Сыщица начала века - Елена Арсеньева

– Номер квартиры? Это откуда же? – Света недоверчиво уставилась в недоступные темные окна.

– Да ты посмотри, вон табличка: «Подъезд номер 2, квартиры с 17 по 31». Здесь наверняка по три квартиры…

– Почему? – перебила ее Света.

– Прикинь: с семнадцатой по тридцать первую – это получается пятнадцать квартир. Пять этажей в доме, значит, три квартиры на этаже. Нумерация обычно начинается со стороны первого подъезда, в данном конкретном случае – слева. А наша квартира на правой стороне площадки. Значит, ее номер – девятнадцать. Делать нечего выяснить телефон и фамилию ее хозяев.

– Фантастика… – пробормотала Света. – Я, конечно, жутко отстала от жизни. Надо мне все-таки поднатужиться и купить Ваське компьютер. Я думала, одни стрелялки дома поселятся, а ведь и от компьютера толк может быть!

Алена, в компьютере которой не было ни разъединой стрелялки, вообще никаких игр, даже пасьянсов, только высокомерно пожала плечами.

– И у тебя эта программа прямо дома есть? – продолжала восхищенная Света. – То есть ты еще сегодня можешь все узнать?

– Сегодня не смогу. Но завтра в полдень ты все будешь знать. У меня нет этой программы, зато она есть у моей подруги. А я к ней завтра как раз в гости иду к двенадцати часам. И немедленно влезу в ее компьютер. И тебе позвоню. Заметано?

Света кивнула.

– Жаль, конечно, что сегодня мы сюда не пробились…

– Давай вот что сделаем, – предложила Алена. – Давай опять дом обойдем, посмотрим: если у них свет все еще горит, то попробуем опять с замком поэкспериментировать. Вдруг повезет. Или вот что: стой тут и карауль, может, кто-то выйдет из подъезда, ты тогда дверь держи мертвой хваткой. А я сбегаю посмотрю на окна.

И она бодро зарысила за дом.

Да, эта идея с программой 09 – отличная идея. И очень современная. Надо будет впихнуть ее в какой-нибудь детективчик.

Так, какие там окошки нам нужны? Одно большое аптечное, потом четыре первого подъезда… или пять? Два или одно соседних квартир, потом… вот эти два? Или вот эти?

Господи боже!..

Алена стала столбом, спиной к Ильичу, вперив взгляд в щель между неплотно сдвинутыми занавесками. Потом, не отрываясь от того, что невзначай привелось узреть, ступила на сырой газон и подкралась почти вплотную к окну.

Картина, открывшаяся ее взору, была достойна театра абсурда! Комната с простыми блеклыми обоями и часами на стене. Ничего особенного! Однако на дверь, находившуюся почти напротив окна, был наклеен большой черно-белый портрет какого-то мужчины, а человек, стоявший спиной к Алене и к окну, с силой метал в этот портрет дарты.

Меткость бросков была необыкновенная: все шесть дартов по очереди вошли в глаза «жертвы». Хозяин квартиры обернулся к окну – это был человек лет сорока, с внешностью типичного бизнесмена средней руки: самое обыкновенное лицо, не слишком-то выразительной лепки, тяжеловатое, кряжистое тело, коротко стриженные волосы, дорогие джинсы и футболка, потом подошел к портрету, вытащил по одному стрелы и вернулся на исходную точку. Он, казалось, отрабатывал кучность бросков и снова удивил Алену меткостью: все шесть дартов вошли в лоб человека, изображенного на портрете.

Правда, лоб был очень подходящий: высокий, да еще и с глубокими залысинами, отчего физиономия жертвы казалась непропорционально вытянутой вверх.

– Алена, ты где?! – раздался громкий шепот с дорожки, и писательница сообразила, что Света ее потеряла и перепугалась. Да, пора возвращаться. Хотя зрелище, конечно, захватывающее, ничего не скажешь, очень жалко от него отрываться!

Она уже достаточно присмотрелась к портрету жертвы, чтобы понять: это газетное фото, вырезанное и потом отпечатанное на ксероксе с увеличением на бумаге формата А 3. Видимо, местный Вильгельм Телль упражнялся в своем ремесле довольно давно, потому что вся эта щекастая, улыбчивая, глуповато-жизнерадостная, искусственно-простодушная физиономия на портрете была сплошь истыкана дартами. И все-таки не стоило никакого труда узнать человека, чье лицо стало мишенью для ненависти стрелка.

Что характерно, эта физиономия вызывала сходные чувства и у Алены. Да разве только у нее?! Без преувеличения можно сказать, что большая половина россиян с удовольствием хоть один разок метнула бы стрелу в портрет… а лучше и в сам оригинал. Ибо им был не кто иной, как знаменитый Чупа-чупс.

Из дневника Елизаветы Ковалевской. Нижний Новгород, август 1904 года

Дописываю наутро. Вечером у меня не хватило сил перечислить все события, случившиеся накануне, – столько их произошло. И, надобно сказать, у меня создалось впечатление, что их теперь каждый день будет происходить все больше и больше!

Впрочем, по порядку. Итак, я остановилась на том, как убежала от Вильбушевич.

Оказывается, я пробыла у нее не столь уж мало времени: почти час. Не кликнуть ли извозчика вновь? А то моя бедная Павла там небось уже совсем голову потеряла. Как бы не кинулась заявлять в полицию об исчезновении судебного следователя, девицы Елизаветы Васильевны Ковалевской! Ох, как представлю, какие громы обрушатся на мою победную головушку, так домой возвращаться не хочется.

Нет, все же напрасно я позволяю Павле так помыкать собой! Конечно, она моя нянюшка, она заменила мне всех моих родных, безвременно умерших, она вырастила меня, но в том-то и дело, что я уже выросла! Причем давно. И если меня еще называют девицею, то гораздо чаще – старой девою. А я все еще трепещу своей няньки! Уже своих детей пора бы стращать!

Вот удивительно: отчего это для мужчины возможно совмещать жизнь семейную с работою и даже карьерным ростом, а женщине – никак нельзя? То есть я не говорю о людях низших сословий, обо всех этих прачках да кухарках, которые очень часто обременены или семействами, или незаконно прижитыми (в том числе от господ своих!) детьми. Я говорю о женщинах, которые тщились получить образование в гимназиях или дворянских институтах, потом мечтали о дальнейшей учебе и даже умудрились, одолев предрассудки и общественное предубеждение, зачастую – перессорившись со всей родней, поступить в университеты, а то и закончить их, потом получить работу либо в медицине, либо в юриспруденции, либо в образовании. Они, эти женщины, обречены на одиночество. Не могу вообразить мужчину, который позволил бы жене, матери своих детей, ходить в присутствие, получи она хотя бы два или даже три высших образования и будь хоть доктором права!

Или то, или другое…

Ладно, что-то я задумалась не о том. «Нет, я не создан для блаженства, ему чужда душа моя!» Я прежде всего следователь и должна думать о раскрытии преступлений. Все в моих мыслях должно быть направлено на это!