Будь крутым - Элмор Леонард

– Словом, она профессионалка.

– И притом заслуженная. Так я ей и сказал: «С вашим опытом знаете, чем вы могли бы заниматься? Могли бы стать гастрольным администратором „Одессы“, когда они раскрутятся и начнутся гастроли». Она подумала, что я спятил. «Вы что, хотите, чтобы я стала шпионить для Раджи?» – «Нет, не для Раджи, а для меня, – сказал я. – Мне вы будете докладывать о намерениях Раджи, а ему – что группа не делает сборов». Вита клюнула: «Ага!» Идея пришлась ей по душе. Она бы согласилась, вот только как на это посмотрит Линда? Сразу же после ухода Виты я позвонил Линде, и та сказала, что придумано здорово. Она бы даже включила Биту в группу, но думает, что Торопыга на это ни за что не пойдет.

– Он что, расист, этот Торопыга?

– Просто мусорный и вздорный тип. Пользуется любой возможностью возразить и поступить наперекор.

– Только чтобы вы не подумали, что он тряпка, – сказала Элейн. – Господи, как курить хочется!

– И росточка он небольшого, – продолжал Чили, – знаете этот тип жилистого латиноса? Я тоже не возражал бы против хорошей сигары. Да, жаль, тебя не было в зале «Марихуаны» вчера. Мы курили возле клуба перед выступлением «Одессы», и тут как раз подъехали эти русские.

Перед крашенным в черный цвет фасадом клуба были выставлены садовые скамейки для курильщиков, но они толпились, куря стоя, беседуя и наблюдая прохожих и машины, мелькавшие в огнях Сансет-бульвар. Они, то есть Чили, Линда, Торопыга и горстка других, тоже вышедших покурить. Над ними и над навесом, протянувшимся от дверей к тротуару, висел белый квадрат афиши со словом «Одесса». Одно слово большими буквами.

Если кто-нибудь подходил к двери и пытался ее открыть, тот или иной из курильщиков объяснял ему, что вход за углом, со стороны Лэрраби. Или же в двери, загораживая ее своей тушей, появлялся клубный вышибала и говорил ему это же. Вышибалы были с телефонами на голове, чтобы переговариваться друг с другом. Курильщикам, когда те, накурившись, хотели войти вовнутрь, дверь они открывали.

Линда вошла вовнутрь первой. Она казалась рассеянной и сосредоточенной в ожидании выступления. В конце концов она сказала:

– Ну, увидимся, – и бросила сигарету. Чили остался в обществе Торопыги, ударника в безрукавке, с банданой на голове и в кожаных нарукавниках. Уход Линды был кстати. Чили надо было кое-что спросить у Торопыги.

– Помнишь, ты рассказывал о девушке в автобусе, у нее еще младенец был?

– Ну? – насторожился Торопыга. – И что?

– Занятная история, – сказал Чили. – Интересно, что было потом?

– К чему ты клонишь? Думаешь, не отвел ли я ее в отель?

Господи, что за невозможный тип!

– Помнится, ты говорил, что ее из дома выгнали.

– Да, из-за цветного ребенка. Она сказала, что ее трахнул военнослужащий из Форт-Блисса. Она призналась ему, что беременна, а он ей: «Какая неудача! Меня как раз переводят в другое место».

– Ты познакомился с ней на пути в Эль-Пасо?

– Да, она туда направлялась парня этого разыскивать. Видишь ли, она считала, что он ей наврал, а сам никуда не уезжает.

– Говоришь, она хотела брать уроки пения?

– Да, пения, а еще привести себя в порядок, грудки подкачать и участвовать в конкурсе «Мисс Америка». Чтобы парень, который ее трахнул, увидел ее по телевизору, устыдился, что так подло ее бросил, и вернулся бы к ней. Мечтать, конечно, не вредно, согласен? Господи, да ее к конкурсу «Мисс Америка» близко не подпустят, и писклявый голосок не поможет!

Торопыга перевел взгляд туда, где перед клубом появился автомобиль, туда, где кончался навес и разгружались грузовики, но говорить он все говорил – объяснял, что ей он, конечно, ничего такого не сказал, не хотел обижать девушку, пусть и дуру.

Чили, слушая Торопыгу, все время чувствовал присутствие рядом этой машины, чьи фары ярко светились, бликуя на темном металле, но глаз на нее не поднимал. До тех пор, пока не услышал громкое:

– «Одесса». Что это?

Сказано это было с акцентом, заставившим Чили поднять глаза на машину – черный седан с четырьмя дверцами, марки «лексус», как и та, в которую сел Роман Булкин на аллее напротив своего фотоателье. Переднее окошко рядом с водительским местом было открыто, и в нем виднелся здоровенный блондин. Сзади, казалось, сидит лишь один пассажир, но было темно, не разглядеть, лысый он или в парике. Здоровенный блондин вылез – настоящий бычара в узком костюме, едва не лопавшемся на нем, и спортивной рубашке расцветки «вырви глаз», из тех, глядя на которые в магазине думаешь: «Неужели это кто-нибудь покупает?» Парень этот напомнил Чили Стива Мартина в комической роли «бешеного кретина» в «Субботним вечером». Он шел прямо к ним, в то время как Торопыга все плел свое – дескать, от девушки этой так воняло, что, сидя рядом с ней, он вынужден был дышать ртом, а не носом. Русский, встав напротив Чили, взглянул на афишу.

– Могу объяснить, что такое «Одесса» и что такое не «Одесса», – сказал Чили.

Только это он и сказал, Торопыга же моментально завелся.

– Слушай, я, по-моему, с человеком разговариваю, чего лезешь?

Русский посмотрел в его сторону не то с удивлением, не то смущенно. Он сказал:

– Я только хотел узнать, что такое «Одесса», – и, отойдя к стоявшим рядом, начал допытываться уже у них, что такое «Одесса».

– Подумать только! Говнюк иностранный! «Я ТОЛКО ХАТЭЛ УСНАТ, ШТО ТАКОЭ АДЕСА».

Чили глядел на «лексус», черный лак которого отражал огни Сансет-бульвар, а Торопыга все пыхтел, как паровоз:

– Знаешь, что мне надо было ему сказать? Знаешь?…

Он осекся, так как блондин опять прошел мимо него, возвращаясь к машине. Чили увидел, как заднее стекло поползло вниз. Блондин наклонился к окошку, о чем-то переговорив с сидевшим сзади человеком, после чего опять сел на свое место рядом с водителем. Окошко осталось открытым, и в нем показались теперь голова и плечи мужчины.

– Надо было мне сказать ему, что это город такой в Западном Техасе, откуда и пошло наше название. Совсем уж его запутать.

А вот в окошке появилась рука – большой палец поднят, указательный наставлен на Чили.

Чили подошел к машине, к Роману Булкину, глядевшему на него своими заплывшими глазами. Подняв руку, изображавшую пистолет, Роман целился теперь прямо в лицо Чили.

– Хлоп – и ты покойник! – негромко рыкнул он. – Дело лишь в сроках, верно?

Машина отъехала под неумолчное Торопыгино:

– Никогда не слыхал об Одессе? Господи, да откуда ты взялся такой?

– Так что теперь я только и поглядываю по сторонам, – сказал Чили, – до тех пор, пока либо Даррил не сцапает этого русского, либо я не натравлю на них «Фанатов Роупа».

Элейн маленькими глотками тянула виски.

– Вот тут я не понимаю, – сказала она. – Какова функция этого Рассела?

– Рассела. Он до часу дня не берет трубку, так что я с ним еще не говорил. Думаю, что все произойдет сегодня или завтра.

– Что произойдет?

– Син поручит явиться за своими тремя сотнями «косых».

– Погоди. Разве у русского они и вправду есть?

– Я же объяснил тебе, Элейн, что все это выдумки – незаконная торговля дисками и прочее. Объяснил? Нет, денег этих у русского нет. И вообще их нет. Но коль скоро Син думает иначе… Знаешь, кого мне напоминает акцент этого русского?

– Акима Тамирова, – сказала Элейн. – Но на что ты надеешься, громоздя одну проблему на другую?

– Что этим разрешу как ту, так и другую.

– Но ты ведь толкаешь Рассела на преступление…

– Ему не привыкать, Элейн. Эти рэперы с их судимостями – дурные мальчики. Когда-нибудь они так или иначе преступят закон, с чьей-либо помощью или самостоятельно. Тяга к преступлениям у них в крови, как у рецидивистов. Я почти уверен, что Томми платил им гонорар единственно потому, что побаивался не платить. Если я скину их с плеч, натравив на русских, а также на Раджи и Ники, я смогу сосредоточить свои усилия на «Одессе». Теперь о кино. Так станет Линда звездой или нет?

– Как прошел вчерашний концерт?

– С оглушительным успехом. Линда публику покорила, а был полный зал, почти двести человек. Вчера в «Марихуане» группа играла скорее рок, чем кантри. Торопыга был в ударе, бил как бешеный в два своих барабана. Глядя на него, думалось: «Да, этот и впрямь может быть настоящим Гонсалесом!» Когда-нибудь я все-таки наберусь храбрости и спрошу его, почему он не подкупит себе еще инструментов. А потом мы пили пиво в баре, и я опять вернулся к расспросам о девушке в автобусе, спросил его то, чего так и не понял – чем она собиралась платить за уроки пения.

– И за операцию на сиськах, – сказала Элейн.

– Она говорила, что подастся в проститутки, – сказал Торопыга. И добавил: – Ну, если так хочется…

– В каком смысле «может быть настоящим Гонсалесом»? – спросила Элейн.

– Есть такой бородатый анекдот, – сказал Чили. – Не слишком смешной. Но если говорить о вчерашней публике, то присутствовало много деятелей музыкального бизнеса. Их Хью пригласил. После концерта Линда сказала, что там был один тип из музыкального издательства, кинопродюсер – она забыла фамилию, – и двое людей из фирмы «Искусство» дали ей свои визитки и выразили желание побеседовать с ней. Одно выступление – и она нарасхват.