Этика для нового тысячелетия - Тензин Гьяцо

Что касается специфики образовательного процесса, то это дело специалистов. Поэтому я ограничусь лишь несколькими предложениями. Первое из них состоит в том, что для пробуждения в юном человеке понимания важности основных человеческих ценностей лучше не представлять ему социальные проблемы как чисто этические или религиозные. Важно подчеркивать, что здесь ставкой является наше выживание. Тогда дети увидят, что держат в руках будущее. Второе – то, что я верю, что в классах можно и нужно учить диалогу. Если представить студентам спорный вопрос и предложить обсудить его, это может стать прекрасным способом ввести молодежь в концепцию ненасильственного разрешения конфликтов. В действительности, если бы в учебных заведениях это заняло бы достойное место, можно надеяться, что это оказалось бы полезным даже для семейной жизни. Видя, что родители ссорятся, подросток, уже понявший ценность диалога, невольно скажет: «О, нет! Это не метод! Вы должны поговорить, обсудить всё, как следует».

И наконец, очень важно устранить из наших школьных программ стремление представлять других в негативном свете. Можно не сомневаться в том, что в некоторых частях мира при изучении, например, истории насаждают фанатизм и расизм по отношению к другим обществам. Разумеется, это неправильно. Это ничего не добавляет к счастью всего человечества. Сейчас более, чем когда-либо, мы нуждаемся в том, чтобы показать нашим детям: различия между «моей страной» и «твоей страной», «моей религией» и «твоей религией» имеют второстепенное значение. Скорее мы должны подчеркивать ту мысль, что мое право на счастье весит ничуть не больше, чем право других людей. Это не значит, что я предлагаю учить детей пренебрегать культурой и историческими традициями их родины. Наоборот, очень важно, чтобы они впитали все это в себя. Детям полезно научиться любить свою страну, свою религию, свою культуру и так далее. Опасность возникает лишь тогда, когда все это перерастает в узколобый национализм, расовое чванство и религиозный фанатизм. Здесь снова уместно вспомнить Махатму Ганди. Хотя он получил очень хорошее образование на Западе, он никогда не забывал о богатом наследии индийской культуры и никогда не отказывался от него.

Если образование представляет собой один из наиболее мощных видов оружия в наших поисках лучшего, более спокойного мира, то второе такое оружие – средства массовой информации. Как хорошо известно всем политикам, они уже не единственный авторитет в обществе. Вместе с газетами и книгами радио, кино и телевидение оказывают на людей такое влияние, какое и представить было невозможно сотню лет назад. Эта сила налагает огромную ответственность на всех, кто работает в сфере массовой информации. Но она также налагает огромную ответственность и на каждого из нас, – на всех, кто слушает, читает и смотрит. Мы тоже играем свою роль. Мы не бессильны перед средствами массовой информации. В конце концов, выключатель всегда у нас под рукой.

Это не значит, что я выступаю в защиту лишь безликих новостей или исключительно развлекательных программ. Наоборот, в том, что касается, например, журналистских расследований, я уважаю и одобряю вмешательство средств массовой информации. Не все слуги народа честно выполняют доверенные им обязанности. Поэтому очень полезно иметь журналистов, носы у которых длинные, как хоботы слонов, – они шныряют вокруг и вытаскивают на свет все, что находят неправильного. Нам необходимо знать, что та или иная знаменитость за приятной внешностью скрывает весьма иные черты характера. В личности не должно быть расхождений между внешним и внутренним. В конце концов, это ведь один и тот же человек. А расхождения заставляют предположить, что доверять ему нельзя. В то же самое время чрезвычайно важно, чтобы расследователи не поддавались недобрым мотивам. Без справедливого и уважительного отношения к чужим правам само расследование может стать грязным.

В том, что касается излишнего внимания средств массовой информации к сексу и насилию, необходимо учесть многие факторы. Прежде всего очевидно, что многие зрители наслаждаются сенсационностью подобных репортажей. Во-вторых, я очень сомневаюсь в том, что передачи, в которых предостаточно откровенного секса и насилия, сделаны с намерением причинить какой-то вред. Мотивы создания тут явно чисто коммерческие. К тому же, на мой взгляд, хорош или плох сам по себе показ, менее важно, чем то, может ли он иметь нравственно благотворный эффект. Если, посмотрев фильм с жестокими сценами, зритель проникнется состраданием, то, возможно, такая демонстрация зла имеет оправдание. Но, если избыток сцен насилия приведет к безразличию, – тогда, я думаю, оправдать это невозможно. Ведь ожесточение сердца опасно. Оно слишком легко приводит к исчезновению сопереживания.

Когда средства массовой информации слишком пристально рассматривают отрицательные стороны человеческой натуры, возникает опасность, что нас убедят в том, что насилие и агрессия – её главные характеристики. Но я уверен, что это ошибка. То, что жестокость постоянно освещается в печати, предполагает прямо противоположное. Хорошие новости не подчеркиваются потому, что их слишком много. Подумаем о том, что каждое мгновение в мире совершаются миллионы добрых поступков. И хотя можно не сомневаться, что в то же самое время будет совершено немало актов насилия, их число наверняка намного меньше. Средства массовой информации, обладай они этической ответственностью, должны были бы отразить этот простой факт.

Понятно, что необходимо как-то регулировать средства массовой информации. То, что мы запрещаем нашим детям смотреть определенные передачи, говорит о том, что мы уже решили, в зависимости от разных обстоятельств, что для нас приемлемо, а что – нет. Но, хотя правильный путь решения – законодательный, иной раз трудно вынести суждение. В том, что касается этики, дисциплина может быть эффективной лишь в том случае, если исходит изнутри. Возможно, наилучший путь обеспечения здорового развития средств массовой информации – это правильное воспитание и образование наших детей. Если мы научим их понимать свою ответственность, они станут более разборчивыми и в отношении средств массовой информации.

Хотя, наверное, было бы слишком оптимистичным надеяться, что средства массовой информации действительно начнут пропагандировать идеалы и принципы сострадания, все же хотелось бы ожидать, что те, кто работает в этой сфере, примут в расчет её возможное отрицательное воздействие. По крайней мере, им бы не следовало пропагандировать такие отрицательные вещи, как, например, проявления расизма. Но что еще можно сделать, я не знаю. Может быть, мы сумеем найти способ, чтобы сблизить тех, кто пишет сценарии для документальных и развлекательных программ, со зрителями, читателями, слушателями?

Если и есть область, по отношению к которой и образовательная система, и средства массовой информации должны нести особую ответственность, то это, я уверен, наше природное окружение. Эта ответственность тоже касается не столько того, насколько правильно мы обращаемся с окружающей средой, сколько просто нашего выживания. Окружающая нас природа – это наш дом. Необязательно считать её чем-то священным; это просто место, где мы живем. Поэтому в наших собственных интересах заботиться о ней. Это всего лишь здравый смысл. Но лишь недавно народонаселение планеты и сила науки и техники достигли той точки, когда уже начали непосредственно влиять на природу. Другими словами, до сих пор наша Мать-Земля выдерживала нашу неаккуратность. Теперь же настал такой момент, когда она уже не может молча терпеть наше поведение. Проблемы, возникающие из загрязнения окружающей среды, можно рассматривать как ее отклик на нашу безответственность. Земля предостерегает, что и ее терпение может иметь пределы.

Нигде последствия нашей неспособности соблюдать дисциплину в отношениях с окружающей средой не видны так отчетливо, как в сегодняшнем Тибете. Не будет преувеличением сказать, что тот Тибет, в котором я вырос, был раем дикой природы. Любой путешественник, посещавший Тибет до середины двадцатого века, отмечал это. На диких животных почти не охотились, – разве что в самых отдаленных районах, где невозможно выращивать зерно. Более того, правительственные чиновники обычно ежегодно рассылали указы в защиту дикой природы: «Никто, – говорилось в них, – будь он беден или богат, не должен причинять вреда или обращаться жестоко с живыми существами в воде или в лесу». Исключениями были только крысы и волки.

Я помню, в юности, во время поездок за пределы Лхасы я видел множество диких животных. Самые яркие мои воспоминания о трехмесячном путешествии через весь Тибет из моего родного Такцера на востоке к Лхасе, где меня в четырехлетнем возрасте официально провозгласили Далай-ламой, – это воспоминания о диких зверях, которые встречались нам по дороге. Огромные стада кьянгов (диких ослов) и дронгов (дикие яки) свободно бродили на необъятных просторах. Время от времени мы замечали пронесшееся мимо стадо гова, пугливых тибетских газелей, или ва, белогубых оленей, или цо, наших величественных антилоп. Я помню также, как был очарован маленькими чиби, пищухами, собиравшимися на травянистых полянках. Они были такими дружелюбными! Мне нравилось смотреть на птиц – на благородных гхо (бородатых орлов), парящих над монастырями, расположенными высоко на горных склонах, на стаи гусей (нангбар) и время от времени, по ночам, слышать призыв вукпа (ушастых сов-полуночниц).