Том 2. Баллады, поэмы и повести - Василий Жуковский

Поэмы и повести

Аббадона*

Сумрачен, тих, одинок, на ступенях подземного тронаЗрелся от всех удален серафим Аббадона. ПечальнойМыслью бродил он в минувшем: грозно вдали перед взором,Смутным, потухшим от тяжкия тайныя скорби, являлисьМука на муке, темная вечности бездна. Он вспомнилПрежнее время, когда он, невинный, был друг Абдиила,Светлое дело свершившего в день возмущенья пред богом:К трону владыки один Абдиил, не прельщен, возвратился.Другом влекомый, уж был далеко от врагов Аббадона;Вдруг Сатана их настиг, в колеснице, гремя и блистая;Звучно торжественным кликом зовущих грянуло небо;С шумом помчалися рати мечтой божества упоенных —Ах! Аббадона, бурей безумцев от друга оторван,Мчится, не внемля прискорбной, грозящей любви Абдиила;Тьмой божества отуманенный, взоров молящих не видит;Друг позабыт: в торжестве к полкам Сатаны он примчался.Мрачен, в себя погружен, пробегал он в мыслях всю повестьПрежней, невинныя младости; мыслил об утре созданья.Вкупе и вдруг сотворил их Создатель. В восторге рожденьяВсе вопрошали друг друга: «Скажи, серафим, брат небесный,Кто ты? Откуда, прекрасный? Давно ль существуешь, и зрел лиПрежде меня? О! поведай, что мыслишь? Нам вместе бессмертье».

Вдруг из дали светозарной на них благодатью слетелаБожия слава; узрели все небо, шумящее сонмомНовосозда́нных для жизни; к Вечному облако светаИх вознесло, и, завидев Творца, возгласили: «Создатель!» —Мысли о прошлом теснились в душе Аббадоны, и слезы,Горькие слезы бежали потоком по впалым ланитам.С трепетом внял он хулы Сатаны и воздвигся, нахмурен;Тяжко вздохнул он трикраты — так в битве кровавой друг другаБратья сразившие тяжко в томленье кончины вздыхают, —Мрачным взором окинув совет Сатаны, он воскликнул:«Будь на меня вся неистовых злоба — вещать вам дерзаю!Так, я дерзаю вещать вам, чтоб Вечного суд не сразил насРавною казнию! Горе тебе, Сатана-возмутитель!Я ненавижу тебя, ненавижу, убийца! ВовекиТребуй он, наш судия, от тебя развращенных тобою,Некогда чистых наследников славы! Да вечное: горе!Грозно гремит на тебя в сем совете духо́в погубленных!Горе тебе, Сатана! Я в безумстве твоем не участник!Нет, не участник в твоих замышленьях восстать на мессию!Бога-мессию сразить!.. О ничтожный, о ком говоришь ты?Он всемогущий, а ты пресмыкаешься в прахе, бессильныйГордый невольник… Пошлет ли смертному бог искупленье,Тлена ль оковы расторгнуть помыслит — тебе ль с ним бороться!Ты ль растерзаешь бессмертное тело мессии? Забыл ли,Кто он? Не ты ль опален всемогущими гро́мами гнева?Иль на челе твоем мало ужасных следов отверженья?Иль Вседержитель добычею будет безумства бессильных?Мы, заманившие в смерть человека… о горе мне, горе!Я ваш сообщник!.. Дерзнем ли восстать на подателя жизни?Сына его, громовержца, хотим умертвить — о безумство!Сами хотим в слепоте истребить ко спасенью дорогу!Некогда духи блаженные, сами навеки надеждуПрежнего счастия, мук утоления мчимся разрушить!

Знай же, сколь верно, что мы ощущаем с сугубым страданьемМуку паденья, когда ты в сей бездне изгнанья и ночиГордо о славе твердишь нам; столь верно и то, что сраженныйТы со стыдом на челе от мессии в свой ад возвратишься».Бешен, кипя нетерпеньем, внимал Сатана Аббадоне;Хочет с престола в него он ударить огромной скалою —Гнев обессилил подъятую грозно с камнем десницу!Топнул, яряся, ногой и трикраты от бешенства вздрогнул;Молча воздвигшись, трикраты сверкнул он в глаза АббадоныПламенным взором, и взор был от бешенства ярок и мрачен:Но презирать был не властен. Ему предстоял Аббадона,Тихий, бесстрашный, с унылым лицом. Вдруг воспрянул свирепыйАдрамелех, божества, Сатаны и людей ненавистник.«В вихрях и бурях тебе я хочу отвечать, малодушный;Гряну грозою ответ, — сказал он. — Ты ли ругатьсяСмеешь богами? Ты ли, презреннейший в сонме бесплотных,В прахе своем Сатану и меня оскорблять замышляешь?Нет тебе казни; казнь твоя: мыслей бессильных ничтожность.Раб, удались; удались, малодушный; прочь от могущих;Прочь от жилища царей; исчезай, неприметный, в пучине;Там да создаст тебе царство мучения твой Вседержитель;Там проклинай бесконечность, или, ничтожности алчный,В низком бессилии рабски пред небом глухим пресмыкайся.Ты же, отважный, средь самого неба нарекшийся богом,Грозно в кипении гнева на брань полетевший с могущим,Ты, обреченный в грядущем несметных миров повелитель,О Сатана, полетим; да узрят нас в могуществе духи;Да поразит их, как буря, помыслов наших отважность!Все лавиринфы коварства пред нами: пути их мы знаем;В мраке их смерть; не найдет он из бедственной тьмы их исхода.Если ж, наставленный небом, разрушит он хитрые ковы, —Пламенны бури пошлем, и его не минует погибель.Горе, земля, мы грядем, ополченные смертью и адом;

Горе безумным, кто нас отразить на земле возмечтает!»Адрамелех замолчал, и смутилось, как буря, собранье;Страшно от топота ног их вся бездна дрожала; как будтоС громом утес за утесом валился; с кликом и воем,Гордые славой грядущих побед, все воздвиглися; дикийШум голосов поднялся и отгрянул с востока на запад;Все заревели: «Погибни, мессия!» От века созданьеСтоль ненавистного дела не зрело. С АдрамелехомС трона потек Сатана, и ступени, как медные горы,Тяжко под ними звенели; с криком, зовущим к победе,Кинулись смутной толпой во врата растворенные ада.Издали медленно следом за ними летел Аббадона;Видеть хотел он конец необузданно-страшного дела.Вдруг нерешимой стопою он к ангелам, стражам эдема,Робко подходит… Кто же тебе предстоит, Аббадона?Он, Абдиил, непреклонный, некогда друг твой… а ныне?..Взоры потупив, вздохнул Аббадона. То удалиться,То подойти он желает; то в сиротстве́, безнадежный,Он в беспредельное броситься хочет. Долго стоял он,Трепетен, грустен; вдруг, ободрясь, приступил к Абдиилу;Сильно билось в нем сердце; тихие слезы катились,Ангелам токмо знакомые слезы, по бледным ланитам;Тяжкими вздохами грудь воздымалась; медленный трепет,Смертным и в самом боренье с концом не испытанный, мучилВ робком его приближенье… Но, ах! Абдииловы взоры,Ясны и тихи, неотвратимо смотрели на славуВечного бога; его ж Абдиил не заметил. Как прелестьПервого утра, как младость первой весны мирозданья,Так серафим блистал, но блистал он не для Аббадоны.Он отлетел, и один, посреди опустевшего неба,Так невнимаемым гласом взывал издали к Абдиилу:«О Абдиил, мой брат, иль навеки меня ты отринул?Так, навеки я розно с возлюбленным… страшная вечность!Плачь обо мне, все творение; плачьте вы, первенцы света;Он не возлюбит уже никогда Аббадоны, о, плачьте!Вечно не быть мне любимым; увяньте вы, тайные сени,Где мы беседой о боге, о дружбе нежно сливались;Вы, потоки небес, близ которых, сладко объемлясь,Мы воспевали чистою песнию божию славу,

Ах! замолчите, иссякните: нет для меня Абдиила;Нет, и навеки не будет. Ад мой, жилище мученья,Вечная ночь, унывайте вместе со мною: навекиНет Абдиила; вечно мне милого брата не будет».Так тосковал Аббадона, стоя перед всходом в созданье,Строем катилися звезды. Блеск и крылатые громыВстречу ему Орионов летящих его устрашили;Целые веки не зрел он, тоской одинокой томимый,Светлых миров; погружен в созерцанье, печально сказал он:«Сладостный вход в небеса для чего загражден Аббадоне?О! для чего не могу я опять залететь на отчизну,К светлым мирам Вседержителя, вечно покинутьОбласть изгнанья? Вы, солнцы, прекрасные чада созданья,В оный торжественный час, как, блистая, из мощной десницыВы полетели по юному небу, — я был вас прекрасней.Ныне стою, помраченный, отверженный, сирый изгнанник,Грустный, среди красоты мирозданья. О небо родное,Видя тебя, содрогаюсь: там потерял я блаженство;Там, отказавшись от бога, стал грешник. О мир непорочный,Милый товарищ мой в светлой долине спокойствия, где ты?Тщетно! одно лишь смятенье при виде небесныя славыМне судия от блаженства оставил — печальный остаток!Ах! для чего я к нему не дерзну возгласить: «Мой создатель»?Радостно б нежное имя отца уступил непорочным;Пусть неизгнанные в чистом восторге: «Отец», восклицают.О судия непреклонный, преступник молить не дерзает,Чтоб хоть единым ты взором его посетил в сей пучине.Мрачные, полные ужаса мысли, и ты, безнадежность,Грозный мучитель, свирепствуй!.. Почто я живу? О ничтожность!Или тебя не узнать?.. Проклинаю сей день ненавистный,Зревший Создателя в шествии светлом с пределов востока,Слышавший слово Создателя: «Бу́ди!» Слышавший голос

Новых бессмертных, вещавших: «И брат наш возлюбленный создан».Вечность, почто родила ты сей день? Почто он был ясен,Мрачностью не был той ночи подобен, которою ВечныйВ гневе своем несказанном себя облекает? Почто онНе был, проклятый Создателем, весь обнажен от созданий?..Что говорю?.. О хулитель, кого пред очами созданьяТы порицаешь? Вы, солнцы, меня опалите; вы, звезды,Гряньтесь ко мне на главу и укройте меня от престолаВечныя правды и мщенья; о ты, судия непреклонный,Иди надежды вечность твоя для меня не скрывает?О судия, ты создатель, отец… что сказал я, безумец!Мне ль призывать Иегову, его нарицать именами,Страшными грешнику? Их лишь дарует один примиритель;Ах! улетим; уж воздвиглись его всемогущие громыСтрашно ударить в меня… улетам… но куда?.. где отрада?»Быстро ударился он в глубину беспредельныя бездны…Громко кричал он: «Сожги, уничтожь меня, огнь-разрушитель!»Крик в беспредельном исчез… и огнь не притек разрушитель.Смутный, он снова помчался к мирам и приник, утомленный,К новому пышно-блестящему солнцу. Оттоле на бездныСкорбно смотрел он. Там звезды кипели, как светлое море;Вдруг налетела на солнце заблудшая в бездне планета;Час ей настал разрушенья… она уж дымилась и рдела…К ней полетел Аббадона, разрушиться вкупе надеясь…Дымом она разлетелась, но ах!.. не погиб Аббадона!

Красный карбункул*