Я спереди! - Мари Секстон

машиной и заглушил двигатель. Однако он не двинулся с места, чтобы выйти из машины. Он сидел, задумчиво глядя в небо.

— Дядя Елены и его сын — слесари. Я позвоню им завтра и попрошу заехать к тебе домой.

— Пожалуйста, не надо, — сказал я, чувствуя себя глупо. — Правда. В этом нет необходимости. Ни у кого нет ключа. Я был на взводе, вот и все.

— Но...

— Дом, — сказал я. — Перестань волноваться.

Он раздраженно вздохнул.

— Мне позволено волноваться. И я все равно собираюсь проводить тебя до дома.

Спорить с ним не было смысла, и его стремление защитить меня заставило меня улыбнуться.

Когда мы подъехали к моему дому, я заехал на подъездную дорожку. Он припарковался у обочины и проводил меня до двери. Очевидно, что одного того, что он проводил меня до дома, было недостаточно.

— Собираешься проверить под моей кроватью? — спросил я.

Он не засмеялся.

— Может быть, и так.

Я оценил его заботу, но она была неоправданной. Когда мы вошли, мне ничего не показалось неправильным. У меня не было ощущения, что все находится не на своих местах. Это был просто мой дом, такой же, как всегда. На дверной ручке гардероба висела пара пиджаков. Половина раковины была забита грязной посудой, накопившейся за день. На кофейном столике стояла полупустая бутылка бурбона, столь же красноречивая, как вышитая буква «А» Эстер Принн.

— Я не ждал гостей, — сказала я.

Он прошел впереди меня по коридору, заглянул в ванную, в свободную спальню, где было полно нераспакованных коробок, и, наконец, в мою спальню.

— Ты ведь здесь живешь, верно? — спросил он, осматривая пустое пространство.

— Да. А что?

— Это похоже на тюремную камеру.

Я не думал, что здесь так уж плохо. Конечно, она была маленькой. В комнате едва хватало места для моей незастеленной кровати, прикроватной тумбочки и комода с половиной выдвинутых ящиков. В одном углу лежала груда грязной одежды. Я начал застенчиво задвигать ящики.

— Ты даже не закончил распаковывать вещи.

— Знаю.

— У тебя нет ни фотографий, ни книг, ничего такого.

— Конечно, знаю, — сказал я, чувствуя, что защищаюсь. Но, разумеется, он не мог их видеть, потому что они были в запакованных коробках. Я говорил себе, что книги все еще упакованы, потому что я не купил ни одной книжной полки, но, по правде говоря, распаковывать их было слишком хлопотно. А фотографии? Ну, на каждой фотографии, которая у меня была, были я и Джонас. Или я и парень, с которым я встречался до Джонаса, который был заперт в шкафу. Или парень, с которым я встречался до него, который бросил меня ради другого мужчины.

Я не дорожил этими воспоминаниями.

— Ламар, — тихо сказал Доминик. — С тобой все в порядке?

Глубокий резонанс в его голосе подсказал мне, что это было нечто большее, чем излишняя любезность. Он искренне беспокоился обо мне. Я отвел глаза, потому что так было легче лгать.

— Я в порядке.

— Я беспокоюсь о тебе.

О чем, интересно, он беспокоится? О том, что у меня нет личных вещей? О бутылке бурбона, стоящей на столе в гостиной? Или о человеке, который, казалось, преследовал меня?

Может быть, обо всем этом, но я не просил его уточнять.

Я повернулся к нему лицом. Он стоял всего в нескольких футах от меня в своих рваных джинсах и рабочей рубашке с масляными пятнами. Ему все еще удавалось выглядеть достойно, уверенно и чертовски привлекательно. От него исходило такое ощущение присутствия, что он, казалось, заполнял собой тесную комнату.

Он и моя неубранная постель, показавшаяся мне вдруг слишком соблазнительной.

Я вспомнил наш поцелуй ранее вечером. Я все еще ощущал мягкость его губ на своих. Я ощутил его вкус на кончике языка.

Я был совершенно уверен, что он вспоминает то же самое.

— Мне нужно идти, — тихо сказал он, но не двинулся с места.

— Ты мог бы остаться.

Слова прозвучали многозначительно. Я практически затаил дыхание, ожидая его ответа. Я не был уверен, то ли я придвинулся к нему, то ли это он придвинулся ко мне.

Он покачал головой.

— Я не могу. — И все же он потянулся ко мне. Он положил руку мне на бедро, и мое сердце пропустило удар. Его прикосновение было горячим даже сквозь одежду.

— Ты мог бы. Только на эту ночь.

Он снова покачал головой, но притянул меня ближе, пока между нами не осталось всего несколько сантиметров. Он провел пальцами по моей щеке. Я видел, как бьется пульс у него на шее. Я положил руку ему на грудь и заметил, как от моего прикосновения у него перехватило дыхание.

Я отчаянно хотел его. Я жаждал даже не секса, а близости. Я хотел, чтобы он заставил меня забыть о моей унылой жизни и таинственном преследователе. Но я не стал умолять. Я отказывался говорить «пожалуйста». Я обнял его одной рукой за шею, запустив пальцы в его темные волосы. Но прежде чем я успел поцеловать его, он заговорил.

— Мне нужно идти, — сказал он хриплым голосом.

— Ты уверен? — Другой рукой я обнял его за талию. Я поцеловал его в подбородок. В щеку. Прикоснулся губами к его уху и почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу.

— Ламар, — сказал он и отодвинулся от меня, но, как и прежде, казалось, не мог меня отпустить. Он изменил направление и вернулся ко мне так же быстро, как и пытался отстраниться. Мы стояли нос к носу, лоб в лоб, его рука крепко сжимала мой затылок. — О, Господи, — прошептал он.

Я услышал борьбу в этих словах. Я почувствовал напряжение в его руках и спине, когда он боролся с собой, зная, что хочет меня, но отказываясь позволить этому случиться.

— Дом?

— Прости, — прошептал он дрожащим голосом. — Наоми ждет меня. Я обещал ей, что принесу домой ужин.

Наоми. В спешке, пытаясь отвлечься, я как-то забыл о других его обязанностях. Я не держал зла ни на нее, ни на него, но и не мог скрыть своего разочарования. Я не был готов ко встрече со своим пустым домом.

— Может, ты мог бы остаться ненадолго? На час?

Но чары рассеялись. Я почувствовал, как он собрался с силами, отстраняясь.

— Это было бы нечестно по отношению к тебе, — тихо сказал он. — Это не то, что тебе сейчас нужно.

Я поморщился, но спорить не стал. Это правда, что если бы он уделил мне всего час или даже два, я бы почувствовал себя намного хуже, когда он ушел. Я хотел, чтобы он