Питомец - Александр Сапегин

Распахнув объятия и обрадовавшись добыче, очумевший хищник прикончил беглянку, но тут откуда ни возьмись нарисовался я. Тупой волчара не привык думать о последствиях. Оскалив зубы, он перескочил через тушку. Делать нечего, пришлось показать, кто в доме хозяин. Откровенно говоря, серого было жаль, но после трехдневной голодовки, спровоцированной проливным дождем, я очень хотел есть. Утолив голод, ваш покорный слуга, подхватив козью грудинку и шею, наведался к «невестушке». Как обычно, на порог меня не пустили, но мясо забрали. Дракошка напоминала мне жену. Моя благоверная тоже не отличалась кротостью и мягкостью характера. Деньги давай, а сам можешь не приходить. Женщины и там и тут одинаковы, и обличье их не играет никакой роли.

Козьи объедки достались зеленой и синей мелочи, которая рыбами-прилипалами следовала за здоровенным рургом. Да-да, я нашел общий язык с дракончиками. Общение «картинками» оказалось плодотворным. «Зеленушки» с окрестных скал охотно подчинялись приказам, шастая по близлежащим деревням, взамен им доставались остатки трапез «большого» и «страшного» вожака. Синие были не так полезны, как «разведчики», но будьте покойны, найдется и им применение. Зря, что ли, я их подкармливаю. Золотые и красные опасались идти на контакт, да и мало их в округе.

О, вспомнил, что хотел сказать! Помните секача с рваным ухом? Помяните горемычного. Пятого дня как преставился, до сих пор отрыгиваю… Или это бражка в животе бродит и наружу просится? Хорошая брагулька, скажу я вам, неплохо вставляет. Как-нибудь отблагодарю мужиков…

Смахнув грязной тряпкой рыбью чешую на пол, Зиф подхватил со стола опустевший кувшин бормотухи, заменив его глиняным собратом с залитым сургучом горлышком. Клиент должен видеть, что пойло не разбавлено. У Зифа приличное заведение с пристойной репутацией. Порог харчевни частенько пересекают респектабельные купцы за компанию с мелкими рассыльными чиновниками, рыбаками и мастеровыми. Нередко в зале устраивают загул и спускают деньги наемничьи отряды и охранники караванов и судов. Пьяные воины щепетильно относятся к целостности сургуча на бутылках и кувшинах. Этих зверюг в человечьих обличьях лучше не злить понапрасну. Себе дороже.

— Ринко, коз-за безрогая, ты хде запропастилась, бестолочь! Таш-шы сюда печеную рульку. Быстро! Каму я казал?! — заглянув на кухню, рявкнул хозяин харчевни.

Чуть не зарядив Зифу дверью по носу, из кухни выскочила справная ширококостная дивчина с деревянным подносом наперевес. Про таких говорят — девка в самом соку, кровь с молоком. Толстенная коса до пояса с вплетенной синей лентой, задорный румянец на щеках, покатые плечи, большая грудь, грозящая вот-вот выскочить из тесного выреза потертого платья, и оттопыренная попка, на которой тут же скрестились взгляды нескольких посетителей и завсегдатаев харчевни.

— Опять лясы точишь?! — навис над работницей Зиф.

— Как можно? — с видом возмущенной невинности возмутилась Ринко. — Курей щипала, вы же сами казали Дине подсобить.

— Я казал подсобить, а не языком прорости, балаболка, трепло, прости мя Пресветлая! Курей она щипала! Эт тебя за бесстыжий зад щиплют. Живо неси снедь к угловому столику. И за шо я тя, охальницу, терплю, вдругоряд наподдам отсель метлой поганой!

Грозно бурча, Зиф зашел за стойку и принялся протирать грязным полотенцем пивные кружки.

Показав спине хозяина язык, Ринко, ловко лавируя по залу, с шутками и прибаутками уворачиваясь от шлепков по пятой точке, проскользнула к угловому столику. Сгрузив заказ, она состроила глазки посетителю. А что, видный молодой мужчина в кожаном костюме с нашивкой гильдии охотников был совсем недурен собой, и деньги у него явно водятся, снаряжение вон какое справное. Стало быть, не бедствует.

Ринко совсем не отказалась бы подработать в его номере и постели ночью, но все ее попытки прельстить охотника телесами пропали втуне. Фыркнув, девушка отвернулась и благосклонно улыбнулась рослому широкоплечему наемнику, который скучал в одиночестве неподалеку.

Проводив девушку равнодушным взглядом, охотник вновь прислушался к разговору за соседним столом, где надирались дешевой бормотухой двое деревенских мастеровых. Оба уже были хорошо навеселе. Мужики давненько обсудили баб, своих и чужих, прошлись по поганой жизни и пройдохам-купцам, кои зажимают деньги при покупке и дерут три шкуры при продаже. Наконец широкомордый носатый выпивоха огладил пышные усы и качнулся к чернявому худощавому собутыльнику:

— Это самое… слухай, Прон. Хорош-ший ты человек… не то что некоторые. Да, не… — Носатый сконцентрировал взгляд на кончике носа Прона, опрокинул кружку в бездонную глотку, крякнул, занюхал засаленным рукавом давно нестиранной нательной рубахи и проникновенно продолжил:

— Ты думаешь я эт просто так пью? Не-э-э, это самое. Я, можа баять, уторой раз на свет родилси, это самое… да. Шо ты лыбишься, шо ты лыбишься? У-у-у, рыбья твоя башка! Думаешь, Корк налакался и околесицу несет тутошки? Во! Накуси-выкуси! — Мордатый сунул под нос Прону мясистую фигу, от которой за милю тянуло прогорклым салом и чесноком. — Кому другому бы, это самое, в харю двинул, но хороший ты человек, Прон! Ток тсс.

Рассказчик приложил грязный палец к губам и воровато оглянулся.

— Токмо тебе, как на духу. Я ведь его, аспида, как тебя видел, это самое. Мнил: все, отбегалси! Откоптил небо, прости Пресветлыя!

— Кого ты бачил? — Понятливый Прон ножом-засапожником сковырнул сургуч с кувшинчика и плеснул мутной жидкости в кружки.

— Черного рурга! Тсс! Демоново отродье, это самое, как тебя видел, Пресветлой клянусь.

— Тю-у-у, рурга полдеревни зрело, тоже мне, сплетку откопал, — усмехнулся худой.

— Брешут! — Корк стукнул кулаком по столу. — Углядели незнамо шо и ну языки чесать, а мы с кумом, это самое… как тебя… Тока руку протяни…

Охотнику захотелось придушить чавкающих соседей, мешающих ему подслушивать мастеровых. Разговор у тех выходил уж больно интересный, а то, что носатый не врет и действительно что-то видел, охотник определил легко. Умел он чувствовать ложь, сказывалась кровь бабки-колдуньи.

— Ток мы его… да… Слухай сюды. Пошли мы тута на днях с кумом по грибы, значица. Ну, это самое, кувшинчик бормотухи взяли, шо теща у кума ставит. Добрая бормотуха, с трех глотков с ног валит, значица. Не то шо это дерьмо, шо здесь разливают… Прости, Пресветлыя… Ага, ну вот, взяли мы кувшинчик, чтоб подлечиться и лучше грибы видеть… Шо ты лыбишься, думаешь, мы с кумом, это самое, с ума сбрендили, раз по бабским делам в лес потопали? Не лыбься, это самое… — Крок глотнул бормотухи, печально посмотрел на показавшееся дно тары и накрутил ус на палец. — Пришли мы, значица, на полянку нашу заветную. Там грибов видимо-невидимо, каких хошь… тут и боровики крупныя, и красныя шляпы, и кабаньи грибы кругами, и все цельные не червивыя… вот, значица… Ну мы с кумом за такую удачу треть кувшинчика и уговорили, значица… И так хорошо нам стало с той бормотухи, ну прям ни в жизнь не поверишь. Куда там этой моче тутошней… Вот, значица… Сидим мы так с кумом и уже решили грибы собирать, шоб, значит, жинки не бухтели, что мы пьянствовать только горазды… — Отвернувшись от стола, рассказчик в сердцах сплюнул на пол. — Ну до чего склочные бабы, прям не понимают, шо в любом деле важен настрой и так просто ну никак не получается. А выпьешь кувшинчик, так сразу легко и приятственно становится… И все бы переделал, и бабы сразу такими красивыми становятся… Да-а-а, вымя особенно…