Красный корсар - Джеймс Купер

Молодой моряк, обманутый в своих надеждах, недовольный, возвращался в город медленными шагами. Не раз он останавливался и смотрел на различные корабли, находившиеся в порту.

Настал обычный рабочий день, и со всех концов порта слышался дневной шум. В спокойном утреннем воздухе раздавались песни матросов с их особенными, протяжными нотами. Корабль, находившийся во внутреннем порту, одним из первых обнаружил все признаки деятельности, указывавшей на подготовку к близкому отплытию. Заметив это, Уайлдер сосредоточился и стал внимательно наблюдать за событиями.

Можно было заметить, как матросы совершали маневры с ленивым видом, который поразительно контрастировал с той активностью, какую они проявляют в минуты необходимости; здесь и там виднелись человеческие фигуры среди темных, массивных мачт. Через несколько мгновений малый парус отделился от мачты, вокруг которой был укреплен, и распустил свои грациозные и небрежные складки. Уайлдер отлично знал, что на торговом судне это было сигналом ставить паруса. Через несколько минут нижние углы этого паруса были подтянуты к концам рея, расположенного под ними. Тяжелый рей медленно подняли вдоль мачты, и он повлек за собой складки паруса до тех пор, пока он не натянулся полностью и стал выглядеть как большое белое полотнище. Ветер бил в него, парус то натягивался, то опадал под несильным ветром. Тут остальные приготовления к отплытию приостановились, будто в ожидании сильного ветра.

Тогда Уайлдер обратил внимание на корабль, стоявший вне порта, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на него такой явный сигнал. Но самый тщательный, самый внимательный осмотр не мог бы уловить ни малейшей связи между двумя судами. В это время невольничий корабль стоял на якоре, и там не видно было ни души. Однако опытный глаз Уайлдера различил среди этого кажущегося спокойствия нечто такое, что мог заметить лишь глаз моряка. Канат, вместо того чтобы свободно спускаться в воду, был натянут. Лодки были еще в море, но, очевидно, расположены так, что в любой момент могли быть подняты на корабль. Ни паруса, ни реи не были сняты для ремонта или проверки, как это обычно бывает, когда судно стоит в спокойном состоянии. При этом множество снастей виднелось на фоне неба. Корабль вроде бы и не собирался отплыть, но, похоже, был готов сняться с якоря или, если надо, привести в действие свои орудия. Как и накануне, абордажные сетки были подтянуты к снастям, и эту меру предосторожности можно было объяснить ожиданием военной угрозы со стороны французских крейсеров, которые часто курсировали из Вест-Индии по американскому побережью, а также своим положением на рейде без защиты от портовых укреплений. В таком положении этот корабль для человека, знакомого с его истинным характером, представлялся хищным зверем или ядовитой змеей, притворяющейся погруженной в глубокий покой, чтобы лучше обмануть свою жертву, привлечь ее поближе и вернее броситься на нее, дав ей почувствовать свои смертоносные зубы.

Уайлдер покачал головой с видом человека, ясно понимающего, что значило это спокойствие, и продолжал по-прежнему не спеша свой путь к городу. Он шел, погруженный в мысли, из которых его неожиданно вывел легкий удар по плечу. Повернувшись, он увидел, что это старый моряк, оставшийся там, где так хотелось бы находиться ему.

– Ваши молодые ноги дали вам возможность уйти вперед, – сказал старик, – но и мои старые ноги донесли меня, так что мы имеем возможность перекликнуться без сигналов.

– Вы наверняка умеете разрезать волны кормой. Плывя так, можно очень далеко уйти.

– Вижу, вы обиделись на меня, но я-то ставил паруса по вашей подсказке. Не думали же вы, что такой, как я, старый морской волк, столько прослуживший на флагманском корабле, признается в том, что чего-то в мореходстве не понимает? Разве я мог быть уверен, что среди множества нынешних судов нет такого, что лучше идет вперед кормой? Если, как говорят, корабль строят, подражая рыбе, то выходит, можно взять за образец устрицу или краба – вот и будет он разрезать волны кормой.

– Отлично, старик. Я предполагаю, что вдова адмирала недурно вознаградила вас, так что теперь вы можете на некоторое время спокойно залечь в дрейф, не думая о том, как будут строить корабли. Скажите мне, намерены ли вы спуститься с холма?

– До самого низа.

– Я в восторге, мой друг, потому что я намерен подняться. И как мы говорим на море, заканчивая разговор, желаю доброй кварты.

Старый моряк засмеялся, когда увидел, как молодой человек повернулся и быстро стал подниматься на холм, с которого только что спускался.

– Ах! Вы никогда не плавали под парусами контр-адмирала, – сказал старик, продолжая идти с величайшей осторожностью, насколько позволяла его старость, в прежнем направлении. – Никакое море тебе не поможет, если ты не ходил на флагмане.

– Несносный лицемер! – проворчал сквозь зубы Уайлдер. – Негодяй видел лучшие времена и воспользовался своими знаниями, чтобы обмануть глупую женщину и извлечь из этого выгоду. Я рад, что отделался от этого негодяя, который, наверное, сделал из лжи ремесло, с тех пор как перестал трудиться. Вернусь назад, путь свободен, и кто знает, что может случиться.

Уайлдер снова поднялся на холм, стараясь придать себе беззаботный вид на случай, если бы его возвращение привлекло внимание. Но, прогуливаясь довольно долго взад и вперед, он не терял из виду дома де Лэси. Однако никого из обитательниц увидеть ему не удалось. Зато можно было заметить приготовления к близкому отъезду: вынесли чемоданы и тюки, несколько слуг бегали с озабоченным видом. По-видимому, главные действующие лица удалились во внутренние покои, вероятно, из вполне естественного желания поговорить наедине и попрощаться.

Уайлдер уже готов был уйти, когда услышал за низкой стеной, к которой он прислонился, женские голоса. Звуки приближались к нему, и его тонкое ухо скоро различило гармоничный голос Гертруды.

– Но это значит мучить себя безо всякого основания, дорогая, – говорила она в ту минуту, когда Уайлдер уже мог различать слова, – придавать малейшее значение тому, что может сказать… этот человек.

– Да, вы, чувствую, совершенно правы, – ответил печальный голос гувернантки, – но вместе с тем мне недостает сил побороть невольное суеверное предчувствие. Гертруда, хотелось бы вам снова увидеть этого молодого человека?

– Мне? – с тревогой воскликнула ее воспитанница. – Почему мне или вам желать увидеть человека, совершенно нам незнакомого, и притом такого низкого звания? Нет, его общество во всяком случае, конечно, не подходит для…

– …женщин благородных, хотите вы сказать. Но почему вы думаете, что этот молодой человек настолько ниже нас?