Хромые кони - Мик Геррон

который, возможно, издавала работающая камера, да еще странное шуршание, источник которого он определил не сразу. Оказалось, это шуршали газетные страницы — его продолжало трясти. Как-то очень мало шума, подумал он. Ему следует орать, крыть этих ублюдков что есть мочи, чтобы они поняли, что он не боится, что он их в гробу видал. Однако он молчал. Какой-то внутренний голос предостерегал: «Если станешь ругаться, им это может не понравиться. Они могут подумать, что ты дурной человек. И кто знает, что они с тобой тогда сделают?» Этот тонкий голосок предостерегал все время, пока гудела камера и шуршала газета, но наконец один из клоунов сказал «хорош» и гул прекратился. Газету вырвали из рук. Спихнули со стула.

Он упал на пол, прокусил губу, и, возможно, это бы окончательно вывело его из себя, но, еще не раскрыв рот, он почувствовал, как рядом оказалась чья-то большая голова, которая выдохнула ему на ухо, пополам с тягостной луковой вонью, слова, чей смысл взорвался и пропечатался в мозгу. А потом похитители вышли, а его снова поглотила тьма. Голосок внутри умолк, ибо теперь пришло истинное понимание происходящего — понимание, что не важно, какого рода человеком его считали, не важно, станет он ругаться или будет смиренно выполнять приказы, потому что все, чем он был для них, сложилось вместе задолго до этого момента. Достаточно было цвета его кожи. Того, что он не исповедует их религию. Им просто противно его присутствие среди них, сам факт его существования оскорбляет их. Он мог крыть их последними словами или опуститься перед ними на колени и отсосать по очереди у каждого — это не изменило бы ровным счетом ничего. Он был виновен в том — что был. И наказание его было предопределено.

«Мы отрежем тебе голову».

Вот что сказал ему голос.

«И выложим это в интернет».

Вот что он сказал.

«Тварь черножопая».

Хасан плакал.

7

В тошнотворной пивнушке через дорогу подавали кое-какую еду, а беспорядочное расположение залов позволяло отыскать укромный уголок. На обед Ривер смотался так рано, что это могло быть расценено как поздний завтрак, но все в Слау-башне были настолько погружены в сегодняшнюю новость, что вряд ли кто-то обратил внимание. Ему надо было проделать кое-что не связанное с бумажной работой; он хотел знать, чем, возможно, занят сейчас Паук. Ривер загрузил ноутбук и воткнул в него флешку, тем самым, строго говоря, совершив уголовно наказуемое деяние. Но его все окончательно достало. В жизни каждого молодого человека бывают моменты, когда это представляется достаточно серьезным основанием.

По прошествии десяти минут данное основание стало представляться значительно менее серьезным.

К заказанному сэндвичу с беконом он не притронулся. Кофе был отвратителен до невозможности. Чашка с одной стороны, тарелка с другой, ноутбук по центру — он один за другим просматривал файлы, которые Сид похитила у Хобдена. Однако дело было в том, что это не могли быть те самые файлы. Если только…

— Чем занят?

Даже если бы Ривера застукали за просмотром детской порнографии, он смутился бы меньше.

— Работаю.

Сид Бейкер села напротив:

— Работать полагается на работе.

— Проголодался.

— Оно и видно. — Она покосилась на нетронутый сэндвич.

— Сид, чего тебе от меня надо?

— Подумала, что ты решил пойти и напиться.

— И?..

— Подумала, что это будет неумно.

— Что там происходит? — спросил он, закрывая ноутбук.

— Хо говорит, что показывают один и тот же закольцованный кусок.

— Я этого не заметил.

— Потому что ты не Хо. Он сказал, что продолжительность отрезка тридцать с чем-то минут, то ли семь, то ли восемь.

— Не вживую, значит.

— Но снято утром, потому что…

— Да, понятно, потому что свежая газета. Что насчет местонахождения?

— Хо говорит, не получится. Трансляция перебрасывается по цепочке с разных ай-пи-адресов по всему свету. Пока вычислишь один, они уже на тридцать адресов впереди. Но это Хо. Может, в Челтнеме докопаются.

— Слишком хитроумно для розыгрыша?

— Пока не узнаем, кто этот пацан и у кого он в руках, никакую версию исключать нельзя. Но, учитывая, что весь мир наблюдает, нам лучше пока считать, что все это взаправду.

Он откинулся на спинку стула:

— Ого! Это обнадеживает. Нам?

Она вспыхнула:

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. К тому же это не имеет никакого отношения к моему первому вопросу: что ты тут делаешь?

— Кажется, скрываюсь от мотивационного тренинга.

— Ты можешь хоть раз ответить по-человечески?

— А ты?

— Спрашивай.

— Как долго ты собирала информацию по Хобдену?

Взгляд ее изменился.

— Недолго.

— Однако достаточно долго для того, чтобы выяснить, где он завтракает.

— Это не так сложно, Ривер.

— Обычно ты меня не называешь Ривером.

— Обычно я никого не называю Ривером. Не самое распространенное имя.

— Все вопросы к моей матери. У нее случился хипповый период. Лэм тебе сказал не распространяться о задании?

— Нет, он попросил меня написать про это в блог. Можешь почитать по адресу дебильныйвопрос-точка-даунингстрит-точка-ю-кей. Моя очередь. Что тебе известно про Хобдена?

— Одно время звезда журналистики. Левак-бузотер, поправел с возрастом. Докатился до стенаний в провинциальной прессе на тему того, что все зло идет от иммигрантов, социальной поддержки и какого-то Роя Дженкинса.

— Это министр внутренних дел лейбористского правительства в шестидесятые, — голосом пай-девочки вставила Сид.

— Пятерки по истории?

— «Гугл».

— Понятно. В общем, обычное брюзжание пердуна в отставке. С той разницей, что у него была возможность озвучивать это в центральной прессе. И раз-другой-третий в качестве участника дискуссии на «Времени вопросов».

— Всяко круче, чем на вечеринке у викария в саду, — сказала она. — Короче говоря, от пламенного борца до старого брюзги за двадцать лет.

— Не он первый.

— Только у него вышло фееричней, чем у многих. А когда всплыло, что он официально состоит в рядах Британской патриотической партии, карьера разлетелась вдребезги.

— Последний оплот нации, как у них на сайте написано.

— Состоящий из тех, кто считает, что Британская национальная партия стала слишком мягкотелой.

— И тех, — добавил Ривер, обнаружив, что разговор доставляет ему удовольствие, — кто считает, что дурацкие новшества вроде политкорректности не должны препятствовать торжеству традиционных добродетелей.

— Кажется, они называли это тактикой прямого воздействия, — сказала Сид.

— «Дави чурок» они это называли, — уточнил Ривер.

— Другой бы на его месте не распространялся о своем членстве.

— Сложно, когда список членов партии выкладывают в интернет.

Они обменялись улыбками.

— И на этом, — подытожил Ривер, — его почти что блестящей карьере пришел конец.

Ему вспомнились слова деда: «Не за его убеждения, а за то, что некоторые убеждения не до́лжно афишировать, если не хочешь быть