Княжна Дубровина - Елизавета Салиас-де-Турнемир

Это была капля холодной воды, которая отрезвила и вмѣстѣ съ тѣмъ уязвила Анюту. Она стояла прямо, неподвижная, съ холоднымъ выраженіемъ лица. Долго длилась служба. Анюта устала и Варвара Петровна, которая по своему всегда о ней заботилась, сказала Лидіи.

— Пока читаютъ часы, отведи ее въ зимній садъ, пусть отдохнетъ, но надѣнь на нее теплую мантилью: тамъ холодно и сыро.

Такого прелестнаго зрѣлища никогда еще не видала Анюта, хотя видѣла много богатыхъ домовъ. Она вошла въ пышный садъ. Огромныя пирамиды розъ, рододендроновъ, гіацинтовъ, лилій подымались изъ клумбъ и закрывали часть стѣнъ. Въ срединѣ этого сада большая клумба изъ пальмъ и широколиственныхъ растеній увеличивалась массами пунсовыхъ, розовыхъ и бѣлыхъ камелій, ярко отдѣлявшихся отъ металлической зелени листьевъ. Между клумбами извивались посыпанныя мелкимъ пескомъ дорожки.

— Будто золотыя дорожки въ волшебномъ саду, сказала Анюта взявъ тетку за руку. — Право, волшебный садъ. Чей онъ?

— Царскій, сказала Лидія; — у кого же можетъ быть такой садъ, какъ не у Царя? Сядемъ тутъ, отдохни.

Онѣ сѣли на плетеную скамейку окруженныя цвѣтами, напитавшими пронзающимъ, но восхитительнымъ своимъ ароматомъ свѣжій воздухъ.

Усталая пріѣхала Анюта домой, но не столько отъ усталости тѣлесной. какъ отъ сильныхъ ощущеній и впечатлѣній, и заснула глубокимъ дѣтскимъ сномъ.

— Княжна, вставайте. Христосъ воскресе! и голова старушки Арины Васильевны любовно наклонилась надъ ней. — А вы скажите: воистину воскресе!

— Воистину воскресе, повторила Анюта, и онѣ расцѣловались.

— Ну одѣвайтесь скорѣе, ужь девять часовъ, тетушки ожидаютъ васъ, чтобы выйти въ столовую. Тамъ собрался весь домъ; будутъ христосоваться. Вы, княжна, не смущайтесь и не брезгайте, это грѣхъ большой. Послѣдній дворникъ и прачка будутъ съ вами христосоваться и всѣхъ извольте поцѣловать по-братски. Нынче такой великій день, всѣ равны, и не предъ Богомъ только, а между собой равны. За насъ за всѣхъ, за бѣдныхъ и за богатыхъ, принялъ Онъ муки, смерть претерпѣлъ и завѣщалъ намъ любить другъ друга. Мы бы всегда должны были жить по-братски, все дѣлить, и горе и радость, но по грѣховности нашей этого не дѣлаемъ. Но крайности въ этотъ великій день соблюдемъ обычай христіанскій и, какъ поютъ нынче, обымемъ другъ друга съ любовію. Безъ любви ничто не угодно Господу. Такъ-то, дитя мое.

— Да я и у папочки всегда со всѣми христосовалась — и съ Дарьей-няней, и съ дворникомъ даже, сказала Анюта.

— Ну да тамъ было два, три человѣка, а здѣсь вся дворня — ихъ человѣкъ тридцать.

— Ахъ, какъ много!

— Да, много, и всѣ вамъ служатъ, а вы будьте привѣтливы, ласковы къ нимъ. Не брезгайте никѣмъ.

— Какъ это можно, сказала Анюта и сошла внизъ.

— Христосъ воскресе! встрѣтили ее нарядные тетки и каждая изъ нихъ одарила ее. Варвара Петровна дала ей прекрасное огромное позолоченое яйцо и на немъ былъ изображенъ Спаситель возносящійся на небо; Лидія подарила ей рабочій ящичекъ съ золотымъ наперсткомъ и все, что нужно для шитья, а Александра Петровна, любившая сама золотыя вещи, — маленькое колечко съ брилліантомъ на золотомъ тонкомъ ободочкѣ.

— Кольцо такого фасона называется супиръ. Возьми его и помни, que je soupire toujours après toi, mon coeur, сказала сентиментальная Александра Петровна и прибавила: Пора, пойдемъ въ залу, люди ждутъ.

Въ залѣ стоялъ ломившійся отъ куличей, пасокъ, всякихъ закусокъ столъ и посреди него красовался изъ бѣлаго масла барашекъ съ палочкой, на которой былъ маленькій красный флагъ. У барашка рога были раззолочены. Въ глубинѣ комнаты стояла вся многочисленная прислуга Богуславовыхъ. Кресло Александры Петровны подкатили къ хозяйскому мѣсту. Подлѣ нея стояла Варвара Петровна, за ней Лидія, а потомъ Анюта. У каждой подъ рукой стояла корзина съ красными яйцами.

— Христосъ воскресе! сказала Александра Петровна привѣтливо. — Поздравляю всѣхъ васъ съ праздникомъ.

И первая подошла къ ней Арина Васильевна и похристосовалась съ нею, съ ея сестрами и съ Анютой, которой шепнула:

— Вотъ ваша корзина: всякому давайте яйцо, не обидьте кого-нибудь.

И за Ариной Васильевной потянулась вся прислуга и до послѣдняго дворника и судомойки христосовались съ барышнями и княжной.

Эта церемонія христосованія со всѣми не особенно понравилась Анютѣ, но она вспомнила слова Арины Васильевны и была очень привѣтлива и всѣхъ одѣляла яйцами.

Вечеромъ она, послѣ долгихъ колебаній, сказала робкимъ голосомъ обращаясь къ теткамъ:

— У меня большая просьба. Не откажите мнѣ ради этого большаго дня.

— Говори; если возможно и благоразумно, я не откажу, сказала Варвара Петровна.

— Вы много сдѣлали мнѣ подарковъ и все такіе прелестные и я очень, очень благодарю… но… позвольте… я не имѣю послать ничего… папоч… дядѣ и Машѣ. Позвольте мнѣ послать дядѣ яйцо, которое вы мнѣ дали, а Машѣ рабочій ящикъ.

— А кольцо я сохраню всегда, супиръ, сказала тетя, и буду считать, что получила его ото всѣхъ васъ трехъ.

Тетки переглянулись. Лидія хотѣла что-то сказать, но Варвара Петровна сдѣлала ей знакъ, и она не произнесла ни слова.

— Эти вещи твои собственныя и ты можешь ими располагать какъ хочешь, сказала Варвара Петровна.

Анюта расцѣловала тетокъ и когда ее увели спать, Александра Петровна сказала:

— У этой дѣвочки нѣжное, любящее сердце!

— Да, но слишкомъ пылкое, замѣтила задумчиво Варвара Петровна, — и ужасно она настойчива.

Глава IV

На Святой недѣлѣ, Александра Петровна рѣшила, желая сдѣлать удовольствіе Анютѣ и Лидіи и вмѣстѣ съ тѣмъ доставить и себѣ развлеченiе, дать маленькій дѣтскій вечеръ и пригласить всѣхъ тѣхъ дѣтей, которыя брали уроки танцованія въ продолженіе зимы, и еще нѣсколько другихъ дѣтей, но уже безъ танцмейстера. Пошли приготовленія болѣе роскошныя, съ буфетомъ и ужиномъ и освѣщеніемъ всего дома. Къ удовольствію Лидіи, рѣшено было зажечь и люстры. Анюта очень радовалась и вмѣстѣ съ Лидіей принимала самое живое участіе въ убранствѣ гостиной, которую украсили зеленью.

Насталъ и назначенный день, и въ восемь часовъ всѣ приглашенные съѣхались. Анюта, разодѣтая, завитая, веселая, принимала своихъ гостей безъ застѣнчивой робости, ибо почти со всѣми ними была хорошо знакома. Вечеръ повидимому удался; дѣти были веселы и танцовали не зная усталости, когда вдругъ случилось небольшое замѣшательство. Кадриль стала на свои мѣста, не доставало одной пары.

Миссъ Джемсъ подошла къ стоявшей безъ визави парѣ; то была Анюта со старшимъ Козельскимъ.

— Кто вамъ визави? спросила Англичанка.

— Старшій Щегловъ, отвѣчалъ Козельскій.

Миссъ Джемсъ отправилась къ нему.

— Васъ ждутъ, сказала она, пригласите даму.

— Всѣ дамы приглашены, я всѣхъ обошелъ.

— Не можетъ быть, замѣтила Англичанка; — это уже третья кадриль и всѣ онѣ были парныя, отчего же теперь не достаетъ дамы. Должно-быть есть одна не танцующая. Я обойду всѣхъ.

— Не трудитесь, благодарю васъ. сказалъ Щегловъ вѣжливо и съ поклономъ; — одна дама осталась, но я не буду танцовать съ ней.

— Отчего же? и кто она?

— Окунева. Я не привыкъ танцовать съ такими дѣвочками, которыя дурны собою, одѣты въ тряпки и танцуютъ изъ рукъ вонъ плохо.

— Но вы танцовали съ ней всю зиму.

— На урокахъ, поневолѣ. но на вечерѣ я имѣю право выбирать кого хочу. Я ни за что не приглашу ея.

Миссъ Джемсъ разсердилась и проговорили:

— Это очень дурно, очень не похвально, и повернувшись къ нему спиной отправилась къ Анютѣ, объяснила ей въ чемъ дѣло и приказала, какъ хозяйкѣ, уступить своего кавалера Окуневой.

Анюта охотно повиновалась, но Томскій, находившійся вблизи, замѣтилъ, что это дѣла не поправитъ и одною парой все-таки будетъ меньше.

— Мы вотъ что сдѣлаемъ, сказалъ онъ, — я приглашу Окуневу, а Щегловъ будетъ очень радъ танцовать съ княжной.

— Но я не буду рада, сказала Анюта, — онъ такой дурной мальчикъ.

— Да, онъ очень дрянной мальчикъ, но что дѣлать? сказалъ Томскій.

Миссъ Джемсъ рѣшила вопросъ.

— Анюта должна танцовать со Щегловымъ, сказала она, подошла къ Щеглову и привела его. Онъ пригласилъ Анюту, которая очень неохотно приняла его приглашеніе. Они встали на мѣста.

Томскій съ Окуневой, такъ смущенною и обиженною, что она съ трудомъ сдерживала свои слезы, а Анюта, видя это, съ трудомъ сдерживала свой гнѣвъ и свое негодованіе на Щеглова. Онъ же развязный какъ всегда принялся занимать ее разговорами, переходя отъ гулянья подъ Новинскимъ къ новымъ пьесамъ поставленнымъ на театрѣ и къ новостямъ города. Онъ зналъ все: кто за кого идетъ замужъ, кто ѣдетъ за границу, кто купилъ новый экипажъ. Но Анюта слушала мало, а когда онъ ее о чемъ-нибудь спрашивалъ, она отвѣчала односложно, вѣжливо, но съ нескрываемымъ презрѣніемъ. Щегловъ, видя всѣ свои усилія вовлечь ее въ разговоръ напрасными, разсердился и также надулся. Кадриль кончилась. Анюта меньше чѣмъ слѣдовало ему присѣла, онъ холодно ей поклонился. Они разошлись.