По воле судьбы - Колин Маккалоу

Взять хотя бы Луку, смешной маленький городишко на реке Авсер. Там Помпей, Цезарь и Красс заключили союз. Так сказать, поделили весь мир. Но зачем это было нужно? Зачем? О, в то время резоны казались огромными, словно горы! А сейчас они кажутся муравьиными кучами. Что выиграл он, Помпей Великий, от этого союза в Луке, которую мог бы взять и без чьей-либо помощи? И посмотрите теперь на Марка Красса, умершего в унижении и не имеющего могилы. А Цезарь становится все сильней и сильней. Как это ему удается? За все время их сотрудничества, которое началось еще до кампании Помпея против пиратов, всегда казалось, что Цезарь был его слугой. Никто не произносил лучших речей в его защиту, даже Цицерон, и были времена, когда голос Цезаря был единственным поданным в его поддержку. Но Помпей никогда не думал о Цезаре как о сопернике. Цезарь все делал правильно, всегда в должное время. Это не он в возрасте двадцати одного года вел легионы и добивался партнерства с величайшим человеком в Риме! Это не он принудил Сенат разрешить ему быть консулом еще до того, как он сможет стать членом этого августейшего органа! И это не он очистил Наше море от пиратов за одно лето! Не он завоевал Восток и удвоил дань Риму!

Так почему же Помпея пробирает озноб? Почему он постоянно чувствует на затылке холод чьего-то дыхания? Почему Цезаря обожает весь Рим? Ведь когда-то именно Цезарь почтительно поздравил Помпея с тем, что его бюстиками наводнен весь римский рынок. А ныне лоточники вовсю торгуют бюстами Цезаря. Цезарь — герой, Цезарь завоевывает новые земли. А все, что сделал Помпей, это вспахал на Востоке застарелую пашню и добавил к ней новую борозду. Конечно, столь стремительному взлету популярности этого человека немало способствуют его замечательные отчеты Сенату. А вот Помпею в свое время не пришло в голову немного расцветить свои скупые и краткие хроники, о чем теперь можно лишь сожалеть. Цезарь тоже вроде бы лаконичен, он не ноет, не жалуется, но его послания полнятся сообщениями о мужестве, стойкости и подвигах римских легионеров — центурионов, легатов, солдат. Это бодрит и сенаторов, и римский люд. Словно порыв свежего ветра! Все ему благодарны! В нем все восхищает! И скорость передвижения, и способность диктовать сразу нескольким бумажным крысам, и легкость, с какой он наводит мосты через широкие реки и спасает злополучных легатов из лап смерти. И все это — он, лично он!

Ну что ж, Помпей не собирается затевать новые войны только затем, чтобы прищемить Цезарю хвост. Он сделает это из Рима, и еще до того, как закончатся вторые пять лет губернаторства Цезаря в Галлиях и Иллирии. Он — Помпей Магн, Первый Человек в Риме. И останется таковым до конца своих дней. С Цезарем или без Цезаря. Он не отдаст ему Рим.

Вот уже несколько месяцев его уговаривают стать диктатором первого города мира. Насилие, беспорядки, анархия надоели всем. А все Публий Клодий! Это он опять мутит воду! Отвратительный, как бельевой паразит. И все же невообразимо заманчиво получить в руки огромную, почти беспредельную власть. Делать, что вздумается, попирать все законы, зная, что тебя не притянут к ответу даже потом, когда нужда в сильной руке отпадет.

В практическом смысле Помпей не сомневался, что сумел бы вылечить Рим. Правильная расстановка всех сил, разумные меры, небольшое давление. Нет, функциональный аспект диктаторства нисколько его не пугал. Вопрос был в том, как такой поворот отразится на его героической репутации, что напишут впоследствии в исторических хрониках. Сулла стал диктатором, и его тут же возненавидели. И сейчас ненавидят! Но таким, как Сулла и как Цезарь (опять это имя!), на подобные вещи плевать с высоты своих родословных. Патриций Корнелий мог вытворять что угодно, его величие оттого не страдало. И кем остаться в истории, героем или чудовищем, Сулле было все равно.

Однако Помпей из Пицена, больше похожий на галла, чем на уроженца Италии, поневоле должен быть щепетильным. Не для него привилегии знатных родов вкупе с правом автоматически занимать первые строчки в избирательных списках. Все, чем он ныне владеет, он должен был добывать себе сам. Или вырывать из зубов у отца, который имел значительное влияние в Риме, но которого Рим все равно презирал. Не совсем «новый человек», но определенно не Юлий и не Корнелий. Впрочем, в целом Помпей чувствовал себя защищенным. Все его жены были аристократками: Эмилия Скавра — патрицианка, Муция Сцевола — из древнего плебейского рода, ну а Юлия в знатности превосходила обеих. Антистию он не считал. Он женился на ней только потому, что ее отец был судьей и прикрыл для него одно скользкое дельце.

Но как Рим отнесется к тому, что он согласится принять чрезвычайные полномочия? Диктаторство издревле было способом разрешать административные неувязки, изначально предназначенным для того, чтобы позволить консулам года вести войну. В прошлом диктаторами становились одни лишь патриции. Официальный период диктаторства — шесть месяцев, продолжительность сезона кампаний. Однако Сулла властвовал два с лишним года, и выбирали его не консулы. Он принудил Сенат назначить его диктатором, а потом сам назначал угодных ему консулов.

Не было у сенаторов обычая назначать кого-либо диктатором для разрешения гражданских проблем. И потому, когда Гай Гракх попытался свергнуть правительство невоенным путем, Сенат изобрел senatus consultum de re publica defendenda. Цицерон назвал этот закон проще — senatus consultum ultimum. Таким образом власть диктатора ограничивалась хотя бы теоретически. Потому что практически он мог действовать, как ему вздумается, ибо закон освобождал его от ответственности за любые проступки, совершенные во время диктаторства, какими бы отвратительными они ни казались.

Говорят, многие хотят видеть его в этой роли. И сам он раздумывает о том уже с год. Правда, еще до того, как Кальвин и Мессала Руф прошли в консулы, он твердо отклонил сделанное ему предложение, но почему-то о нем не забыл. Теперь предложения возобновились, и часть его натуры бурно радовалась перспективе занять еще один чрезвычайный пост. Он и так уже накопил много всяческих званий, буквально вырывая каждое у оппозиции, так почему бы не получить еще одно, самое важное? Но он — Помпей из Пицена. И больше походит на галла, чем на гражданина великой страны.

Несгибаемые приверженцы mos maiorum были категорически против. Катон, Бибул, Луций Агенобарб, Метелл Сципион, старый Курион, Мессала Нигер, все Клавдии Марцеллы, все Лентулы. Непреклонные. Очень влиятельные, хотя ни один из них не поднялся над Римом так высоко, как уроженец Пицена Помпей.

Должен ли он пойти на это? Что сулит выделка этой овчинки? Скорую катастрофу? Или блистательный взлет, достойно венчающий длинную цепь триумфальных побед?

Обуреваемый такими сомнениями, он метался по спальне, слишком большой для него одного и слишком пустой. Его порывистые движения повторяло огромное зеркало из полированного серебра, которое после смерти Юлии он велел перенести к себе в надежде, что в нем еще живы тени ее отражений. Надежды были напрасными, и он перестал обращать внимание на зеркало. Но сейчас вдруг обратил и увидел себя. Остановился, удивленно вгляделся, глаза его увлажнились. Для Юлии он старался держать себя в форме, оставаясь Помпеем ее девичьих грез — статным, подтянутым, мускулистым. Ничего этого больше не было и в помине.

Перед ним стоял пожилой грузный мужчина со вторым подбородком и отвисшим животом. На боках вместо талии складки жира. Знаменитые голубые глаза потускнели и заплыли, нос, сломанный при падении с лошади около полугода назад, стал совсем уж приплюснутым. Только волосы оставались по-прежнему блестящими и густыми, но что раньше было в них золотом, теперь сделалось серебром.

За спиной кашлянул камердинер.

— Да? — спросил Помпей, вытирая глаза.

— Гней Помпей, к тебе посетитель. Тит Мунаций Планк Бурса.

— Подай мою тогу!

Планк Бурса ожидал в кабинете.

— Добрый вечер! — громко приветствовал его Помпей. Он сел за письменный стол, не спеша сложил руки и вперил в визитера свой знаменитый буравящий взгляд.

— Ты припозднился. Как все прошло?

Планк Бурса громко прокашлялся. Он не отличался красноречием.

— После сессии пирушки не было. Без консулов никто о ней не подумал. Поэтому я обедал у Клодия.

— Да, да, но сначала о главном, Бурса! Что было в Сенате?

— Лоллий предложил назначить тебя диктатором, но, когда с ним стали соглашаться, выступил с возражениями Бибул. Он хорошо говорил. После него выступил Лентул Спинтер, потом Луций Агенобарб. Заявил, что ты станешь диктатором только через их трупы. Потом поднялся Цицерон. Еще одна хорошая речь, но уже в твою пользу. Все стали склоняться к мнению Цицерона, однако Катон устроил обструкцию. Председательствовал Мессала Руф, и собрание было закрыто.

— Когда следующее заседание? — хмурясь, спросил Помпей.