Вирусный террор - Вячеслав Николаевич Миронов

И я начал зашивать рану. Стежок. Медленно протаскиваю нитку под кожей. Тяну, чтобы края раны сошлись. Поверху немного отступаю, снова втыкаю иголку, подальше от края. Не хватало еще, чтобы кожу порвать. Протаскиваю нитку, вытягиваю, потом втыкаю иголку в другой край, вытягиваю нитку, стягиваю края. Так получилось шесть стежков. Конечно, положено каждый стежок завязывать узлом, обрезать нитку. Узел завязываю над стежком, нитку не обрезаю. Нет времени. Сам перемазался кровью шефа. Из одноразовых салфеток сооружаю что-то типа компресса, кладу сверху на рану, из оторванного рукава его рубашки отрываю лоскут почище, кладу сверху на компресс. Потом все заматываю скотчем.

– Ну, все, пациент. Скоро сможете больной рукой домогаться до медсестер.

– Спасибо, господин садист!

Достает изо рта весь мокрый, обслюнявленный мой платок и протягивает мне.

– Спасибо за платок.

– Не за что. Платочек себе оставьте. В качестве бонуса от нашего заведения.

Шеф откинулся на спинку заднего сиденья, закрыл глаза.

Я отмывал руки от крови шнапсом, потом водой из бутылки. Конечно, не положено так. Остаются следы крови, которые, при большом желании, можно идентифицировать. Но не до таких вот осторожностей.

– Может выпьешь? За окончание операции. За здоровье?

– Нет, спасибо, не хочу. Я просто посижу.

Говорит он отрывисто, с большими паузами, дышит тяжело. Я не доктор, но понимаю, что человека в таком состоянии надо пристроить в надежные руки. Вот только где их взять?

Ладно, командир, извини. Ты бы поступил также, а то и хуже… работа такая у нас с тобой. Если сейчас не поймешь, что так нужно для Дела, то уже никогда не поймешь.

Нажимаю кнопку, что спрятана возле рулевой колонки. Смотрю в зеркало заднего вида. Пока держу палец на кнопке, командир дергается, бьется. Конечности его подбрасывает и отпускает. Это работают специальные чехлы, прошитые металлической сеткой, и подключены они к системам электропитания автомобиля. Электрошокер. Такие часто незаконно используют таксисты. Но в случае нападения спасает жизнь таксисту. Можно и убить, если передержать. Я мог обезвредить генерала еще раньше, но не стал. Он тоже мог меня убить раньше, но не стал. Так что мы квиты.

По времени у меня запас в тридцать минут, не больше. Надеваю перчатки. Первое – карманы генерала. Пистолет, из которого он убил Инну. Контейнер со льдом, там же футляры, или, как они называются, с вирусом. Деньги, документы. Все, что в карманах. Мобильным телефоном командира делаю несколько фотографий. Граффити на стене дома. Какая-то абракадабра. Есть любители, которые восхищаются и расшифровывают эту пачкотню стен. Совершенно случайно в кадр попадает табличка с названием улицы и номером дома. Еще снимок – вторая мазня, состоящая из каких-то загогулин. В кадре случайно оказывается часть машины. Но можно идентифицировать марку, модель. Так, отправляем фотоснимки с мобильного шефа другому абоненту. При случайном перехвате окажется картинка невинного содержания. Бабочка на цветочке или коровка на лугу. А может, и непристойные снимки. Я не знаю, какие картинки загружены у Шефа в мобильник для шифрования. Нужно очень постараться, чтобы расшифровать. Для этого нужна аппаратура, время. Если даже и удастся раскодировать ММС, то в обозначенном пункте уже никого не будет. Или окажется бездыханное тело без личности.

В телефонной книге телефона нет такого абонента, только этот номер знаешь наизусть. Когда получаешь задание в той или иной стране, то тебе его сообщают, иногда – не сообщают. Это телефон твоих коллег, которые занимаются эвакуацией. Они приезжают за тобой, но иногда и не приезжают. Значит, им не поступила такая команда эвакуировать твое тело. Обидно, конечно, но такая работа.

Вызывать их можешь только тогда, когда ты находишься в беспомощном состоянии. За тобой не приедет рота спецназа, которая отобьет с боем от противника твою тушку. Нет. Приедет пара человек. Необязательно, что это будут мужчины, могут для конспирации быть и женщины. Они вывезут в безопасное место. Все эти люди прошли медицинскую подготовку. И опять же… В зависимости от оперативной обстановки могут вылечить, прооперировать. А могут… Могут и вкатить укол… «Ангельская смерть». Уснул тихо. Вскрытие покажет остановку сердца. Убивает яд органического происхождения. Только очень сложные исследования могут найти следы его после окисления. Это очень сложно, очень долго, очень дорого.

Выбросят твое тело. Полиция подберет. Полежит пару месяцев в морге. Потом закопают как неизвестного. «Эвакуаторщики» все это время будут следить за телом и за поднявшимся вокруг него шумом. Работа им нравится. Нечасто прибегают к их услугам, они не любят, когда их тревожат. Ходит по коридорам Организации легенда, когда салага, прикрывая своего старшего, попал под обстрел, вырвался, вызвал «эвакуатор». Те приехали, а вокруг полиции полно. Ищут раненого. Улыбнулись, поставили укол, очистили карманы и покинули место происшествия. Даже не пытались вывезти мальчишку. Некоторые называют их «Ангелами Смерти» или «Ленивыми свиньями».

Делать нечего. Отдаю жизнь и судьбу генерала в их руки. Нажимаю вызов на номер, куда ушли картинки с граффити.

Это подтверждение. Плюс они тут же по биллингу могли определить, откуда сделан звонок. Накладывают информацию на карту, получают точную картину, где офицер нуждается в помощи. Зачастую на этих должностях работают дети влиятельных чиновников. Некоторые, отслужив все двадцать пять лет, так ни разу и не выезжают на боевое задание. Но зато льготная выслуга, двойной оклад, не жизнь – малина. Мне бы так устроиться. Нередко сидят под вывеской какой-нибудь благотворительной организации типа «За гуманное обращение с инопланетянами», «За спасение наследия алеутов».

Звонок проходит. Если не возьмут после третьего звонка трубку, то спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Кажется, что время останавливается. Каждый гудок идет по полчаса – долго, утомительно, мучительно долго. Опять же, по слухам, несколько раз они даже сбрасывали звонок. Тогда все понятно: тебя «сосчитали». Оглянись, прими смерть достойно – без воплей и истерик, как мужчина.

Первый гудок закончился… Пауза. Долго. Очень долго! Не помню, как в зубах оказывается уже зажженная сигарета. Я должен себя контролировать. Жест, взгляд, вздох – все под неусыпным контролем. Не барышня же в подростковом возрасте, когда чего-то хочется, а сама не знает чего… Вот и начинает экспериментировать, пока не попробует секса.

Второй гудок. Мучительно тянется время. Бросаю взгляд на шефа – в отключке. Извини, бросить тебя не могу и тащить тоже не могу. Надо закончить начатое.

Третий гудок… Третий звонок в театре. Зрители должны занять свои места, актеры за кулисами, в щели, в дырки в занавесе смотрят, как настроена публика. Медленно гаснет свет. Оркестр пробует свой инструмент.

Ну же! Ну! От вас, ребятишки, зависит,