Ярость валькирии - Ирина Мельникова

— Не имею ни малейшего желания! — ответила Юля. — Вероятно, что-то гадкое.

— Вы абсолютно правы.

— Вот видите, я же вам говорила, что она ненормальная! — произнесла Юля.

Ее глаза при этом светились таким простодушием и искренностью, что можно было бы зарыдать от умиления, не знай Кирилл о способностях этой бестии. По всему выходило: хозяева что-то скрывали. Наверное, Навоев подумал то же самое, потому что сухо произнес:

— Возможно, ненормальная! Или человек, доведенный до отчаяния. Всего вам доброго!

Он вышел. Кирилл хотел было последовать за ним, но Юля схватила его за рукав и втянула обратно, захлопнув дверь.

— Миронов, я не поняла, ты чего тут вьешься, как черный ворон? — прошипела она. — Почему именно к нам следователя притащил? И с какого перепуга все ему разболтал?

Кирилл выдернул руку и сердито отрезал:

— Уймись, наконец! Навоев ведет следствие. Он сам решал, с кем ему нужно побеседовать в первую очередь. Я и мои опера снабжаем его оперативной информацией. Ваши номера есть в телефоне Сотниковой. Их даже пробивать не пришлось. О ваших склоках уже весь город знает! И потом, с чего ты бесишься? Если вы чисты, как стеклышко, то рано или поздно Навоев от вас отстанет. Но где гарантия, что вы не при делах?

— Скотина! — припечатала Юля и даже замахнулась.

Но Валерий удержал ее за руку и торопливо распахнул дверь.

— Юля, отстань от человека! Кирилл, спасибо, что не заковал в наручники!

Миронов не нашелся, что ответить, шагнул через порог. И тотчас стальная дверь с лязгом захлопнулась за ним.

Он направился к лифту, и тут в кармане зазвонил телефон. Кирилл остановился. Номер на экране был незнакомым.

— Простите, вы майор Миронов? — уточнил мужской голос в трубке. — Мне дали ваш номер. Я — Денисов! Игорь Денисов! Вы хотели со мной побеседовать?

— Очень хотел! И не только я. Подходите через час к дежурной части ГУВД. Я выпишу вам пропуск! — сказал майор тем строгим тоном, которым надлежало говорить начальнику убойного отдела, и подумал, что сегодня у него найдется, что доложить Шишкареву.

После ухода Миронова Валерий направился в кухню, достал из шкафчика бутылку коньяка и плеснул в кофейную чашку. Уставившись перед собой невидящим взглядом, сделал первый глоток.

Коньяк скользнул в горло, но удовольствия не доставил. Валерий сделал еще один глоток и посмотрел на жену. Юля вздохнула, затем извлекла из шкафа роксы, а из холодильника — нарезанный на блюдце лимон. Не сказав ни слова, она поставила стаканы перед мужем, и тот, продолжая хранить молчание, наполнил их на четверть.

— Они рано или поздно узнают, что мы врем! — сказала Юля.

— Необязательно! — вяло ответил Валерий. — Вспомни, самые громкие дела Миронов раскручивал с твоей и Никиткиной подачи. Менты, по-моему, вообще с логикой не дружат.

— Не скажи! — возразила Юля. — Кирилл, конечно, где-то недотепа, но хватка у него железная и с логикой все в порядке, так что отрабатывать версии он умеет. Следствие ведет Навоев, я о нем тоже слышала. Если Миронов — доберман, то Навоев — такса. На вид — безобидная мелкота, но если вцепится, то мертвой хваткой. К тому же такса — норная собака. Так что рыть будет, не остановишь! Это я уже о Навоеве!

— Ничего! — улыбнулся Валерий. — Прорвемся!

— Не прорвемся! — зло сказала Юля. — Нас вполне могли видеть рядом с Сотниковой. Поэтому нужно действовать на опережение! По-моему, Миронов уже что-то заподозрил!

— Юля, это была формальная беседа. Даже без протокола. Думаешь, кто-то всерьез поверит россказням, что я хотел поглотить бизнес Сотниковой? А когда не вышло, убил? Да бред это сивой кобылы полнейший! Мне с ее смерти какая выгода? К тому же ты слышала? Консьержка сказала, что у нее изрезано лицо, а это почерк того ублюдка, что шастает по городу.

— А если они решат, что этот ублюдок — ты? — нервно воскликнула Юля. — Менты запросто повесят на тебя все «глухари» только потому, что Сотникова надумала нам позвонить. Кто-нибудь обязательно расскажет, что ты ее ударил. Я очень сомневаюсь, что по каждому эпизоду с изувеченными тетками у тебя найдется алиби. Нельзя сидеть и ждать, пока они придут с ордером!

Ее глаза вспыхнули, щеки порозовели, но Валерий стукнул кулаком по столу и приказал:

— Даже не рассчитывай!

— Но я же ничего еще не сказала!

— Может, и не сказала, но зато подумала! — Валерий снова хватил кулаком по столешнице. — Только посмей сунуть нос, куда не просят!

В соседней комнате истерично зачирикал какаду. Юля не стала перечить, но обняла мужа за плечи, уткнулась ему в грудь лицом и расплакалась.

Валерий опешил. Юля плакала крайне редко, и если уж рыдала, то не по поводу ерунды, которую легко можно было бы исправить. Как сейчас, к примеру. Подумаешь, подозревают в убийстве, эка невидаль! Пара звонков, немного денег, и все подозрения испарятся. Юля знала о его талантах проходить сквозь непролазную чащу проблем. Тогда отчего эти слезы?

Валерий обнял жену, теснее прижал к себе. Руки у нее были холодными, как лед, и всю ее трясло, как в лихорадке.

— Я боюсь! — судорожно всхлипнула Юля. — Кто-то играет против тебя!

— Не бойся! — ответил Валерий и поцеловал в затылок. — Я все улажу! Никто против меня не играет! Разве что Миронов — твой дружок, какую-нибудь провокацию устроит!

— Нет! — Юля всхлипнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Кирилл соблюдает закон, или по крайней мере старается, а вот Навоев… За него я не стала бы ручаться!

— Хорошо! Я понял! — улыбнулся Валерий. — Пока телефоны не поставили на прослушку, я тут позвоню кое-кому. А ты не крутись под ногами, не грей уши! Собирайся, через полчаса едем в салон. Нечего прохлаждаться!

Юля демонстративно громко вздохнула, скорчила недовольную гримасу, но Валерий не отреагировал, смотрел на нее сердито! Ждал, когда уйдет!

Ей ничего не оставалось, как подчиниться и покинуть кухню. Правда, уже в гостиной Юля не выдержала и выкрикнула:

— Учти, все твои звонки рано или поздно вычислят!

Валерий усмехнулся:

— Так, может, и не дойдет до этого!

Юля это выслушала, достала телефон из кармана халата и, оглянувшись на дверь, проворчала себе под нос:

— А мне что мешает позвонить Никите?

Глава 24

Улицу освещал единственный фонарь. Крупные хлопья снега роились под ним, словно ночные мотыльки, и медленно планировали на землю. В окнах особняка, обнесенного высоким кирпичным забором, было темно, и лишь в одном, на втором этаже, сквозь неплотно сдвинутые шторы пробивался узкий, как бритва, луч света. Соседние дома прятались за такими же высокими заборами из кирпича или металлического профиля, из-за которых едва виднелись верхушки деревьев в пушистых шапках. На заметенной снегом улице — ни машин, ни единой человеческой души. И ни единого звука, если не считать далекого лая собак.

«Фольксваген» Никиты едва пробился к дому Сотниковой. Дважды он садился на брюхо, дважды его пришлось откапывать, выбрасывать снег из-под днища, нецензурно ругать погоду, немецкие якобы всепогодные ботинки, и проклинать незавидную репортерскую участь. В машине Никита вытряхнул снег из ботинок, но носки все равно промокли. И это, как он понимал, было только началом его ночных злоключений за городом, где даже сотовая связь почему-то работала с перебоями.

Наконец, страдалец «жук», пыхтя, чихая и переваливаясь в снежной колее с боку на бок, как утка, высветил фарами нужный номер, который едва виднелся из-под снежного козырька.

Никите страсть как не хотелось выходить из машины. Заглушив мотор, он некоторое время копался в сумке, наконец, нашел диктофон, проверил заряд батареи в фотоаппарате и выглянул в окно. Все подступы к дому превратились в огромный сугроб, что настроения ему не прибавило. Чертыхаясь, он выбрался из машины и направился к воротам, по-журавлиному поднимая ноги, но как ни осторожничал, снова набрал полные ботинки снега.

На вызов по домофону долго никто не отзывался. Никита достал из кармана сотовый, чтобы позвонить хозяину, как вдруг динамик ожил, и сквозь легкий треск пробился мужской голос:

— Да! Я слушаю!

— Иван? Это я вам звонил. Никита Шмелев.

— Ах да, точно! Я совсем забыл. Входите, пожалуйста!

— А как насчет собак?

— Проходите, говорю! Нет никаких собак!

Домофон запиликал, и Никита торопливо толкнул створку калитки, пока хозяин не передумал.

Двухэтажный, солидный коттедж выглядел нежилым, не только потому, что в окнах не горел свет. Дорожки давно не расчищали от снега, а на крыльце намело высокий сугроб. Крохотный фонарь над крыльцом освещал лишь верхние ступени. Весь двор тонул в темноте, и одинокое световое пятно только усилило чувства пустоты и обреченности, исходившие от дома. И, должно быть, поэтому он напомнил Никите верного пса, который издох, не дождавшись хозяйки.