Училка и мажор - Юлианна Орлова

подкидывает варианты один краше другого. И черт возьми, у меня глаза выедает кислотой, стоит только представить.

—Я ведь узнаю, говори, кто он, — хриплю, сжимая вторую руку в кулак. Сам же сильнее прижимаюсь лицом к мягкой щечке.

Молчание. О которой можно порезаться.

—Кто он? — переспрашивает, едва поглядывая на меня.

—Да, кто он. Бывший, да? Просто имя. И это больше не проблема.

Сам эти слова выплевываю, запрещая себе думать, что у нее мог быть кто-то. Боже, конечно, мог, она же Богиня. Буквально, надо быть слепым, чтобы не заметить красоты, не понять, какая она замечательная, но теперь она только моя и больше ничья. И любой, кто просто посмотрит на нее не так, будет жалеть о том, что родился и собирать зубы по полу.

—С чего ты решил, что меня кто-то ударил? — старается оттолкнуть от себя меня, но нет. Не получится, девочка. Кладу руку на высоко вздымающуюся грудную клетку. Сердце стучит так быстро, и еще быстрее оно стучит, стоит мне только чуть-чуть сместить вторую руку вниз, скользнуть по животу, бедрам. Волосы безумными кудрями распластались по постели, переливаясь в ярких солнечных лучах. Сегодня тепло, и в этих ярких лучах она смотрится совсем как фарфоровая кукла.

—Потому что я не вижу обратного в твоих глазах, Рапунцель, — носом упираюсь в мочку уха и жадно вдыхаю. Она пахнет так, что я снова и снова хочу вдыхать, ощущая на языке сладкий привкус того, что учуял нос. Прекрасно. Незабываемо.

—Мой бывший тут не при чем, — через силу выталкивает из себя, морщась.

На одну проблему меньше.

—Кто тогда?

Пальцы скользят по трусикам, слегка надавливая. Горячо и влажно. Так приятно, что я радуюсь этому факту словно обезумевший. С ней я давно таким стал. Хотя бы потому что спер ключи с тумбочки, когда уходил, потому что посчитал это правильным. Ну не маньяк? Маньяк, и я ничуть не жалею об этом. Зато спокойно зашел в темную квартиру, разделся и улегся рядом со своей девочкой, которая лишь сильнее прижалась ко мне, плотнее обвивая руками и ногами.

Впервые так спокойно спал. Просто спал. С кем-то спал, что вообще для меня новый опыт. А так спать без сновидений, а самое главное, без удушающих кошмаров, — прекрасно.

—Никто, — бегающих взгляд, сомкнутые губы. Мои пальцы продолжают. Вожу вверх-вниз сквозь тонкую ткань трусиков, внимательно вглядываясь в широко распахнутые глаза своей девочки. Она замирает, дыхание становится поверхностнее. Нравится. Чуть добавляю давление, ускоряясь. Пальцы становятся мокрее, и я опускаюсь к шее, покрывая бархатную кожу жадными поцелуями, пока пальцы проворно забираются по резинку трусиков и погружаются в самый жаркий рай на земле.

Один палец вожу по клитору, пока губами я поднимаю ночнушку и присасываюсь к возбужденному соску. Жадно. Мне мало. Языком ласкаю нежную плоть, не прекращая поступательных движений внизу. Еще и еще, пока Вася не откидывается на спину и не изгибается, бормоча что-то нечленораздельное. Эта картина запредельно-нереальна, только моя. Пухлая грудь в так с движениями пальцев двигается скачет вверх и вниз, пока я сжираю все что мне достается.

Хлюпающие звуки становятся для меня самой приятной музыкой. Наклоняюсь к своей девочке и провожу языком от груди и до самой мочки, прикусывая ушко как раз в тот момент, когда мои пальцы ощущают, как мышцы сжимаются. Вася резко натягивается струной, а потом оседает в моих руках, по лицу проходит судорога наслаждения, одной ногой она прижимает меня сильнее к себе, и я опускаюсь на вспотевшее тело, сам сгорая от того, что не кончил. Но от этой картины мне легче. В разы.

—Вообще-то плохие девочки не кончают, но ладно уже, сделаю тебе бонус. Вернемся к нашему разговору. Что с рукой?

— Упала. Очнулась. Гипс.

Задыхающимся голосом шепчет Вася, в глазах светятся слезы. Но это явно не от печали. Я плавно вытягиваю из нее пальцы и деловито рассматриваю. Много.

—Врешь, — улыбаюсь, но на самом деле раздумываю, что мне с этой колючкой делать

19. Милые бранятся…только тешатся

ГЛАВА 19

ВАСИЛИСА

Я понимаю, что окончательно распалась на части. Так просто в его руках я становлюсь пластилином, из которого Белов лепит все, что ему только заблагорассудится. Вот только нельзя так, по многим факторам нельзя. Чувствуя приятную тянущую боль внизу живота после невозможного оргазма, я сейчас плачу не от боли, а от всего свалившегося. Ну разве так можно? Ну почему со мной? Почему меня тянет к парню, к которому не должно тянуть? Между нами настолько огромная пропасть, что я в ней сверну себе шею.

—Слезь с меня.

Отворачиваюсь, запрещая себе тонуть в его глазах, запрещая себе испытывать трепет от касаний. Но руки продолжают меня ласкать. Я ведь должна оттолкнуть, да? Должна?

—Нет.

—Зачем ты это делаешь? — прикрыв глаза, шепчу, набираясь внутренней силы, чтобы дать последний отпор. Нельзя так.

—Делаю что? — дурашливо смеется в ответ Рустам, бодая меня носом. Мимо воли по телу проносятся стаи мурашек.

—Все это со мной? Тебе мало девушек? Мало того, что любая может быть с тобой стоит тебе только подмигнуть?

И я ведь правду говорю, чистую правду. Не нужно быть гением, чтобы понимать: он лакомый кусочек для любой встречной, а уж сколько мысленно решают за него повоевать — не счесть. Я видела жадные взгляды своих студенток. Я понимаю, что он молод и горяч, а в этом возрасте нет других мыслей, кроме как заполучить очередную недостижимую девушку в личный список побед. Я понимаю, но не хочу стать еще одной. Таких я перевидала много, даже мой бывший, первый и единственный, по итогу оказался таким, правда, надо отдать ему должное, он действовал в разы тоньше Рустама.

—Затем что ты моя, Василиса, просто моя, — шепчет мне в ухо, оставляя нежный поцелуй на мочке.

От этих слов внутри все переворачивается, но я продолжаю отталкивать от себя Рустама. Руками впиваюсь в оголенную грудную клетку, ощущая, как мышцы играют под моими ладонями. Он весь словно выкован из стали, накаченный пресс, проявляющиеся мышцы, он ведь качается как пить дать. Господи, я рассматриваю сейчас своего студента?

Тебя только что до оргазма довел твой студент, умница! Просто молодец. Боже. Что я твою? Прикусывая губу, впервые решаюсь посмотреть Рустаму в глаза. И это моя ошибка, крупная и несущая те еще последствия, потому что я замираю, застирываю изваянием и тону.

—Моя, — повторяет, наклоняясь к