Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов

— Почему малое, дед?

— Да где ж тебе больше–то расчистить? Миру недосуг будет тебе помогать — весна, хрестьяне поля орать почнут, тут только поворачивайся: и боярское поле вспаши, и свою землю успей поднять, а ты един на един с лесом, где уж тут много расчистить, хошь с малого почин сделай, годок–другой перебьешься, а там помаленьку и все три поля заведешь. [94] А как с полем управишься, сошку там, конька вспахаться мужики наши тебе выделят. Зернышек тож дадим. Правду, что ль, говорю, мужики? Он потом отдаст. Не идти же ему к боярину, тот не промахнется, за четверик два спросит и закабалит человека. Ему и без того достанется осенью: и княжью, и ордынскую дани подай, боярину за землю, которую парень своими руками от леса расчистит, дань отдай тож, а тут ежели еще долг боярину на нем висеть будет — пропадет он, не выдюжит, кабальным холопом станет. Пусть он лучше миру должен будет. Поможем человеку, мужики?

И хотя по глазам видел Семен, что плохо верят мужики в его затею — времени мало, — но ни один не возразил, не обескрылил надежд его.

А дед продолжал учительно:

— Меч потерял — топор возьми. Руби и жги лес, расчищай поле. От прапрадедов так повелось — лес под поля рубим, на том Русь стоит, в труде пахаря мощь ее!

Старик пошел прочь, да вернулся, сурово нахмурясь, сверкнул глазами из–под седых бровей, добавил:

— Береги топор! Придут супостаты, сменишь топорище на боевое, длинное — он тебе не хуже меча послужит. Так спокон веков у нас, у мужиков русских, деется. Когда надо, и мы биться с ворогами умеем. Так–то! Береги топор!

18. НА ОГНИЩЕ

Новая ночь минула.

Семен тяжело поднялся с пня, нагнулся с трудом, с болью в пояснице, взял с земли топор, подошел к костру. Мокрые от росы онучи задымились, просыхая.

Жар костра и теплые клубы дыма приятной истомой охватили усталое, озябшее тело.

Снова лег на еловые лапы, рукавом прикрыл глаза от близкого, обжигающего лицо огня. Не помнил, как заснул.

Солнце подходило к полдню, когда мужики заметили его. Один из них крикнул:

— Дедко Микула, гляди–ко, ушкуйник–то — Семка Мелик по сию пору спит, бесстыжий!

Подойдя, Микула долго смотрел на Семена, все гуще, все ласковее ложились улыбчатые морщинки на лице старика.

— Какой он ушкуйник! Что ж, что спит! Почто обидел человека? Ты, Ванька, орешь, а без толку, аль невдомек тебе, умаялся он, — в раздумье покачал головой. — Не мудрено и умаяться. Труженик! С весны начал ломить…

Микула посмотрел вниз на скат холма, где на расчищенной от леса поляне зеленел Семкин посев.

— В весну одну, один–одинешенек, успел и лес вырубить да сжечь, и жито посеять. Благо труд богатырский не пропал даром — добрая ярь колосится. Видать, и наши мужики зерна ему не пожалели, от чистого сердца дали… не сглазить бы, чур нас! — дед плюнул трижды.

— Учись, Иване, как землю и труд любить надо. Глянь, еще ярь не созрела, а у него и под озимь экая поляна готова! — Покачал головой. — Костры–те какие запалил! Чисто медведь, целые деревья в огонь валит. Такие поворочаешь! — И закончил, строго взглянув на парня: — Учись, Иване, а Семена не замай, пущай спит — умаялся сердешный.

Холодная вечерняя роса разбудила Семку.

Костры прогорели и даже в сгущающейся синеве поздних сумерек светились тускло. Парень шевельнул их, подбросил валежнику, разгреб белый пепел. В повалившем густом дыму затрещало, потом пробилось пламя, жарко, даже с легким посвистом охватило трескучую хвою.

Давно так не отдыхал Семен, давно так спокойно ему не было.

Посмотрел на поле свое.

Неподвижно, черной стеной стоял вокруг лес, а поле, как чаша, наполняясь молоком тумана, сулило изобилие.

С глубоким мирным удовлетворением думал Семка: «Скоро свой урожай будет…» И радостно: «Без Насти не уберешь. Надо за ней идти! Наконец–то! Дожил!»

Все преходяще: и удача и удаль, одна земля и труд на ней вечны.

19. БЕЛЫЙ КРЕЧЕТ

Ранним росным утром ушел отец Сергий из обители, бродил еле заметными тропами, собирая лечебные травы, а сам тем временем вздыхал украдкой.

«Не уйти от мирских соблазнов, как ни старайся. Вот жил тихо, уединенно, так нет — пошла слава: «Святой! Святой!»

Сергий сердито фыркнул.

«Монастырь растет, братии прибывает, кормить, поить их надо. Сперва жили в бедности, трудились, а теперь…»

Игумен опять вздохнул.

«Богомольцы милостыню несут, бояре дары жертвуют, а на днях князь Дмитрий Иванович деревеньку подарил. И начался разлад. Сказал князю Дмитрию, что рабов монастырю не надо — куда там, Митя и слышать ничего не хочет, а в монастыре братия возроптала, отец–ключарь вчера после всенощной с паперти Троицкой церкви кричал в голос: «Игумен от мужиков отмахивается неспроста, он в святые лезет, а мы–де люди грешные, нам–де больно кстати деревенька, чем мы других монастырей хуже!» Что тут будешь делать? Повсюду так. Князья из–за мужиков дерутся, бояре друг у друга смердов переманивают да еще норовят кабалить и холопить их. Ну и монастыри от них не отстают. Хищничает братия злее иного боярина, наседает скопом, дружно. Где