Петропавловская оборона - Александр Степанов

Лейтенант затопал ногами и закричал на него: ежели не Пойдешь к пушке, то сейчас повешу! и приказал гордень (веревка, с помощью которой подтягивают парус) готовить — это перевели Удалому. Удалой в ответ закричал сердито:

— Врешь, такой-сякой француз, ты меня не повесишь, а я к пушке не пойду! — нс этими словами бросился по снастям вверх по мачте и, поднявшись, перс134, прыгнул с них на ванты и закричал нам:

— Ребята! Нс подымайте рук па своих, нс сделайте сраму на сем свете... Прощайте! Видите, я принимаю смерть».134 Удалой прыгнул с мачты, за борт...

«Он исчез под водою, даже не пытаясь бороться против смерти, и не делал тех движений, которые невольно делаются вследствие чувства самосохранения даже людьми, одаренными самою железною волею», — с уваже-

пнем писал о гибели русскою моряка французский адмирал.

В героическом подвиге Семена Удалого слиты безграничность любви к родине и честь русского моряка. Он показал врагам п друзьям всю силу непримиримости к насильникам, покушавшимся на землю отчизны. Имя Удалого не забудется его потомками, советскими моряками!..

Петропавловская оборона обнажила глубоко запрятанные пласты душевных богатств, выявила уменье постоять за родину, стойкость, мужество простого русского человека. И в то же время героизм защитников Дальнего Востока, как и подвиги севастопольцев, несли в себе черты крепостнической эпохи. Солдатам и матросам было дано право умирать, но право на будущее у них отнималось крепостническим строем царской России. Впереди их ждала та же лямка, что была и раньше...

Трагической оказалась судьба маленького Матвея Храмовского, десятилетнего ребенка, потерявшего руку з бою 20 августа. Ему, «как не могущему быть годным к службе и снискать себе пропитание вне службы и даже обходиться без прислуги в таком месте, где не имеется благотворительных заведений», «не сумели» помочь ни командир Петропавловского порта, ни губернатор Восточной Сибири. Чтобы исходатайствовать Матвею Храмовско-му «какое-либо содержание», необходимо было указание самого царя. Бумажка, от которой зависела дальнейшая жизнь маленького героя Петропавловска, бесследно сгинула в канцелярских департаментах...

Не легче оказалась доля семейств защитников Петропавловска, оставшихся без своих кормильцев. Да и только ли их?.. «Здесь бедняк нс может подать кусок хлеба неимущему, ибо кусок хлеба стоит дневного пропитания бедняка», — писал Завой ко про Петропавловск.

15 только что закладывавшихся на амурской земле се-

лах устанавливались крепостные порядки. Сотенные командиры обладали всеми правами казнить и миловать. Об одном из них—Венцеле — вспоминал амурский казак Р. Богданов. Этот сотник «приезжал в станицу, не знавши кто на какую работу способен, выстраивал казаков по ранжиру, и сам назначал на работы. Случалось, попадали на плотничные пли другие работы люди совсем неумелые и неспособные, а за неумелость пускали в ход розги».

Бесправье, нужда, царские поборы тяжелым грузом прижимали книзу молодую русскую жизнь в Приамурье, не давали развернуться по-иастоящему населению- Камчатки и Охотского побережья.

Нс безинтересна и судьба тех. кто в начале пятидесятых годов умело готовил Дальний Восток к обсронс, а петом руководил военными действиями.

Через какие-то пятнадцать-двадцать лег нельзя уже было узнать организатора Петропавловской обороны Василия’ Степановича Завойко. Ему не оказалось хода в царской России, — с переносом гражданского управления сперва з Николаевск, а потом во Владивосток в услугах таких, как Завойко, уже не нуждались. Их места заняли люди с более знатным происхождением и петербургскими связями. Завойко пришлось удалиться в свое небольшое поместье в Балтийский уезд Подольской губернии: Здесь он и угасал, обойденный и забытый, превратившись в желчного старика, клянущего все и вся.

Не ко двору правящей клике пришелся и Геннадий Иванович Невельской, столько лет шедший прямым, чистым и честным путем к своей цели — укреплению мощи родины на Востоке. В 1856 году исследователь Приамурья был отозван в Петербург и назначен членом* ученого отделения морского технического комитета.

Это была ссылка, но ссылка особая, мучительная.*

Членами ученого отделения назначали люден, уже неспособных ни на какую работу. . .

— Пусть нюхает табак со стариками, — презрительно заявил о Невельском управляющий морским министерством Краббе. Так был заживо похоронен моряк, ученый, борец.

Под давлением Третьего отделения* Николай Николаевич Муравьев-Амурский был в 1861 году освобожден с поста генерал-губернатора Восточном Сибири. Однако совсем «забыть» его было нельзя. Сатрапов паря давили слова чеювека, которого они страшно ненавидели и страшно боялись, — Герцена. Выдающийся русский демократ и ученый, критикуя Муравьева-Амурского, в то же время отзывался о нем, как о «человеке с государственным смыслом», который «безо всякого сравнения, умнее, образованнее и честнее кабинета (министров. — А■ С.) совокупно». Окончательно расстаться поэтому с Муравьевым-Амурским боялись. Его тоже пристроили «нюхать табак со стариками», но в Государственный совет, который также почти никакой роли в жизни страны не играл.

И Невельской, и Завойко, и Муравьев находились еще в самом расцвете сил, когда были отставлены от живого дела.

Развитие Дальнего Востока, которому они так много отдали сил, шло в условиях царского строя крайне медленно, совсем не так, как об этом они мечтали. Но — шло!

Хорошо писал, покидая кран, И. А. Гончаров:

«Несмотря, одна кож. на продолжительность зимы, на лютость стужи, как все шевелится здесь в краю! Я теперь живой, заезжий свидетель того хнмическп-исторнчо-ского процесса, в котором пустыни превращаются с жилые места, дикари возводятся в чин человека, религия

Тогдашним высший орган царской полиции.

н цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы... II когда совсем готовый, населенный н просвещенный край, некогда темный, неизвестный, предстанет перед изумленным человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание, и так же не допытается, как не допытались, кто поставил пирамиды в пустыне. Сама же история добавит только, что это те же люди, которые в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а в другом учили алеутов и курильцев...»

И которые, можно добавить, умели отстаивать родную землю от нападения на нее врагов!

X. Последствия войны на Дальнем Востоке

Крах англо-французских захватнических планов в отношении русского Дальнего Востока, поражение западно-европейских держав на Тихом океане оказали огромное влияние на положение России, как великой тихоокеанской державы.

Главные боевые события в 1853—1856 годах, как известно, развертывались на Крымском фронте. По сравнению с масштабами Севастопольской обороны Петропавловский бон и военные действия 1855 года на Дальнем Востоке на первый взгляд представлялись второстепенными операциями. Но значение их вышло далеко за пределы непосредственно боевых столкновений.

Прежде всего,..упрочилось положение русского Дальнего Востока. Окончательно был решен амурский вопрос. Маркс замечал по поводу выхода России к морю, достигнутому при Петре Великом: «Никогда ни одна нация не мирилась с тем, чтобы ее морские побережья в устьях рек были от нее оторваны; Россия не могла оставлять устья Иовы, этого естественного выхода для продукции

№

Северной России, в руках шйедов, так же как устьев Дона, Днепра, Буга и Керченского пролива в руках кочевников — татар».*

Точно так же не могла страна допустить и того, чтобы устье Амура — единственной водной дороги из Сибири на Тихий океан — попало бы в руки англичан или американцев. Фактически уже накануне войны России вернула свои старые приамурские земли, заселение которых прекратилось со времени Нерчинском мира. Оставалось только облечь это возвращение в форму соответствующего международного договора с соседним Китаем, что и произошло в результате, дружественных переговоров 1858—1860 годов.

Правда, западно-европейские географы продолжали относить Приамурье к Маньчжурии и, не зная истинного состояния дел, считали край под властью Китая. Из Западной Европы этот взгляд проник н в Россию. Нс если вефить богдыхановским придворным летописцам, то и Россия и Англия считались... китайскими данниками! Ни фактически, ни юридически амурское левобережье, как и территория, лежавшая между рекой Уссури и Японским морем, никогда не входила в пределы Китайской империи.

Длительный процесс освоения русскими Приамурья привел к своему естественному результату — к пересмотру устаревших положений Нерчинского договора. Бот почему уполномоченный китайского правительства губернатор Хейлудзянской провинции И-Шань так легко согласился провести по Амуру русско-китайскую границу.