Почти три года. Ленинградский дневник - Вера Михайловна Инбер

Вчера была в Ботаническом саду. Лето прощалось с ним невыразимо прекрасно. Над маленьким прудом летали стрекозы. Ни ветерка. Аллеи начали желтеть. Рябина отражается в воде. Иногда мне кажется, что Ленинград сейчас – один из самых тихих городов мира.

9 сентября 1942 года

Взяла первый урок английского. Буду заниматься два раза в неделю. Авось пригодится!.. А в общем, устала. Работаю мало, все времени не хватает.

Вчера исполнился год со дня первой бомбежки Ленинграда (горели знаменитые Бадаевские склады). Мы были в театре на «Летучей мыши».

Федю П. с того вечера больше не видела, он погиб от голода. Сначала у него еще хватало сил выступать по госпиталям в качестве чтеца, где его кормили за это. Но потом ослабел, ему все труднее было двигаться.

Сегодня – мучительная ночь. Все меня грызло и глодало сознание, что я не умею как следует организовать свое время. Что мелкие никчемные заботы и делишки (в том числе и литературные) вьются надо мной, как слепни над усталой лошадью в жаркий день. И где-то рядом есть блаженная беспыльная поляна, живая зелень («зеленая дверь»). Но лошади не властны бросить кладь посреди дороги и погрузить воспаленные ноги в траву. А я могу и не делаю.

Всю ночь меня мучили отдельные разрозненные строчки стихов, которые скорей всего никогда не будут написаны. Это было похоже на какие-то неудавшиеся завязи плодовых деревьев. Вот-вот завяжется будущее яблоко. И снова – все прахом. Бесконечно хочется писать главу. Уйти в сокровенное и самое нужное, подальше от песен, мелких стихов и очерков для Совинформбюро. Планов на будущее. Должно быть только настоящее: вот эта страница, вот эта строфа.

Я мечтаю о темных осенних вечерах и дождях, о темных днях. И главное – об отдельной комнате. Сейчас, кажется, пойду ее смотреть… Ох, как я устала от того, что так редко бываю одна. Этой ночью я только почувствовала, как я устала. Почти всегда кто-нибудь со мной в комнате. Нельзя, нельзя так.

Такие ночи, как сегодня, мучительны, но все же полезны. Если уметь к ним прислушаться.

7 часов вечера

Совсем одна. И. Д. вернется только в 11 часов вечера. Как давно я не была одна. Как мне это необходимо!

Сегодня видела наши новые комнаты. Может быть, там очень хорошо, только бы не было холодно. Свою комнату я сделаю чудесной. Жаль только, что топка из коридора.

Завтра Жанне исполняется 30 лет.

10 сентября 1942 года

Опять по-новому начала четвертую главу.

На юге – у Сталинграда – хорошо. В Новороссийске бои уже на улице. Прохладный осенний денек. А какая жара была в этот день тридцать лет тому назад в Одессе. В день рождения Жанны. Сегодня выстояла два с половиной часа в очереди и достала для Жанны галоши.

12 сентября 1942 года

Вечер

Мы оставили Новороссийск.

Страшный ветер. Есть опасность наводнения. Даже наша Карповка угрожающе поднялась.

Четвертая глава как будто пошла по-настоящему.

13 сентября 1942 года

Ветер стих, вода опала. На фронте «существенных изменений не произошло».

На моем Пулковском «фронте» понемногу продвигаюсь вперед. Наконец-то мне начинает становиться тепло в этой главе, как в обжитой горнице. Я уже почти согрела ее своим дыханием, но все же боязно, как сказано у Пастернака: «И так на волоске висит поэма».

Читаю Пастернака и французский роман. Тут очень важно не менять книг, а как бы застыть на одной или двух. Чтобы не потревожить уже установившегося течения мыслей и чувств. А то прочтешь что-нибудь иное, все придет в беспорядок. И станет трудно писать.

Сегодня ночью снилось все такое давно забытое, что трудно даже понять, каким образом оно извлекалось из этой дали: снился И. Д.; по теплоте этого сна я поняла, какой это был жар тогда. Силой воспоминаний можно с точностью измерить силу пережитого.

15 сентября 1942 года

Возвращаясь из города, пропустили на Введенской два трамвая, слушая Тихонова по радио.

Это было обращение к Кавказу, к которому сейчас рвутся фашисты. Разговор с кавказскими народами: «Грузины, осетины, дети Дагестана…» – Тихонов напомнил им слова старой песни: «Это будет такой жаркий день, что мы сможем рассчитывать только на тень от наших шашек».

На темной ленинградской площади, осенним вечером, под далекий орудийный гул, много народу стояло и слушало это выступление.

16 сентября 1942 года

Переехали в новые комнаты. На этот раз их две. Очевидно, если судьбе будет угодно, мы останемся здесь до конца войны.

Вчера выступала на заводе имени Макса Гельца. Там работают мальчики-ремесленники. Они сидели тихо, слушали хорошо.

Когда я окончила, ко мне на эстраду поднялся из первого ряда парнишка в шапке-ушанке.

– Лучший стахановец цеха, – шепнул мне секретарь парторганизации.

От имени всего цеха мальчик поблагодарил меня. Я «просила: любит ли он стихи? Он помолчал, потом ответил:

– Так ведь это же не стихи. Это правда… Высшая похвала.

Домой, через Карповку, меня провожали, с фонариками, два заводских инженера. Они все время неотлучно при заводе. Семьи эвакуированы.

На днях один из них пошел все же проведать, что с квартирой. Живет он в Новой Деревне, в деревянном домике.

Приходит, а домика нет. Мебель вся в кусках. Среди обломков подобрал две-три уцелевшие фотографии жены и ребенка. Инженер сказал:

– Весь мой дом умещается теперь в кармане, и я ношу его с собой.

18 сентября 1942 года

Бьют в два молотка: приколачивают портьеру и ставят маленькую печку. Готовимся к зиме. Вторая зима в Ленинграде.

Вчера выступала с Тихоновым и Прокофьевым в милиции. Вторая глава действует безотказно.

20 сентября 1942 года

На рассвете страшная тоска, как бывало когда-то. Все из-за четвертой главы. Пишу второй очерк для Швеции. И. Д. пойдет отправлять оба сразу. После них возьмусь за главу.

21 сентября 1942 года

Под Сталинградом страшные бои. Но он держится. Под Моздоком убит генерал фон Клейст. Англичане бомбили Мюнхен.

Когда сводка улучшается, это видно по лицам. Сразу видно: в трамвае и на улицах.

24 сентября 1942 года

На фронту – по-прежнему. Бьются на улицах Сталинграда. Где-то бухает тяжелая артиллерия. Неужели наша?

Вчера вечером был Тихонов: читал часа два или даже больше. Он умный, блестящий…

Четвертая глава движется помаленьку.

26 сентября 1942 года

7 часов вечера

После пятимесячного перерыва воздушная тревога, которая длится уже около получаса. Хорошо, что я успела прийти: у меня ни пропуска ВТ, ни противогаза.

28 сентября 1942 года

Сегодня ночью чуть не сошла с ума от бессонницы и от четвертой главы. И