Однополчане - Александр Чуксин

Через несколько минут о прибытии командира полка и Дружинина — он добился-таки своего и был назначен в полк заместителем начальника штаба — узнали на всех стоянках. Летчики, штурманы и техники бомбардировщиков бросились их встречать. Окружили вернувшихся однополчан.

Дружинин пристально вглядывался в обветренные лица летчиков, искал среди них старых друзей. Многих он не находил… «Да, тяжелым путем мы пришли к победе», — подумал он. К шумной толпе от командного пункта шли Колосков, Кочубей, Пряхин и Пылаев.

— Друзья мои! — увидев их издали, радостно воскликнул Григорий, и голос его дрогнул, — живы… Победа…

Утром девятого мая 1945 года полковник Зорин открыл митинг, посвященный победе.

Когда возле трибуны проходили строем летчики, штурманы, стрелки и техники, со стоянки самолетов раздались дружные залпы. Стреляли из всех пулеметов.

Над высокими куполами дворца взвилось большое красное знамя — знамя победы.

Над венгерской землей спустились сумерки, но в общежитии никого не было. Все собрались на берегу Тиссы.

Колосков играл на баяне.

Старшина Шеганцуков задорно выскочил на середину, тряхнул пышным шелковистым чубом, радостно крикнул:

— Прошу веселую! — и пошел выбивать лезгинку. На пальцах обошел круг, замер возле Исаева.

— Техников, техников просим! — закричали летчики. К группе танцующих несмело подошли венгры. Репин подскочил к одному из них, вытащил в круг.

Вскоре танцевали все.

Русские лихо плясали барыню, украинцы — гопак, венгры танцевали венгерку.

А потом к Шеганцукову подошел молодой венгр, улыбнулся радостно.

— Хороший человек, — заговорил он, — а нас пугали: придут красные с рогами, похожие на чертей…

Вокруг весело засмеялись.

В голубом небе одна за другой гасли звезды, над садами поднимался рассвет, а баянист все играл и играл…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Они летели парой вдоль железной дороги Бухарест — Яссы. С высоты летчикам было видно, как с Трансильванских Альп сползал в долину густой туман. Ведомый, гвардии капитан Пылаев, увеличил скорость и подлетел почти вплотную к ведущему самолету. Он нервничал и ругал себя. В спешке он забыл снять чехол с трубки «пито». В воздухе прибор, показывающий скорость, отказал, это затрудняло полет, и Пылаев, наконец, решил приземлиться. Возле железной дороги он выбрал ровное место у виноградных кустов, плавно развернул самолет, убрал газ.

Яков Колосков в недоумении наблюдал за ведомым. Что случилось? Надо узнать причину вынужденной посадки товарища. Яков тоже приземлился.

— Что случилось, почему сел? — спросил он Пылаева.

— Дальше боялся лететь — вдруг в тумане отстану, а у меня прибор скорости не показывает, понимаешь, чехол не снял. Можно и в штопор сорваться.

— Эх, Василий, Василий! Как же ты осматривал самолет?

Пылаев хмуро смотрел в сторону и, явно желая переменить разговор, сказал:

— Как, по-твоему, долго продержится туман?

— Ты зубы не заговаривай, почему самолет не осмотрел? — резко спросил Колосков.

Василий натянуто улыбнулся.

— Да понимаешь, как получилось. Из Бухареста вернулся утром, до вылета оставалось две минуты…

— Меньше надо было гулять по Бухаресту. Мог бы и машину разбить и себя погубить.

— Я вчера с женой комиссара встретился. Она в составе бригады приехала учить румынских рабочих скоростному методу. Говорит, до чего народ любознательный и хороший. Ребята из бригады пригласили к себе в номер.

— Выпили с радости, — вставил Колосков.

— Все было в норме. Оставили ночевать. Свои же, как откажешься. Нина Павловна тебя вспоминала.

— Как она там живет?

— Так, ничего. Работает много. Знатной работницей стала, почет и уважение. Говорила — памятник мужу в этом году поставят. Да, чуть не забыл, Константинов работает директором кирпичного завода, далеко махнул.

— Жаль, не знал я, что Чугунова в Румынии, — медленно проговорил Колосков, и пошел к своему самолету. Но мысли его вращались вокруг Пылаева. Нужно с парнем серьезно поговорить, а то, гляди, и сорвется. Не впервые с ним такое случается.

Настроение у Пылаева было подавленное. «Теперь начнут склонять на всех собраниях и совещаниях». Он ладонью потрогал потную шею, невесело усмехнулся. «Выдержит. Только вот жаль, подвел весь коллектив. Целый год работали без единого летного происшествия. Выходит, из-за меня и работа насмарку? А может, повременить, пока не докладывать полковнику? В конце года командующий подведет итоги, напишет приказ, полку отведут лучшее место, а зимой все расскажу. Пострадаю один». От этих мыслей Василий повеселел. Туман уходил на юг, расползался по долине, оседая на виноградных плантациях, в больших глубоких оврагах.

Залезая в кабину, Колосков приказал:

— Взлетишь первым, я за тобой!

«Доложит ли Яков полковнику? — размышлял Пылаев, оставшись один, — наверно, нет…» Он машинально отдал от себя сектор газа. Самолет рванулся и, покачиваясь, побежал на взлет.

Большой аэродром, где стоял полк, находился у подножия Альп, на возвышенном месте. Во время войны немцы не успели его отстроить, с севера на юг тянулись две широкие цементные полосы, третья, острым утлом к ним, была только наполовину зацементирована. Вместо ангаров торчали железные стропила да полукольца ободьев. На правой стороне аэродрома находилось два четырехэтажных здания, где разместились солдаты и сержанты полка. Офицеры с семьями жили в городе на частных квартирах.

Василий вылез из кабины, мельком бросил взгляд на руливший самолет Колоскова и сказал дежурному технику:

— Передай майору, я пошел домой. Голова что-то разболелась.

Пылаев вышел к центральной улице. Чистая, асфальтированная, она тянулась узкой полоской между домами, утопавшими в садах. До слуха Василия из открытых дверей бадег {[1]} доносился звон посуды и нерусская речь, которую он за этот год хорошо усвоил. В этом небольшом городке, насчитывавшем около пятнадцати тысяч жителей, было более сотни бадег, грязных и неуютных, где посетители пили ром, цуйку и вино.

С противоположной стороны улицы показались цыгане. Рослый оборванный мужчина вел медвежонка, за ним шли три мальчика с бубнами, скрипкой.

У ворот своей квартиры Василий увидел второго механика.

— Товарищ командир, вас вызывает полковник.

По пути в штаб Василий встретил штурмана — капитана Кочубея, который сегодня дежурил по части. Штурман еще издали отдал честь своему летчику и, не зная о происшествии, крикнул:

— Полковник ждет. Настроение хорошее. Сегодня зачетные стрельбы выполнили отлично, наша эскадрилья получила благодарность от командующего. Ждем приказа командира дивизии, награды будет вручать. Желаю успеха.

Дежурный легкой походкой пошел по коридору к выходу. Дверь в кабинет командира была открыта. Василий застыл на пороге.

— Войдите.

Стараясь говорить спокойно, капитан доложил:

— По вашему вызову гвардии капитан Пылаев явился.

— Сам не догадался зайти, — сердито проговорил Зорин и, поднявшись навстречу летчику, протянул ему широкую, покрытую шрамами руку. — Что же, товарищ летчик, — в словах полковника Пылаеву послышалась усмешка, — неудачно прогулялись от Бухареста до аэродрома?

«Все рассказал. И когда успел только?» — неприязненно подумал Василий о Колоскове.

— Рассказывайте, что произошло.

— Да что говорить? Майор вам все доложил. Ну, сел на вынужденную.

— А почему?

— Может случиться с каждым, — не отвечая на вопрос, пробурчал Пылаев.

Полковник удивленно вскинул брови.

— Зазнались вы, товарищ гвардии капитан. Учебный самолет за машину не считаете. Дескать, я боевой летчик, летаю на сложных машинах, а тут этот ПО-2. Вы забыли ту истину, что, не владея в совершенстве учебным самолетом, вы можете допустить непоправимую ошибку на боевой машине.

— За шесть лет летной работы это у меня первый случай.

— Это не оправдывает вас. Ошибка остается ошибкой.

Василий рассеянно смотрел в окно. К строю, где происходило занятие личного состава, подъехала легковая машина. Оттуда вышел генерал-командир дивизии. К нему с докладом подбежал майор Колосков.

Зазвонил телефон. Зорин взял трубку, сердито ответил:

— Знаю, надо докладывать вовремя. Полк построить на стадионе. Пойду встречу командира дивизии. Вам же, товарищ капитан, за халатное отношение к перелету объявляю выговор.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На город медленно опускались сумерки. Яков стоял у окна своей комнаты и смотрел во двор. По небольшому мощеному двору прошла маленькая полная румынка. Она приветливо улыбнулась майору и начала сзывать кур, разбрасывая кукурузные зерна: