Мамочки мои… или Больничный Декамерон - Юлия Лешко

Наташа задумчиво повертела открытку в руках:

– Спасибо, конечно, но вот Бусел – какая-то фамилия незнакомая. Нет такой в отделении.

Потом ее мысли потекли в другое русло:

– А мне папа в детстве принесет конфетку с работы и скажет: «От Зайца!» Я верила… А тут Бусел прилетел с подарками.

Вера Михайловна выбрала себе яблочко и пошла мыть его к умывальнику в углу ординаторской:

– Ну, что ж, ладно, спасибо неизвестному Буслу. Только я и правда что-то не припомню, чтобы у нас в отделении лежала мамочка Катя по фамилии Бусел… Если «спасибо», значит, ее выписали уже?

Наташа, вслед за подругой выбрав себе маленькое крепкое яблочко, с веселой улыбкой подтвердила:

– Да, не было. А вот Павлова есть Катя, есть Катя Спиридович. Да ладно! Даритель пожелал остаться неизвестным. А бусел, кстати, это же – аист. У нас тут аисты днем и ночью кружат!.. На бреющем полете… Давай холостяку нашему половину отгрузим. Как подумаю, чем он питается, разведенец несчастный… Деклассированный, в сущности, элемент… Потому и злой. Набери его, деспота. Пусть зайдет.

– Ладно, – кивнула добрая Вера, – отгрузим разведенному деспоту.

А по больничному коридору с тихим скрипом ехала дальше тележка с передачами для женщин, лежащих на сохранении. Прокофьевна заглядывала в каждую палату и выкрикивала имена. Подойдя к четвертой палате, громко позвала:

– Павлова Катерина! Принимай!

Мамочка Павлова подошла к старушке и приняла пакет, плотно набитый какими-то баночками и свертками: на самом верху лежал завернутый в чистое полотенце деревенский сдобный каравай, рядом – дивно сохранившиеся, будто только снятые, налитые яблочки; клинковый сыр домашнего изготовления уютно располагался по соседству с колечком деревенской колбаски…

– Ну, дядя Петя дает… Вот, в другое время, знаете, как я бы это назвала? Вернее, как он сам это называет? Закуска! – выкладывая продукты на стол, рассказывала она соседкам по палате. – Деревенская родня, это, девочки, просто клад! Сейчас мы эти дары природы помоем, порежем… Ой, как пахнет… Девочки, а у меня, кажется, ножа нет, дайте кто-нибудь…

Одна из ее соседок по палате, молодая женщина Ксения, полезла в тумбочку за ножиком, но в это время зазвонил Катин телефон. Катя глянула на высветившийся номер, отвлеклась от даров родни и природы и сказала в трубку серьезным, официальным голосом:

– Да, Вадим Леонидович, здравствуйте. Нет, меня на две недели госпитализировали. Думаю, что мы все нормально успеваем: восьмая и девятая главы у вас особых нареканий, как я поняла, не вызвали. А над десятой я еще поработаю. Да, название предлагаю конкретизировать. Вот так, наверное, будет лучше: «Инициирование детонации при горении газовых смесей в трубах с пористым наполнением и при дифракции волн горения». Ну, что еще… Список ваших замечаний у меня с собой, я уже просмотрела. Есть мысли. Да… Спасибо большое, постараюсь. До свидания.

…Катя Павлова с первого взгляда казалась почти анекдотической «блондинкой». Да она и была очень светлой шатенкой, – рафинированная городская жительница, хрупкая, животик аккуратный, французский маникюр. Закончив разговор, она машинально поправила загнувшееся одеяло и только тут заметила, что Ксения протягивает ей ножик и смотрит на нее с почти священным ужасом.

– Вот это да… Кать, а про что это ты… Вот детонация… рефракция… Это про что?

Катя беззаботно махнула рукой:

– Это термодинамика… Перевести на простой язык не очень получится: там терминология такая специальная… Но дело, в общем, житейское: исследование оптимальных условий процесса зажигания для более эффективного сгорания топлива в системах…

Ксения помотала головой:

– Ну, ты профессор! А я только отдельные слова поняла: топливо, сгорание, зажигание…

Катя кивнула с улыбкой:

– Ну, так ты самые главные слова поняла. Я же говорю, дело житейское, – разговаривая с Ксенией, Катя успела разобраться с дядькиной передачей. Помыла под краном румяные яблочки, разнесла их мамочкам:

– Угощайтесь, девочки. Вот что значит, на деревенском чердаке хранились: как вчера с дерева… А я не профессор, я кандидат наук. Буду доктор, если все нормально будет.

А в это время доктор Бобровский шел по коридору в сопровождении своих интернов – Саши Сосновского и Леры Кошелевой. Недалеко от ординаторской Владимир Николаевич остановился и обратился к интернам:

– Так, коллеги, ждите меня в процедурном кабинете. Ознакомьтесь с документацией, внимательно изучите истории болезни. Через десять минут начнем.

Он не успел дойти до ординаторской, как из дверей вышла, направляясь к нему походкой молодой тигрицы на охоте, Наташа. Улыбнулась, как всегда, без тени робости – одна лишь радость на лице да чертики в голубых глазах:

– Ой, Владимир Николаевич, а я за вами. Вы как почувствовали, что я вас пошла искать… На ловца и зверь…

Только Наташа, не ведавшая смущения, да и про субординацию вспоминавшая только в случае острейшей необходимости, могла вот так запросто кокетничать со своим непосредственным руководителем на виду у интернов. Но вот этот самый руководитель не имел ни малейшего желания поощрять ее мелкое хулиганство на… хм… сексуальной почве. Поэтому сдвинул брови («Господи ты, Боже мой…» – подумала Наташа, с нежностью глядя в любимое лицо) и сказал сурово:

– Вера Михайловна звонила: что там у вас такое неотложное?

Эта напускная суровость Наташу не испугала: напротив, она моментально поняла – а ведь Бобровский, пожалуй, еще не забыл про их несостоявшийся ужин с волшебными Таниными пирожками. Возможно, жалеет…

– На словах не расскажешь, – проворковала Наташа, максимально приблизившись к уху завотделением, так, что на Бобровского повеяло ее теплыми духами «Жадор», – но, в общем, неотложное. Цито! В смысле, скоропортящееся.

– Вы меня пугаете, Наталья Сергеевна.

Все, оттаял! И Наташку «понесло»…

– А вас можно напугать, Владимир Николаевич? Вот не знала!

Тот, шаг за шагом продвигаясь к ординаторской, поддерживал куртуазный разговор почти нехотя, на автомате:

– Меня можно напугать, Наташа. Еще как…

Наташа шла рядом, намеренно тормозя: в ординаторской Верочка, может, и Таня заскочила, при них с Бобровским даже кокетничать неинтересно: он отвлекается, рассеивает внимание по сторонам…

– Ну чем, Владимир Николаевич? Откройте секрет. Я хоть попытаюсь…

Пришла пора Бобровскому развлекаться на всю катушку:

– Ну, например… Весь наш медперсонал – ты, Вера, Таня, Света – ляжет на сохранение… сюда же… И родит в один день! А? Не страшно, скажешь? То-то. Чего у вас там, внеплановые роды?

Все, уже некуда отступать – вот дверь. Наташа толкнула ее, открывая дорогу Бобровскому:

– Внеплановый сюрприз…

Они привычно пикировались, перекидываясь намеками и подколками, и, конечно, не заметили, какими глазами посмотрел на Наташу высокий симпатичный интерн Саша Сосновский, прежде чем уйти в процедурный кабинет…

Наташа картинно вытянула правую руку прямо перед Бобровским:

– Прошу!..

А Вера Михайловна наносила последний штрих на «икебану»… Вся корзинка от Бусла по-братски была поделена на части, а яблоки стояли в вазе на столе. Бобровский даже глаза притворно прикрыл от ослепительной картины:

– Добрые самаритяне про День медицинского работника неожиданно вспомнили, чуть ли не полгода спустя? Как бы поздновато уже. Или с ваших дачных угодий урожай?

Наташа полюбовалась маникюром:

– У меня на даче только цветы растут. Сами по себе.

Бобровский вспомнил:

– Моя мама тоже насадила целую альпийскую горку.

Вера Михайловна протянула аккуратно упакованную корзинку:

– В общем, это вам, Владимир Николаевич. За то, что мы вас любим и уважаем…

Завотделением не стал отнекиваться:

– Принимаю с благодарностью… Вот, с утра погонял, глядишь – сделали правильные выводы. О-о, кабачок знатный! Кабак! Беру! Яблоки-то какие, селекционные прямо! А помните, девушки, в древней Греции республиканский конкурс красоты проводили. Мисс… Пардон, миссис Троя, кажется? С призовым фондом в виде яблока!

Вера Михайловна усмехнулась, сложив руки на груди:

– Все-таки заметно, Владимир Николаевич, что ваши познания в греческой мифологии базируются на кроссвордах в пятничных газетах. Прекрасная Елена была не «миссис Троя», а «миссис Спарта». А конкурс устроили три богини – Афина, Афродита и Артемида. Судил девушек Парис. Приз достался Афродите, за это она и внушила Прекрасной Елене любовь к Парису…

– Ну, а тут две богини!.. – нимало не смутился Бобровский. – Прекрасная Вера и прекрасная Наташа! В общем, яблок мне не надо, это вам! Ладно, я пошел. У меня интерны простаивают. Спасибо!.. Корзинку спрячьте в шкаф, вечером домой завезу. Черт, помимо водки есть грешно…

– А там кое-что есть, в тему! – Наташа лихо подмигнула Бобровскому.