Обрученная с Розой - Симона Вилар

– В таком случае либо вы во мне нуждаетесь, либо по каким-то неясным для меня причинам вы, ваше преподобие, испытываете ко мне расположение.

Епископ опять провел рукой по бороде. По его тонким губам скользнула усмешка.

– И то и другое, сын мой, и то и другое…

Рыцарь встал и шагнул к камину. Его широкая спина почти скрыла пламя.

«Какая мощь! – невольно подумал епископ. – Хорошо иметь такого воина на своей стороне».

– Ваше преосвященство, – не оборачиваясь, сказал Филип. – Я отправляюсь во Францию, где ваш брат экипирует войско, чтобы обрушиться на Эдуарда Йорка. Мне надлежит доставить ему послание. Вы же… – Он кивнул своим мыслям. – По всей видимости, вы хотите, чтобы я передал Уорвику какое-то известие. Но не будет ли это изменой моему королю, которому я присягнул на верность?

– Эдуард Йорк оказал мне великую честь, не лишив своих милостей после того, как мой брат Ричард перешел на сторону Ланкастеров, – с достоинством парировал епископ. – Я не намереваюсь выступать против короля Эдуарда. Это дело военных, духовные особы обязаны блюсти мир, ибо в Писании сказано: «Beati pacifici…»45 И я всем сердцем молю Господа о том часе, когда пресекутся кровавые распри и покой осенит детей Божьих в этой стране.

– Чего же вы хотите от меня?

– Весьма небольшой услуги, сын мой.

Джордж Невиль не спеша опустился в кресло и, отпив глоток из высокого чеканного кубка, проговорил:

– Во Франции, сэр Филип, в стане моего брата находится некий сквайр Хьюго Деббич. В Англии его земли конфискованы в пользу короны, как ланкастерца, а его сын, четырнадцатилетний мальчик, остался без крова и пропитания. Из простого милосердия я решил отправить отрока к отцу, ибо юноша пребывает в бедственном положении. Хьюго Деббич в свое время оказал мне немало услуг, и было бы справедливо отплатить ему добром.

– Преподобный отец, – возразил Филип, – известно ли вам, что путь наш лежит через бунтующую страну, через бурное море и в пути нас подстерегает немало опасностей? Не лучше ли определить отпрыска почтенного сэра Хьюго в одну из вверенных вам обителей и таким – куда более надежным – способом оказать услугу его родителю?

– Мне известно, что путь ваш нелегок, – со вздохом сказал епископ. – Но, я думаю, грешно разлучать сына с отцом. Мальчик всей душой рвется к нему. Оставить при одной из обителей?.. Видели бы вы этого сорвиголову! Он и неделю не выдержит строгого монастырского устава, а делать ему поблажки я не намерен, дабы не вводить в искушение других монахов. К тому же… пути Господни неисповедимы, и кто поручится, что Хьюго Деббич сможет вернуться в эти края и обнять сына?

Рыцарь молчал. Лицо его казалось изваянным из бронзы.

«Он что-то заподозрил!» – Чтобы прервать размышления Филипа, епископ хлопнул в ладоши, вызывая слугу.

– Приведите сюда Алана, – приказал он. – Вы, сэр Филип, сами сейчас убедитесь, какое это неглупое и живое существо. К тому же он неприхотлив и не станет вам большой обузой. Отлично держится в седле, я дам ему доброго коня, а вы получите известную сумму на дорожные расходы. Ну вот, я уже слышу его голос.

И в самом деле, из-за дубовой двери донеслись звонкий голос и безудержный смех, странно прозвучавший среди торжественной тишины епископских покоев.

Филип невольно обернулся. Дверь распахнулась, и появился тот, кого называли Аланом. Не входя, подросток привалился к косяку двери, заливаясь смехом. За ним маячила фигура испуганного монаха-прислужника, в руках которого дымилась погасшая свеча. Переступив порог, Алан пересек покой и просто рухнул в кресло, в котором перед тем сидел Филип Майсгрейв.

Епископ резко поднялся.

– Quid de symbolo? 46 – сурово осведомился он, невольно покосившись на Филипа, с интересом глядевшего на подростка.

– Там… Свеча…

Больше мальчик не мог вымолвить ни слова, заходясь от хохота.

Вошедший следом монах торопливо начал пояснять:

– Ваше преосвященство, сквозняк задул свечу, я оступился впотьмах, упал…

Мальчишка все покатывался со смеху.

– …И скатился по лестнице, – закончил монах.

– Я едва успел отскочить! – выдохнул Алан. – Святой отец запутался в сутане, не удержался на повороте и кувыркался по ступеням до тех пор, пока его не изловили стражники внизу. – Мальчик даже всхлипнул от смеха.

Такое поведение в присутствии духовного лица было вопиющим. Епископ нахмурил брови и, подойдя к племяннице, с силой встряхнул ее за плечи:

– Опомнитесь, сын мой! Ведите себя пристойно, ибо что может подумать о вас этот рыцарь?

Смех застыл на устах Анны. Только сейчас она заметила этого высокого синеглазого человека, строго глядевшего на нее. Она растерялась под этим взглядом и, словно ища поддержки, обернулась к дяде. Лицо епископа оставалось сумрачным. Он подошел к Филипу Майсгрейву.

– Сын мой, позднее я передам для содержания юноши достаточную сумму, пока же возьмите вот это.

И он вложил в руку рыцаря увесистый кошель. Филип подбросил его на ладони, монеты соблазнительно звякнули. И все же что-то во всем этом было не так.

Неожиданно в сумраке раздался голос мальчика:

– Ради всего святого, сэр, возьмите меня с собой! Именем Христа и его Пречистой Матери умоляю вас. Я не буду помехой в пути и стану вести себя тихо, как мышка. Ем я мало, могу долго не спать и выдержу любую скачку. Мой отец научил меня многому. Если понадобится, смогу приготовить ужин, вычистить оружие или разбить палатку. А еще я неплохо стреляю из арбалета. – Не зная, что еще добавить, мальчик развел руками и внезапно упал перед рыцарем на колени. – Увезите меня во Францию, сэр рыцарь! Мне нестерпимо оставаться здесь слабым и беззащитным, и я очень хочу к отцу. Разве это худое дело – соединить отца и сына? А если я окажусь совсем плох, лучше бросьте меня на дороге. – В его глазах стояли слезы.

Сэр Филип, взяв мальчика за плечи, одним движением поднял его с колен.

– Для начала твоему отцу следовало научить тебя не плюхаться перед первым встречным на колени.

Это прозвучало как пощечина. Анна выпрямилась.

– Может, отец и воспитывал меня не как должно, но лишь ему я дам отчет о своем поведении и не намерен выслушивать упреки от первого встречного.

Филип склонился, разглядывая это гневно вспыхнувшее лицо. Глаза мальчика, по-женски красивые, смотрели прямо и твердо.

– А ты мне нравишься, паренек, – вдруг сказал рыцарь и потрепал Анну по щеке. – Из тебя в свое время получится настоящий рыцарь, если перестанешь лить слезы. Ты поедешь со мной!

Сэр Филип улыбнулся. Странно было видеть такую нежную и светлую улыбку на этом обветренном суровом лице.

Потом он заговорил с епископом. Анна же опустилась на подставку у камина и подбрасывала в него дрова, а когда огонь разгорелся, не отрываясь глядела на рыцаря, на его мягкие кудри, сильную стать, вспоминая его прикосновение – прикосновение огрубевшей от меча и конских поводьев руки, которая только что так ласково коснулась ее щеки.