Питомец - Александр Сапегин

Итак, выбив из мозгов вязкую пелену розовых облаков и на корню задавив позывы к продолжению ухаживаний, я осмотрел окрестности, простирающиеся километром ниже. Золотая дракошка, зависнув немногим выше, вопросительно курлыкнула. На ментальном фоне всплыла картинка полета, приправленная удивлением, мол, почему я не хочу больше летать вместе с ней? Это что, она пыталась со мной ментально-эмоционально общаться? Чуток поразмыслив, я сформировал мысль-картинку о родной пещере и послал ее золотой невестушке. Ответом было категорическое несогласие. Ага, Баба-яга против. Перед внутренним взором мелькнули виды с утеса, на вершине которого я навалял конкурентам, и картинка могучего дуба с большим дуплом, зеленая крона которого украшала подножие скалы. «Невеста» информировала незадачливого ухажера, что она обеспечена жилплощадью и может вполне обойтись без моей квартирки. Причем, что характерно, в гости не приглашала. Дракоша сложила крылья и спикировала вниз, наградив жениха напоследок образом оскорбленной невинности и обиды, типа, она такая-растакая, а я козел горный, чурбан бесчувственный. Видеть она меня не желает и просит держаться подальше от дуба. Было бы сказано. Желание дамы — закон.

Проводив взглядом быстро удаляющуюся золотую точку, я полетел к родной пещере. Внизу мелькали разноцветные стайки возбужденных дракончиков, которые слетались на запах готовых к спариванию самок. Отсекая позывы лететь вниз на праздник жизни, я упорно держал курс к родным пенатам. Мне одной самки хватило за глаза, тем паче, в голове бились десятки мыслей, которые нужно было обмозговать в спокойной обстановке, а не под прессом бьющих по разуму гормонов. Дважды на одну и ту же удочку я не попадаюсь. Свят-свят-свят…

Прав был Базиле, и я с ним согласен: предки современных рургов, на зависть всем говорунам, отличались умом и сообразительностью. На ум приходит предположение, что селекционеры, работавшие с первоначальным материалом, стремились в первую очередь превратить рургов в тварей бессловесных. Они прекрасно понимали опасность появления разума у невольников. Боюсь ошибиться, но, как мне кажется, одним из путей решения проблемы оказалось уменьшение размера головного мозга у подопытных экземпляров. А там, где убавляется мозг, уменьшаются размеры. Все взаимосвязано. Усох мозг, исчез разум, но не совсем, видимо, отцы-основатели где-то недоработали.

Ладно, поутихнут свадебные страсти, копну перспективную тему со всей основательностью. Если я смогу общаться с разноцветной мелочью… В зобу аж дыхание сперло от открывающихся возможностей. В предвкушении я потер передние лапы друг о дружку. Ха-ха-ха, между пальцев заклубилась темная дымка. Да с такой силой мир сам падет передо мной на колени! А пока он не пал, неплохо было бы перекусить. Сутки маковой росинки во рту не было. Заложив вираж, я опустился на дерево, росшее на краю широкой поляны, которую вытаптывало стадо пятнистых оленей. Наступила пора стребовать дорожное мыто.

Месяц пролетел быстро. Отшумели дожди, отгрохотали тропические грозы. С юга задул теплый ветер, за неделю высушивший непроходимые топи, захватившие подлесок. Короткий сезон дождей ознаменовался тем, что ваш покорный слуга умудрился еще подрасти. Раза так в два. За месяц бордовая раскраска чешуйчатых доспехов поблекла, превратившись в едва видимые полоски и узоры. Грудные пластины стали шире, а передние кромки крыльев обзавелись костяными наростами. В полете кость не мешала, лишь тонко посвистывала во время отвесного пикирования. Зато от приобретения был несомненный плюс — мелкая живность и подрастающие олешки от удара крылом шлепались наземь с раскроенными черепами. Передние лапы вытянулись, и передний плечевой пояс стал выше задницы. Большой палец как отъехал в сторону, так больше и не думал возвращаться на место. Если бы не жесткие подушечки, трехсантиметровые когти в подушечках и толстенная чешуя, превращавшая лапы в подобие металлических латных перчаток, я бы сравнил их с человеческими руками. Не удивляйтесь, имею полное право на заявление. Ими я ловко управлялся со всеми работами и операциями, свойственными человеческим рукам. Ни на какие мысли не наводит? Извините, что повторяюсь. Мелкая моторика тоже оказалась на высоте. Плоский камешек-голыш скользил по костяшкам пальцев, словно монетка в руках фокусника. Ради тренировки моторики куча вымоченной бересты была исписана местными буквами.

Вместо стило использовалось шило, сворованное в деревенской кузне. Там же я разжился неплохим ножом. Хорошо-хорошо, шила в мешке не утаить, вор-домушник свистнул оказией у кузнеца топор, пилу (правда, она оказалась тупой, как валенок), на дно холщовой котомки улеглись скребки, молоток и… подкова. Сам не знаю, зачем я ее прихватил. Ну не отдавать же ее обратно. Повешу над входом в пещеру. Ах да, совсем забыл про чугунок и пятилитровый котел.

Что еще добавить? Темной ночью неизвестные жулики наведались на купеческий склад. В процессе дерзкого налета купчина лишился четверти пуда крупной сероватой соли, отреза плотной ткани, вороха ремней и пары отличных кинжалов. Народ потом долго гадал, зачем татям такой разношерстный товар. А я, работая крыльями, на все лады клял внутреннего хомяка, между делом призывая кары небесные на голову прижимистой жабы. Вот они на мне оторвались по полной программе. Умаялся, пока хабар дотащил до хаты. А как же сторожа да псы цепные? Спали сии голуби сизокрылые, аки сурки беспробудные. Где стояли, там и попадали. Что я, зверь какой, головы им отшибать, это ж не волки, которые не по понятиям живут. Кстати, один из серых беспредельщиков прописался у меня в виде мохнатого коврика у порога, только шкура начала пованивать. Выкину, наверно.

Дело было как в басне Крылова.

В летний жаркий день одна коза воды восхотела. До водопоя меж сопок она добралась. На ту беду чудище черное по небу летело. Чудище видит сыр, и сыр его пленил… Ой, это из другой басни. И видит рург козу, и думает: «Щаз-з-з загрызу!» Коза не дура, вздумала скакать, то бишь от рурга убегать. Не рассчитала, рогатая, момент, из-за кустов появился хвостатый серый элемент.

Серый лесной санитар прибыл по звонку «ноль три», желая провести эвтаназию истекающей кровью «больной», которая умудрилась увернуться от доктора, пытавшегося отправить ее в морг. Тактически отступление было проведено не совсем грамотно, доктор в моем лице успел располосовать левый бок несчастному животному встроенными в лапу скальпелями. Истошно блея, в поисках убежища жертва скакнула в мрачные дебри подлеска прибрежной чащобы. Только вместо спасения там ее ждала засада, и, как барон Мюнхгаузен, угодивший между львом и крокодилом, обед с копытцами оказался между волком и рургом.