Поводырь (СИ) - Андрей Дай

Данилыч ждал. Умело скрывал нетерпение, и даже как-то смаковал это ожидание. Такое бывает, когда у человека есть какой-то козырь в рукаве. Хранишь его, придерживаешь. Обходишься. Даже где-то уступишь собеседнику. Момент выбираешь, когда наилучший момент наступит, когда от одного хода вся игра поменяться может. Плохо, когда козырь не в твоих руках. Вдвойне плохо, если не знаешь что это за козырь.

Но тогда я догадывался. Почувствовал старый лис мой интерес к Варешке. Знает, что очень пристав мне для чего-то нужен. И готовился продать выпестованного лучшим другом и соратником человечка очень и очень дорого. Но, если я правильно вычислил, то еще должна быть у Нестеровского какая-то сладенькая пилюля. Нечто, призванное подсластить мне горечь проигрыша партии. Иначе может статься, что раскланиваться на пороге, улыбаясь и желая всех благ, мы уже станем злейшими врагами. А на месте судьи, я бы с новым губернатором враждовать не стремился. Не тот вес. Это здесь, в Каинске сейчас Петр Данилович — князь. А стоит мне добраться до Томска, все может измениться. По «Уставу государственной службы» я даже объяснять, за что человека уволил, ни кому не обязан. Правда это касается чинов до десятого класса, а у судьи — шестой, ну да и тут способы имеются.

Очень мне было интересно — с чего опытный интриган начнет свои маневры. Сам я разговор и вовсе начинать намерен не был. Меня пригласили, яж не сам напросился…

Он начал, и я снова, который уже раз поразился мастерству, с которым это было проделано. Не вспомню теперь, как именно, но ход мыслей был примерно таков:

— Испробуйте вот маслица, Герман Густавович. С ерофеевской маслобойни фабричной. Очень, знаете ли, благое дело — эти фабрики. И для города нашего и для губернии. И в казну прибыток. Я прежде как мог протекцию производителям делал, так новым господом не по вкусу сие пришлось. Доложили, поди, уже, нажаловались?

Пришлось признаться — да, успели. В грехах тяжких обвиняли. В неуважении. Говорили, мол, собрали бы и больше гостинца, да судья воспротивился. Говорил, что у молодого губернатора городков таких много, а купцов у нас в Каинске мало. Ему еще много где насобирают, а наши того и гляди по миру пойдут от поборов-то. Гера стонал и бился головой о воображаемую стену, пока я как бы тайные сведения Данилычу выбалтывал. Так-то, по новому николаевскому «Своду Законов Российской Империи» — явление неуважения высшему должностному лицу приравнено к неуважению власти Самодержца Российского и карается соответственно. Если грамотно подвести под обвинения «сладкой парочки» доказательную базу, поедет Нестеровский осваивать Восток нашей необъятной родины, как миленький. По сути, я открыто грозил окружному судье. Только он мои слова опасными не признал. Умен старый юрист. Понимает — хотел бы упечь его куда подальше, словами бы не тряс. А раз открылся, значит, оговоры те к исполнению принимать не намерен.

Но и я не первый раз живу. Хитрецов этаких толпами в МММ отправлял. Понял, почувствовал — вот он момент для козыря. Давить сейчас на меня станут и вкусняшки из меня выдавливать. И нанес упреждающий удар.

— Только, милейший Петр Данилыч, человечишка-то этот Борткевич никчемный и вороватый. Гребет под себя и ума не хватает и себе взять и для дела кусок приберечь. Забыл свое место коллежский асессор. И за себя и за городничего власть прибрал. Да кабы еще городничий опытный был, чтоб начальника на место ставить весу хватало… Слышал в прежние времена здесь Сахневич был, Павел Павлович. Говорят, вот при нем порядок в Каинске образцовый пребывал. И купеческое сословие так не притесняли…

Удар в самое яблочко попал. Судья сначала беззвучно разевал рот, пытаясь вклиниться в мою речь, потом уже просто сидел и улыбался. Я предлагал ему честный размен. Его козырь оказался битым еще до того, как лег на сукно.

— Думаю, по приезде в губернию, навестить старого воина. Просить вернуться на пост. Как Вам думается, господин коллежский советник? Уважит меня Павел Павлович?

— Уважит, Герман Густавович, — усмехнулся в усы Петр Данилыч и расправил и без того топорщащиеся бакенбарды. — Вы к Павлуше с Иринеем Михайловичем идите. Мой друг принимал участие в судьбе молодого Пестянова, любит он Варешку. А вы, Ваше превосходительство, все одно ведь собирались пристава нашего в Томск с собой забрать…

Вот и все. Размен. Теперь мне, как первым атаковавшему, по закону жанра, нужно добавить ложку дегтя, а судье приготовить мед.

Но это у поварской братии сначала в кушанье кладется сладкое, а потом портится горьким. У нас, у чиновников все наоборот. И это тоже закон. Нельзя завершать разговор на плохом. Даже после чудовищной выволочки «на ковре», плох тот начальник, что отпустит подчиненного без чего-нибудь позитивненького. На худой конец, сойдет даже «бородатая» шутка. Ибо, как говаривал один из моих наставников — «лишенный ободряющего слова, человек злым делается и коварными мыслями одолеваемый». Но миловаться с Нестеровским я не собирался. Так или иначе, но я намерен был придерживаться намеченного плана, и, если потребуется, действовать жестко.

— Что же касается купцов и промышленников! Я, Петр Данилович, имею определенные задачи по развитию губернии. В следующем году Государственным Советом станет рассматриваться прожект строительства железной линии дорог во вверенном мне краю. Смею надеяться, решение будет положительным. Но к моменту начала земляных работ, по чугунке должно быть что возить. В министерстве не слишком благожелательно относятся к возможности вывоза из Сибири зерна и прочих продуктов крестьянского труда. Этого и в России в достатке. Наибольший интерес, кроме пушной рухляди и китайского чая, вызывают промышленные товары. Масло, канаты, металлы, ткани. Возможно — цемент. И я стану прикладывать все усилия, чтобы увеличить или создать эти производства. Не смотря ни на что! И стану требовать того же от окружных властей…

— А ежели народишко не возжелает капиталами в сем деле участвовать? — вклинился судья. Похоже, он принимал меня за прожектера. Или не принял всерьез. Пришлось продолжить атаку. А деготь — он вообще не вкусный!

— С начальников спрашивать стану. Не желают, значит — не объяснили, не увлекли. В протекции отказали. Мзду сверх обычного потребовали. Его Императорское Величество сейчас вперед смотрит. Реформы великие затеял. Наша в том поддержка потребна. Те же, кто не сможет вслед за Государем страну нашу благоустраивать, звания государевых людей недостойны. Молодые их места займут. Сейчас с этим просто!

Поди, проверь что из всего сказанного я сочинил, а что истинная правда. Реформы проводятся? Конечно. Молодых назначают? Так я тому пример. Госсовет ни сном, ни духом о Томской железной дороге? Так подам документы и станут рассматривать. Говорил убедительно — сразу почувствовал — собеседник верит. И помогать станет. Лет ему наверняка уже к шестидесяти ближе. Выслуга, награды за беспорочную службу и все такое — обидно будет лишиться приятных довесков к пенсии. Так что помогать станет. Жилы, может быть, рвать и не будет, а и препятствовать не посмеет. И на том спасибо.

— Людей много потребно будет, — кивнул черно-бурый лис. — Рук рабочих и прежде не на все хватало, а с потребностями такими и подавно. Писать стану старым друзьям за Урал. Помогут поди… А ежели и я свои за всю жизнь накопления пристроить в заводик какой-нито решусь? Мне как быть?

Ух ты! Нельзя так. Это он должен был медом меня умасливать, а не я. Но лишний десяток тысяч большому делу не помеха. Почему бы не указать путь?

— Вы, Петр Данилович, как судья окружной, управлять заводом не вправе. А кто же вам запретит им владеть? У вас, небось, и дом есть и лошади, хозяйство. Стройте свою фабрику, или с компаньоном каким на паях. Только управляющего нанять потребно будет. А долю свою в управление жене или детям оформить.

— И каким же товаром, по вашему просвещенному мнению, мне Европы удивлять стоит? — так-так-так. Тут не десятком, тут сотенкой тысяч пахнет. Иначе не торопился бы так. Не перебивал.

— Европы? Зачем вам они? Я вам вот что скажу, господин судья: не тот богатеет, кто золото на ручьях по крупице собирает. А тот, кто штаны и хлеб старателю сему продает. Фабрик у нас много будет. Некоторые — с паровыми движителями. Да пароходы уже по Оби плавают. И здесь, в степи Барабы печи в каждом доме сколько леса зазря сжигают? А ведь в земле уголь ждет своего часа. На реке Анжера место есть, где не хуже английского горючий камень скрыт. Было бы и у меня капитала в достатке, затеял бы копи угольные.

Поймет или нет? Нет, конечно — не ловушка это, но очень на нее похожа. Завязать его на обеспечение промышленного производства, на использование пока еще экзотической паровой машины, и этим заставить поддерживать развитие. Еще и меня в долю взять. А что я ему, просто так что ли, дорогу к Эльдорадо показывать стану?