Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

С копьём тоже тренировались, так как для рыцаря именно копьё считается оружием № 1, способным выбить соперника из седла. Я смастерил из сухой травы своего рода чучело, которое на стоянках насаживалось на шест на высоту всадника, вот в него-то, разгоняясь на своих буцефалах, мы и всаживали наши копья. По мере приближения к Парижу и этот аспект нашего боевого мастерства неуклонно повышался.

Кстати, чем ближе мы приближались к столице Франции, ещё пару веков назад называвшейся Западно-Франкским королевством, тем оживлённее становилась окружающая обстановка. Париж в эти времена считался вполне приличных размеров городом и был окружён монастырями и аббатствами, одно из которых — аббатство бенедектинок — основала Аделаида Савойская — супруга Людовика VI Толстого и мать нынешнего короля Людовика VII Молодого.

Как я позже прикинул, покатавшись верхом и побродив пешком по улочкам Парижа, размер его составлял примерно 2 км с севера на юг и 1,5 км с востока на запад. Город был разделён полноводной Сеной на две половины. Главные церкви (Сен-Жульен-ле-Повар, Сен-Северен, Сен-Бак, Сент-Этьен-де-Гре) стояли разграбленными, дома, лавки, проезды и улицы Сите изрядно обветшали. Остатки галло-римских построек всё еще попадались на улицах Парижа. Развалины стали частью стен и площадей города, а упорядоченное градоустройство отсутствовало.

Окраинные улицы (особенно левобережье) предоставляли собой грязный лабиринт, кишевший домашними животными и крысами, заполненный мусором и фекалиями, что кучами скапливались между ветхими строениями.

Все постоялые дворы, которые мы с Роландом объехали, были заполнены под завязку будущими участниками крестового похода. Народ ночевал чуть ли не в сараях в обнимку со скотиной. Самые шустрые успели заселиться в окружавшие Париж монастыри, им там вообще предоставили кров бесплатно. В отчаянии мы стали стучаться во все подряд дома с просьбой о постое, за который может заплатить полновесным серебром. Поначалу и здесь нас ожидало разочарование. Оказалось, не мы одни такие умные.

Невольно на память пришло на память сравнение с Крымом, куда мы с женой ездили однажды отдохнуть уже после того, как полуостров перешёл под юрисдикцию России. Денег на пансионат и санаторий у нас не было, мы изначально рассчитывали снять комнатушку либо в частном секторе, либо, если повезёт, в каком-нибудь многоквартирном доме. Вот тогда мы малость и охренели от цен, которые выкатывали владельцы домов и квартир.

Нечто подобное наблюдалось и в Париже в преддверии нового крестового похода. Но мы всё же сумели договориться с одной вполне ещё моложавой вдовушкой, жившей в ветхом домике с тремя детишками. Эжен — так звали хозяйку — год назад потеряла мужа, утонувшего во время рыбалка на Сене, и зарабатывала на жизнь шитьём в чём ей помогали обе дочери. Сын — сопливый пацан лет восьми — тоже был при деле, ходил в помощниках у кожевенника. Не жалела его мать, это же офигеть какое тяжёлое и вредное производство, там, по уму, надо работать в костюме химзащиты. Но в это время их не было, да если бы и были, разве стал бы кто заморачиваться безопасностью персонала. Человеческая жизнь ничего не стоила, один умрёт — на его место тут же пять прибегут, готовые трудиться за пару денье в неделю.

Лошадей пристроили на заднем дворике. Из своей живности у неё были только куры, бегавшие по этому самому двору, так что закупкой овса нам с Роландом пришлось озаботиться самим, благо что хозяюшка, подсказала, где его можно купить.

Нам она для проживания выделила чердак, оказавшийся хоть и пыльным, но не засранным голубями. Может быть, потому что круглое чердачное оконце, забранное бычьи пузырём, было закрыто и, похоже, последний раз его открывали очень давно. Я всё же распахнул окно и попросил хозяйку за лишний денье протереть на чердаке полы влажной тряпкой. Она на это дело командировала старшую дочь Клаудию. Той было лет шестнадцать, девица, можно сказать, на выданье, хоть и далеко не красавица. Елозя по полу с тряпкой в руках и заткнутым за пояс передника платьем, обнажавшим её крепкие икры, она то и дело бросала в нашу с Роландом сторону недвусмысленные взгляды.

Ещё до заселения мы успели выяснить, что выход из Парижа намечен на воскресенье, 6 июля… То есть Юлиуса. Оплатили проживание с питанием и постельным бельём на две недели вперёд. Отдельно я доплатил за стирку. Все расходы я пока взвалил на себя, тем более что Роланд уже давно перестал на эту тему возражать.

Утро началось с неизменной тренировки. И с этим мой товарищ давно смирился, тем более что первые мышечные боли остались далеко позади, и он начал даже испытывать какой-то интерес к регулярным физическим упражнениям. Конечно, до моих кондиций ему было ещё далековато, но парень старался, и мышцы прокачивал, и над растяжкой работал и, само собой, оттачивал боевые навыки. Отдельное внимание мы уделяли рукопашному бою, и вот здесь мой товарищ — хоть я и старался работать не в полную силу — редкий раз обходился без синяков. Но, к его чести, уже не стонал, а лишь сопел, набычившись, и раз за разом пытался мне наподдать. Получалось у него пока не очень, если честно, однако видеть такое желание было приятно.

Хозяйка на завтрак решила попотчевать нас купленной вчера на базаре копчёной рыбой, сыром и хлебом грубого помола, насколько полезным, настолько и невкусным, а в качестве аперитива поставив на стол кувшин пива. Я велел пиво убрать, а вместо него заварил чайный сбор, как я его называл. Собрал я его, основываясь на своих вкусовых предпочтениях. Но был ещё и отдельно иван-чай, ферментированный по ходу нашего путешествия из Клермона в Париж, вот его я предпочитал заваривать, не смешивая ни с какими другими травами, чтобы не отбить оригинальные вкус и аромат.

Так как Эжен подрабатывала шитьём, я тут же загрузил её работой, пообещав щедро отсыпать серебра. Заявил, что нам с моим спутником потребуются по двое льняных штанов с пропущенной по поясу тесёмкой, и по две просторных рубахи из того же материала. Из самого хорошего льна, который только она может достать.

А затем я сильно удивил женщину, когда объяснил, что нам с товарищем ещё понадобятся и трусы. Я произнёс на французском «culotte», слово, которое знал из будущего, но оказалось, что в эту эпоху ни слова «culotte» не существует, ни трусов как таковых. Впрочем, что трусов пока не изобрели, я и так догадывался. Пришлось буквально на пальцах объяснять, что это те же штаны на завязках (а куда деваться, резину ещё не изобрели), только короткие, до середины бедра.

Нижнее бельё в эти тёмные времена ещё не вошло в обиход, а мне без тех же труселей было некомфортно. Что поделать, не так быстро из меня выветривались приобретённые в течение всей моей жизни в XXI веке привычки.

Разобравшись с заказами для Эжен, я потащил Роланда к башмачнику. Эта гильдия занимала часть соседнего квартала. Я поймал прохожего, несшего через плечо пару новых, судя по всему, сандалий, и спросил, где найти самого лучшего мастера. Нам было предложено зайти в мастерскую Мориса Оливье, и указан путь. Небольшая мастерская располагалась в подвале двухэтажного дома, на котором на металлическом штыре висела жестянка, вырезанная в форме башмака. Мастер и его юный подмастерье в момент нашего появления были заняты делом: один вырезал из куска кожи заготовку, а второй плёл сплетал три тонких кожаных шнурка в один. В мастерской повсюду стояли и лежали рулоны разных цветов кожи, а также ткани: сатин, бархат и парчу. В деревянном ящике лежали пряжки из металла серебристого и медного оттенков.

— Добрый день! Не вы ли уважаемый мастер Морис Оливье? — спросил я у пожилого.

Тот посмотрел на меня исподлобья и буркнул:

— Я занят, у меня много заказов. Приходите через семь, а лучше десять дней.

— Боюсь, если мы с моим другом придём через семь или тем паче через десять дней — то вы просто не успеете выполнить наша заказ, так как третьего дня Юлиуса мы с войском короля выдвигаемся в крестовый поход.