Азбука мести - Елена Муравьева

— Родня постоянно нашептывала Пете гадости про меня. То я не так кушаю, то не так выражаюсь, то одета безвкусно, то глупа, то необразованна. Поначалу я пыталась вырвать ребенка из чужого влияния. После смирилась и махнула рукой. Петя был барчук, маленький зажравшийся поросенок. А я — местечкового разлива ын-ты-лы-гент-ка с простецкими замашками, которые за время войны приобрели чуть-ли не патологически вульгарный характер. Мне предстояло учиться бездне вещей. Петя их знал с рождения. Он стыдился меня. Я была слишком проста для него.

Виктор слушал и словно воочию видел худенького мальчика с зализанными на косой пробор волосенками. Вежливые фразочки. Да, мама. Нет, мама. Как скажешь, мама. Кривоватая ироничная, ухмылка приклеенная к краю губ. Пренебрежение.

Наверное, бабка пыталась приручить мальчика. Ей так нужен был союзник в борьбе. Возможно, мальчик временами поддавался ее настойчивости. И делал вид, что любит ее. Или терпит хотя бы. Возможно, спустя время он возвращался в стан врагов. Предавал женщину, которую считал матерью. Презирал еще сильнее.

Бабка за это ненавидела сыны-племянника. Виктор помнил ненависть. Отец и бабка минуты не могли провести спокойно. Чаще всего скандалы велись из-за денег. Отец требовал свою часть имущества Отрадного. Вера Васильевна холодно и решительно отвечала: нет.

Виктор помнил свои детские ощущения во время этих бессмысненных сцен. Сначала ему было жаль отца. Потом по мере взросления он все чаще принимал сторону бабки. Отец, жалкий, пьяный, без гроша в кармане, был слабаком. Бабка была сильной, богатой, поэтому Виктор выбрал ее и сделал все, чтобы старуха про это знала. Не взирая на протесты родителей, он таскался в Отрадное, набивался в помощники и компаньоны. Он мечтал привязать к себе, властную, самодостаточную старую гордячку, стать любимым внуком и, таким образом, подобраться к деньгам, практически безграничному кредиту, как позже выяснилось, и шикарному дому.

«Старуха лезла из кожи вон, стараясь завоевать батю. Я рвал пупок, желая понравится ей. Баш на баш. Равновесие», — подумал он. И едва подумав, понял, что ошибся. Старая грымза использовала его, чтобы самоутвердиться. Она не смогла покорить мальчика с зализанными волосенками, зато подчинила его сына. Ручной, дрессированный, он покорно ел с рук; смотрел жалобно в глаза и вечно просил денег. Батя никогда не просил. Требовал. А он, Виктор унижался, умолял, клянчил. И радовался, отхватив кусок по-жирнее.

«Я всегда гордился своей победой над старухой, — открылась вдруг страшная истина. — Но на самом деле попал к ней под каблук!»

— У меня для тебя сюрприз, — Вера Васильевна смущенно улыбнулась.

Виктор, вырываясь из неприятных дум, встрепенулся. Подарок? Чудесно.

— Боюсь, однако, он покажется тебе неожиданным. Я уезжаю, — повела дальше Вера Васильевна. — Далеко и надолго. Может быть, навсегда. Еду во Францию. Я приобрела место в пансионате для престарелых в Ницце. Там много москвичей и питерцев, есть несколько киевлян. Очень приличная публика. Мне будет там хорошо.

Скатертью дорога, сказал бы Осин, если бы не ужас, обуявший его. Она купила место в пансионате! В Ницце! В одном из самых дорогих городов Европы! За какие хотелось бы знать шиши? Не за те ли, которые он ожидал получить в наследство?

— И еще…Я купила место на кладбище. Там же неподалеку. Вдова великого хирурга не должна покоиться лишь бы где.

Виктор, еще надеясь на чудо, прошептал:

— И во что тебе обошлось это удовольствие?

— Какая разница? — Расплылась в улыбке старуха. — Виктор Викторович побеспокоился обо мне. Он понимал, что обрекает меня на сложную жизнь, и велел десятую часть ежегодных поступлений переводить на мой счет. За полвека скопилась приличная сумма.

— Которой ты и распорядилась с максимальной для себя выгодой?!

— Да, — просто ответила Вера Васильевна.

— Ты могла оставить деньги Даше! — укорил Виктор. Ты могла оставить деньги мне, говорил его оскорбленный взгляд.

— Я так и поступила. Все что находится в Отрадном и свои сбережения, я отписала Даше! И другим детям, которые у тебя появятся.

Виктор вздрогнул. Чуть не заорал: «Дура! Сумасшедшая дура! Я тебя обхаживал, как королеву! Стелился под ноги, как последний раб! И где благодарность?! Где деньги, о которых я мечтал столько лет?! ГДЕ?!»

Вместо этого он чуть слышно спросил:

— Значит я не получу ничего?

— Увы.

Осин полувменяемый от ужаса кивнул. Все на что он надеялся досталось Даше. Шестнадцатилетней засранке, которая находится под устойчивым влиянием Галки, дружит с Романом и ненавидит его, родного отца.

— Галя будет опекуном…

— Почему не я? — перебил Виктор.

— Галя лучше тебя сохранит имущество правнучки Виктора Викторовича.

Виктор только выругался. Он не собирался хранить нажитое, он мечтал продать барахло и, наконец-то, пожить всласть.

— Но я не забыла твою трогательную привязанность ко мне. Не забыла, что обещала отблагодарить тебя… — интриговала старуха.

Ему казалось: она издевается.

— Ты получишь пожизненную ренту.

— Сколько.

— Честно скажу, очень немного. Цифры ты узнаешь после моей смерти.

Бабка прекрасно себя чувствовала. Ходила прямо. Соображала быстро. Даже вышивала без очков. Она не собиралась умирать. В Ницце и подавно не соберется, думал Осин с ненавистью. С нее станется еще выскочить замуж за приличного божьего одуванчика из Питера, Москвы или Киева. Падла, тварь хромая…

— Мы, наверное, больше не увидимся. — Вера Васильевна поднялась из-за стола. — Я не хочу, чтобы ты навещал меня. Я устала от всех Осиных. И от тебя, милый. Прощай.

Двадцать лет назад, он зеленый и самоуверенный мальчишка, сказал себе:

— Я завоюю эту суку! Она оставит свои деньги мне.

Сейчас, разочарованный, он подвел итог. Он проиграл. Не завоевал суку. Не получил деньги. Рента — подачка, плевок в лицо; обглоданная кость. Основной капитал проплыл мимо. В руки к Даше. Или дальше к ее детям. Благоразумная провинциалочка, бережливая и расчетливая, не рискнула доверить непутевому внуку профессора, отданное ее заботам богатство.

Виктор Викторович был бы доволен. Седьмая жена выполнила поставленную перед ней задачу. Сберегла деньги для еще одного поколения.

Виктор удержался от лишних вопросов. Отвечать на них Вера Васильевна все равно не стала бы.

— Теперь тебе придется выкручиваться самому. Ты сильно разочаровал меня.

— Чем? — глухо спросил Осин.

Вдруг, мелькнула мысль, он сможет переубедить старуху…

Пустые иллюзии! В серых, почти не утративших цвет, глазах сияла ирония и гадливость.

— Не неправильно относишься к жизни и людям, мой мальчик.

— Что ты имеешь в виду?

— Галя рассказала: когда ты узнал, что Дашенька уже большая и у нее началась менструация, то скривился брезгливо и выдал, мол, теперь в доме будет вонять двумя суками.

— Ну и что? — оторопел Виктор. Разве из-за этого лишают наследства?

— Ничего, — отмахнулась старуха. — Одна из сук твоя жена, другая — дочь.

— Я сморозил глупость…

— Ты много чего сморозил. В общем, я составила завещание в пользу Даши и других детей, если они появятся. Ты свое уже получил. — Старуха прихлопнула ладонью по полированной столешнице. — Хочу внести ясность еще в один вопрос. Что бы ты ни придумал сделать с Отрадным, если это будет нарушать интересы Даши или Игоря, Полищуки будут бороться против тебя. В остальном, можешь к ним обращаться. Пока я жива — они наши поверенные. Я все сказала. У тебя есть вопросы?

— У меня как раз возникли кое-какие проблемы. Мне нужна помощь Полищуков.

— Боже! Опять какую-то дурацкая история? Сколько можно?!

— Я могу все объяснить.

— Не надо, не желаю слушать.

— Так как на счет Полищуков?

— Ладно, пусть займутся.

Не прощаясь, старуха похромала к двери.

— Тебе кто-то посоветовал перебраться в пансионат? Да? — спросил вдогонку Виктор.

Он не сомневался в ответе.

— Да, — сказала Вера Васильевна. — Мне позвонил менеджер. Очень убедительно рассказал про пансионат и кладбище. Представляешь, там покоятся замечательные люди. Цвет русской эмиграции: князья Долгорукие, сестра Алексея Толстого. Отличная компания для вдовы большого ученого. Вчера я перевела нужную сумму и завтра отправляюсь в Ниццу. В моем возрасте глупо терять время на сборы. Порадуйся за меня, мой мальчик. У меня начинается новая страница в жизни.

«Мальчик» угрюмо и поверженно молчал.

На пороге Вера Васильевна оглянулась и с той же гадливостью и иронией в глазах бросила:

— Полищуки откроют тебе кредит на двадцать тысяч. Из этих денег заплатишь им гонорар, остальное возьмешь себе на мелкие расходы.

Все следующее утро Осин метался бездумно по громадным комнатам Отрадного. Шарил глазами по дорогим безделушкам. Злился. Бесился. Зверел от ярости. Не мое! Чужое! Дашино! Домработница Ксения тенью ходила за спиной, открыто следила чтобы не украл ничего. Гнала в шею.