Сирийская жара - Ирина Владимировна Дегтярева

на араба, недоволен. Сам бросился за убегавшим курдом, даже не пытавшимся отстреливаться. Двинул его ногой каким-то лихим приемом, прыгнул на беглеца, как леопард, и скрутил его в одиночку.

Курд оказался моложавым, крупным мужчиной лет сорока с короткой стрижкой, с перстнем на среднем пальце левой руки. Он выглядел жалко — встрепанный, с задравшимся воротником камуфляжа, с разбитой скулой. Лежал на боку в тени акации, руки стянуты белым слесарным пластиковым хомутом. Отчего-то, глядя на курда, Василий вспомнил Каддафи с окровавленным лицом и безумными глазами.

Заметив, что один из несостоявшихся переговорщиков ранен, Салар заметно замандражировал. Черные крупные глаза его забегали, пот стал заливать глаза, все лицо словно глицерином намазали.

Спецназовцы притащили сюда трупы убитых курдов. Сложили их рядком. Егоров глянул в ту сторону и отвернулся. Его и так мутило. Он даже не стал выискивать среди них мертвого снайпера.

— Подгоните сюда нашу тачку, — попросил Горюнов, оглянувшись на спецназовца.

Когда тот ушел, Горюнов прогулялся вдоль ряда трупов, внимательно осмотрел, порылся в карманах, поглядел на документы, у кого их отыскал. И заговорил с курдом. Василию он переводил разговор короткими емкими фразами:

— Я спросил, зачем он подставил своих бойцов и что теперь ему скажут их близкие…

Салар пожал плечами.

— Они выполняли свой долг. А их долг — охранять своего командира. Они выполнили его с честью, — отвечал он отрывисто. Ему неудобно было лежать со связанными руками, не хватало дыхания, которое и без того перехватывало от страха.

— Как ты объяснишь своим, что вы здесь делали? С кем и почему вступили в бой? Как они отнесутся к тому, что вы сражались с русскими, а не с даишевцами? К тому же ранили моего товарища. А мы-то собирались с тобой поговорить со взаимной выгодой. Ты же помнишь меня?

Горюнов обыскал курда, не дожидаясь ответа. Оружие у Салара отобрали во время захвата. Теперь он нашел у него сигареты, зажигалку и сирийский синий паспорт с орлом на обложке. Полковник полистал его с ухмылкой, непонятной для Егорова.

Таблетка, выданная ему Горюновым, подействовала. Боль отступила, Вася смог чуть двигать левой рукой. Правда, его начало мучительно клонить в сон. Он поискал место куда бы присесть.

Майор даже заподозрил злой умысел в действиях полковника — дать пилюлю напарнику, усыпить его, а самому обстряпать дельце. Васю позабавила эта мысль.

— Пойдем в дом. Здесь торчать на виду не стоит. Трупы накройте пока брезентом, — велел Горюнов спецназовцам, подогнавшим простреленный джип с двумя пробитыми шинами. Он достал из багажника сумку с диктофоном и фотоаппаратом и сфотографировал трупы.

— Я чуть не налетел на растяжку в том подъезде, — напомнил об осторожности Василий.

Они уселись на камнях и ступенях в подъезде. Спецназовцы ушли посмотреть, что с джипом. Сменили одно колесо на запаску. Вторую взяли с курдского пикапа, благо колеса подходили по диаметру.

Горюнов развязал руки пленника. Вынул из сумки небольшую видеокамеру и треногу. Установил камеру напротив курда. Проверил, в фокусе ли Салар, и включил в качестве дублирующей техники диктофон.

— Поговорим? — весело предложил он. — Ты же хотел еще тогда нам что-то поведать?

— Почему ты ждал целый год? — Салар потер запястья, аккуратно притронулся к разбитой скуле. — Вы всех моих положили? А твой друг сильно ранен?

— Какая забота! — всплеснул руками Горюнов. — Именно мой друг хотел с тобой поговорить, но теперь в замешательстве от такой теплой встречи. Ты же понимаешь, мы не интервьюировать тебя в такую даль прибыли.

— Можно водички попить?

— Зен[13], — машинально ответил Горюнов по-арабски, протягивая флягу.

— Ты ведь из иракского Мухабарата? Журналистка русская и тот другой твой приятель. Что-то я не слыхал, чтобы ваша разведка работала с русской. Разве что во времена Саддама.

— Ты русский знаешь? — спросил полковник по-русски. — А персидский? — Он сказал несколько фраз на фарси, затем перешел на турецкий.

— Что это доказывает? Ты можешь говорить на любом языке. Ты — шайтан! — Салар отодвинулся от него, поелозив задом по грязным ступенькам. — Но ты все равно из Ирака. Я бывал в Эрбиле, насмотрелся на тех арабов.

— Я не понял, чего ты борзеешь? Хочешь, чтобы мы проехали на базу Хмеймим? Так мы проедем. Тебя это убедит? Спецназовцев наших видел? Они тебя сейчас упакуют и доставят в лучшем виде. А может, ты нам и не нужен вовсе и не знаешь ничего? Только выпендривался тогда? Добавим тебя к твоим парням под брезент, до кучи. И как Акчан отнесется к твоей скоропостижной гибели? Слишком молодая вдова. А у нее были шансы оказаться в безопасном месте, и у детей. Дядя Карван тоже…

— Что с ним? — Салар буквально позеленел.

— Да вроде пока ничего, — пожал плечами Горюнов. — Правда, Вася?

Егоров кивнул. Он внимательно следил за реакциями курда, слушал перевод и понял, что Салар сдулся. Причем не на жене и детях, а на Карване. Экспертша была права — дядя его воспитал, и старший родственник для него дороже всех.

— Скажи, что дядю подозревают в связях со спецслужбами, может, турецкими, может, американскими… — предложил Егоров. — Он понимает, чем это грозит Карвану?

Салар понимал. Он всегда, думая о дяде, представлял его совсем молодым, каким запомнил Карвана, когда тот забирал его из Турции. Сколько он заплатил, чтобы вытащить мальчишку из полиции? На какую сделку пошел? Дядя был близок к Оджалану.

Освобожденный мальчишка и говорить толком не мог, избитый, онемевший после смерти близких. На его глазах пристрелили отца в затылок, поставив на колени. Тот ткнулся в землю лицом, и Салар завороженно смотрел на разверстую