрета, кстати весьма пристрастного. Пока это были только гипотезы. Однако я знал, что вы поняли. Я знал, что вскоре мы об этом поговорим.