Гнев изгнанников - Николай Побережник

– Будь по-твоему, – вождь снял с пояса деревянные четки и перебирая их добавил, – через месяц настанет время весны.

– Да, и останется не так много времени.

На том и сошлись. Следующие дни я готовился к своему «рейду». Стоит также отметить, что за время подготовки к исходу произошло еще кое-что – я оседлал болотного кота. То есть в полном смысле этого слова. Проживая в Шахаре, мы раз в неделю выходили с Дариной за границу поселения, где в лесу, на поляне с деревянными истуканами и большим жертвенным камнем, я сосредотачивался и настраивался «на волну котов», интересное ощущение, кстати, и они меня «слышат», и я их. А потом мы совершали прогулки верхом по лесу вблизи долины, и мне в голову пришла мысль об изготовлении седла, так ведь гораздо удобнее будет и нам, и котам. Отыскалось несколько сёдел от захваченных в ритуальных набегах лошадей, так что одно из них предстояло доработать, как и всю остальную трофейную упряжь. Местные шорники терпеливо помогали мне, и не без интереса, у них не особо тут есть возможность заниматься своим делом. Две недели я носился с прототипом седла в лес и обратно, примерял, закреплял, подтягивал, снова проверял, забирался в седло и выпадал из него, падал вместе с седлом… Вожак котов передавал мне свои эмоции недоумения, однако покорно участвовал в процессе, за счет чего оптимальный вариант седла наконец-то нашелся. От первозданной формы седла почти ничего не осталось, как впрочем, и от упряжи, переделать пришлось практически все. Положение тела в седле напоминало посадку на мотоцикл, вместо стремян деревянные подставки под стопы, закрепленные на широких кожаных спусках по бокам зверя. На передней части седла была закреплена в виде узкого эллипса петля из тонкой лианы, перекинутая через голову кота – это позволяло им управлять. Был еще один вариант, некое подобие неполного намордника с поводьями, но его пришлось забраковать – мало того, что властного хищника это раздражало, так еще попросту было неудобно и наезднику опасно, мотнет головой зверюга и выдернет седока из седла. Позади седла было нечто вроде высокой спинки из нескольких ребер от скелета большой гиены, обвитых веревкой, за эту же спинку можно было крепить вьюки. На вальтрап пустил полу своего кафтана, а крепилось седло системой широких подпруг и ремней. Оставалось только привыкнуть к езде верхом на коте, и мне и, собственно, самому коту. Еще неделю я вечерами катался на вожаке – осваивался. Для себя решил, что надо будет попробовать кого-то из местных посадить на кота, с его разрешения, естественно, и тогда вопрос с «кавалерией» будет решен.

Глава двадцать пятая

– Собрался? – Дарина проснулась вместе со мной еще до рассвета и теперь сидела за низким столиком и смотрела, как я заканчиваю сборы.

– Да, амазонка моя.

– Не плутай без надобности по дорогам княжества, что задумал, то и делай и не вмешивайся в людские дела понапрасну.

– Хорошо, – я туго притянул к ранцу суконное одеяло.

– Присядь, – Дарина положила руку рядом с собой на циновку.

Мы поцеловались, без страсти и лишь для того, чтобы тепло поцелуя оставалось с каждым из нас на все время разлуки. Потом сидели обнявшись и молчали несколько минут, пока мой чуткий слух не уловил шаги.

– Пайгамбар уже идет, – погладил я Дарину по щеке. – Ну… зачем? Это что еще за сырость? Вот чтобы не думала там себе всякое, будет тебе наказ.

Дарина утерла навернувшуюся слезу и, оживившись, спросила:

– Какой?

– С шорниками будь, проверяй то, что они делают. Пятьдесят седел надо, не меньше. А потом с Пайгамбаром займитесь лодками, их много надо.

– Сколько много?

– Хотя бы одна на три семьи. До озера и пешим строем выйдем, а потом… потом нужно будет всему люду перебираться быстро, за два-три раза, не дольше. А ну как заметит кто и разъездным патрулям княжеским сообщит? Времени мало будет.

В дверь осторожно постучали, но напрасно, мало кто уже спал в чатраке, да и во всем Шахаре. Прав был вождь, зароптали люди, и только их вера в пророчество позволяла доверять всему, что решил делать Бэли.

– Не провожай, Даринушка, – я пристроил на свой широкий пояс меч и закинул на плечо ранец, – поспи, а потом и за дело принимайся, о плохом не думай.

Дарина подошла ко мне, быстро переставляя босые ноги по дереву пола, привстав на носки, обняла меня, положив голову на грудь, а потом так же быстро прошла к циновке, накрылась пестрым тканым одеялом и отвернувшись к стене, сказала:

– Иди уже…

Пайгамбар, что так и стоял в дверях, подхватил с пола баул с притороченным к нему арбалетом, мы вышли на внутренний балкон чатрака и пошли к лестнице. В дверных проемах стояли фигуры людей, они смотрели на меня так, что внутри все переворачивалось…

– Бэли! – окрикнул меня самый младший сын вдовой соседки, весь ее «детский сад» высыпал на внутренний балкон, а малой догнал меня и дернул за рукав.

Я остановился, развернулся и присел на корточки.

– Ты же вернешься и укажешь нам путь?

– Конечно, я просто хочу проверить, что нас ждет на этом пути.

– Вот, – малой протянул мне маленькую, вырезанную когда-то давно из дерева птичку на витом шнурке.

– Это что? – я наклонил голову, позволив ребенку надеть амулет на меня.

– Это Бэли, маленькая птичка, что живет среди снегов в горах.

Мы шли с Пайгамбаром по широкому настилу центральной улицы Шахара, ко входу в поселение, меня немного потряхивало от всех этих сантиментов, разволновался – не люблю всякие прощания и расставания…

– Люди верят в тебя и ждут твоего возвращения, – Пайгамбар остановился на границе настила и тропы, уходящей к поляне жертвоприношения.

– Присмотри за Дариной и за бондарями, надо много бочек.

– Будь спокоен.

– Ну, не прощаюсь, – хлопнул я по плечу молодого шамана, – дальше не ходи, звери уже там…

– Я тоже тебя жду, – сказал в ответ Пайгамбар, развернулся и пошел к Шахару.

Вся стая была в сборе, я чувствовал от них эмоцию некого возбуждения и радости, что ли. Вожак лежал у жертвенного камня, рядом с которым я вчера оставил седло, остальные коты лежали меж деревянных истуканов и оживились при моем появлении.

– Что бродяги, готовы в дорогу? – я положил на землю свою ношу.

Вожак потянулся, прогнув спину и сел, утробно заурчав.

– Седлаемся? – я потрепал вожака за шерсть на груди.

Процедура крепления седла заняла некоторое время, затем закрепил баул, пока кот покорно лежал, ожидая, когда я наконец усядусь. Забравшись в седло, я поднял взгляд к небу, на котором Большая Луна, уже не такая яркая на рассвете, висела бледно-розовым, большим блюдом полнолуния, словно благословляя меня в путь.

– Ну, с богом, – сказал я вслух и чуть потянул на себя лиану-правило, заставляя кота подняться.

Пару раз ощутимо качнуло, все же, несмотря на всю грацию этих животных, амплитуда движений приличная.

– Тихо, тихо, не так резко, – погладил я кота, – ну что, вперед!

Я немного прижал голенями бока животного, и кот, понимая, что от него требуется, пошел на юг, постепенно ускоряя шаг. Три кота за несколько длинных прыжков вырвались вперед дозором, остальные разбрелись по периметру, примерно на полста метров. Я прислушался к своим ощущениям – спокойно, пока спокойно и это хорошо.

Кузнечный каменок.

Хартские земли

Скромных размеров посад по южной стороне каменка, где протекали две протоки, которые через десяток километров соединялись в одну, был своего рода местным гетто. Нет, ни о каких идеях нацизма среди хартов речи и быть не может, но тут по большей части проживали те, кого в моем мире называют неудачниками. То есть несостоявшиеся купцы, опустившиеся до беспробудной пьянки ремесленники и прочий серый люд. Есть еще совсем немного зажиточных крестьян, которые держат большие угодья по окраинам каменка, но те обособленно держатся. На самой окраине посада, у протоки, рядом с дешевым постоялым двором притулился покосившийся домишко, в нем и нашел пристанище бывший воевода. Домишко принадлежал встретившейся с предками дальней родне Лунгена и уже давно пустовал, разве что кто-то на длительный постой попросится, так Лунген и сдавал развалюху за пару золотых ноготков в месяц.

Со двора до Тарина, дремлющего после скромного ужина, донесся хруст снега под чьим-то тяжелым шагом. Быстро сунув босые ноги в сапоги, Тарин прошел к окошку, попутно прихватив со стены боевой топорик.

– Тарин, это я! – раздался низкий голос из-за двери.

– Заходи, – отворив старую, скрипучую, но еще крепкую дверь, сказал Тарин и присел на лавку.

– Мхом-то не оброс тут? – стряхивая снег с подола кафтана, спросил Лунген, потом прошел к столу и поставил на него большую плетеную корзину, от которой сразу распространился аппетитный аромат.