Колдовство любви - Аннет Клоу

— И… — девушка горела нетерпением, не забывая есть рыбу и при этом сладко облизывать свои тонкие пальчики.

Антонио едва сдерживал себя и сжигал взглядом обоих собеседников.

— … и дама не может не ответить на его чувства, — продолжил Франческо. — Однако, моя птичка, ты не должна сдаваться слишком скоро. Твой возлюбленный должен немного пострадать, чтобы сила его желания возросла. Мужчина любит охотиться на дичь, а не брать пищу из протянутых рук.

— А женщина может сама выбрать себе любовника?

— Довольно! — резко вскочил с места Антонио, и не будь кресло привинчено к полу, оно бы отлетело к стене. Протянув руку, он схватил девушку за руку и вытащил из-за стола. — Мы поговорим с тобой позднее, — рявкнул он Франческо и потянул Лали прочь из каюты.

Вслед им несся заливистый смех капитана.

36

Сначала Антонио направился в каюту, но внезапно изменил свое решение и направился к шатру. Он чувствовал, что не должен оставаться наедине с Лали, потому что уже не было сил держать себя в руках. Каждый взгляд, прикосновение, слово девушки чрезвычайно волновали его, а ревность заставляла совершать то, о чем он запрещал себе думать. Здесь, на палубе, было гораздо безопаснее для них обоих.

Опустив полог шатра, Карриоццо отпустил руку Лали и мрачно вперил в нее потемневшие глаза.

— Как ты смеешь так себя вести? — зарычал Антонио низким, напряженным голосом.

Лали невинно улыбнулась:

— Я всего лишь попросила Франческо объяснить мне особенности любовных отношений в Италии. Ты все время попрекаешь меня жизнью в гареме, но даже не пытаешься обучить правилам любви, которые приняты на моей родине.

— Франческо — плохой учитель в любви. Он никого не любит, кроме моря.

— А ты? — вызывающе спросила девушка.

Стрела достигла цели. С окаменевшим лицом Антонио медленно проговорил:

— Я… Я могу объяснить тебе главное правило: женщина не смеет задавать столь откровенные вопросы постороннему мужчине.

— То есть обсуждать любовные дела она может только с любовником и мужем?

— В жизни порядочной женщины есть лишь один любовник — тот, за которого она вышла замуж, — эти слова прозвучали как приговор.

Опустив голову, Лали уставилась на носки сапог Карриоццо.

— Теперь я понимаю… — медленно проговорила она, — понимаю, почему ты не хочешь быть моим любовником.

Из глаз Лали брызнули слезы, заставив Антонио забыть о ревности. Он ласково приподнял ее подбородок и поцеловал глаза, в которых дрожали предательские соленые капли.

— Я не хочу, чтобы это произошло на галере. Мой золотой тюльпан должен раскрыться в дивном саду. Грязная каюта не достойна стать дворцом любви для столь чудесного создания.

— Ты сказал… — слезы мгновенно высохли на бархатных щечках, и Лали с надеждой уставилась в глаза Карриоццо, — у женщины может быть лишь один любовник — ее муж? Ты женишься на мне, Антонио? — и тут же испуганно прикусила губку.

— Глупышка моя… — Карриоццо ласковым жестом убрал прядь волос с лица девушки. — Я обещал, что буду заботиться о тебе, но женитьба не для меня. Дважды я был помолвлен и дважды потерял своих невест. А тебя терять не хочу.

У нее перехватило дыхание.

— Дважды! Они умерли?

— Первая невеста исчезла из моей жизни раньше, чем я успел почувствовать какие-либо чувства к ней. Мне было всего лишь двенадцать лет, и я даже лица ее не помню.

— А вторая?

— Она изменила мне, — он пожал плечами с излишне безразличным видом.

— Как ты узнал об этом?

Хотя Антонио смотрел ей прямо в лицо, у девушки создалось впечатление, что мысли его далеко отсюда и видит он сейчас вовсе не Лали.

— Она вышла замуж за другого. За человека, который был отцом моей первой невесты. Словно в насмешку над моей любовью. Впрочем, быть может, Монна и впрямь влюбилась в старика. Однажды я случайно заметил, как она смотрит на этого человека, и лишь позже понял, что значил этот взгляд. Так смотрят на человека, которого обожают.

Лалй покачала головой. Она не могла представить, как можно предпочесть Антонио другого мужчину. Пусть даже во много раз превосходящего его в красоте (честно, говоря, Карриоццо уступает Франческо в обаянии), но для нее нет никого лучше этого упрямца.

— Ты опасаешься, что я поступлю так же? — мягко спросила она.

— Сегодня за ужином ты это мне показала.

— Ты ничего не понял… — с горьким сожалением прошептала девушка и хотела выйти из шатра.

Он поймал ее и сжал в сильных объятиях.

— Я все понял, — прошептал он, погрузив лицо в ее роскошные волосы, пропахшие соленым морским ветром. — Ты хотела вызвать мою ревность. Глупышка моя! Ты все придумала, придумала свои чувства. Просто я оказался первым мужчиной, которого ты встретила в своей жизни. В Италии у тебя будут толпы поклонников, и ты сможешь выбрать любого.

— Я уверена в своих чувствах. Твои глаза снились мне раньше, чем я увидела тебя наяву.

Лали трепетала, как тростинка, и прижималась к Антонио так, словно опасалась, что без него сразу же погибнет.

— Ты не понимаешь, что творишь… — прошептал Антонио и приник губами к ее рту.

Девушка с жадностью ответила на нежный и одновременно страстный поцелуй. В ответ Антонио стал целовать ее еще жарче, ощущая, что их сердца колотятся как сумасшедшие, заставляя сильнее бурлить кровь.

Когда губы устали от поцелуев и Лалй открыла затуманенные глаза, он тихо спросил:

— Перемирие? Девушка улыбнулась.

— Да.

37

— Турецкие галеры! — закричал матрос из корзины, укрепленной на мачте.

Помрачневший Франческо, заложив руки за спину, медленно повернулся и вгляделся в судна, устремившие свой бег им наперерез. Плавание шло чересчур спокойно, и глупо было предполагать, что им не придется столкнуться с корсарами. Дней через пять «Наяда» смогла бы достичь лагуны, но в воздухе внезапно стал витать призрак смерти и рабства.

Зная, что корсары непременно захотят вынудить их приблизиться к скалистым берегам Морей, где судно разнесет в щепки, Франческо крикнул рулевому:

— Выводи подальше от берега!

Лоредано глубоко втянул носом тяжелый, насыщенный предстоящими грозными залпами, воздух, с шумом выдохнул его и начал отдавать четкие распоряжения команде. Опытные и закаленные в походах моряки, в ту же секунду бросились исполнять приказы капитана. Они старательно крепили канаты и паруса, доставали оружие и выкатывали пушки, делая свою работу четко и возбужденно в предчувствии смертельной опасности, пьянящей, как терпкое вино, и заставляющей закипать кровь.