Жезл Эхнатона - Наталья Николаевна Александрова

– Пока – никого. И ваш ящик пока на прежнем месте. – Он показал мне электронный планшет, на экране которого была выведена карта ближних окрестностей музея. В самой середине здания ярко светилась зеленая точка – там находился установленный мной «жучок».

– Но гости еще не приходили…

Мы замолчали, вглядываясь в темноту.

Так прошло полчаса… Я пошевелилась и тихонько спросила, как же он оставил Рея. Сам говорил, что тот еще щенок, хоть и огромного размера, и очень не любит быть один.

– Интересуетесь, не женат ли я… – хмыкнул Игорь.

Да больно надо! У него явно мания величия.

– Чего нет, того нет, – сказал он, как мне показалось, грустно. – А Рей и правда дома один ночью не останется, будет плакать в голос. Можете себе представить – пес боится темноты!

– Он же еще маленький, – вступилась я.

– Пришлось отвезти его к маме, хотя она нещадно его балует, с ней он будет спокоен.

Ах вот оно что…

Прошло еще полчаса. Где-то вдалеке пробило полночь.

Я поежилась и проговорила:

– Может, я все же ошиблась, и они запланировали ограбление не на сегодняшнюю ночь?

– Это тоже возможно, – спокойно ответил Игорь. – А может, они просто выжидают. В таких операциях самое главное – терпение, умение ждать. Кстати, у меня есть термос с кофе, хотите?

Я кивнула, и он налил мне в пластмассовый стаканчик крепкого горячего кофе. Совсем близко я увидела его руку. Было у меня и раньше впечатление, что он мне знаком, а теперь я точно знала, что видела эти руки. Только они были женские, то есть гораздо меньше. Тонкие подвижные пальцы, ногти коротко обстрижены и без маникюра…

– Скажите, Игорь, а ваша фамилия Сорока? – неожиданно для себя спросила я.

Стаканчик в его руке дрогнул, капли кофе вылились на сиденье.

– Ну да, – с досадой ответил он, – а то ты не знала!

Даже на «ты» стал называть, до того рассердился.

– Откуда я могла знать? – удивилась я. – Вы мне не сказали…

– Ну да, не люблю свою фамилию! – вконец рассердился он. – В школе сколько дразнили!

Да ладно, мне из-за имени тоже доставалось. Ам-ам – кусь-кусь!

– Хорошая фамилия! – с искренним чувством сказала я. – И птица хорошая, красивая.

Сорока! Так вот почему мне казалось, что я где-то его видела, что мы общались, но я не помню где. Как я уже говорила, память у меня избирательная. Но Сорока…

* * *

На следующий год мы с Алюней снова поехали в пансионат. Перед этим повторилась та же история с одеждой. Баба Настя так же потащила меня на вещевой рынок и точно так же торговалась там до хрипоты насчет подержанных вещей. Кроссовки же купила дешевые, но новые.

Мыться я ей в руки не далась, сама проскочила в ванную, а плетение кос пришлось вытерпеть. И так же баба Настя ворчала на меня, шипела и щипалась, только не называла приблудышем. Просто никак не называла.

В пансионате нам выделили тот же номер без разговоров, а на следующий день я выяснила, что Михаил Филаретович приедет только через месяц. Он ведь, в отличие от других обитателей, много работал, много ездил, прошлым летом только осел в пансионате, чтобы дописать книгу.

Узнав такую новость, я приуныла – сама себе не говорила, что соскучилась, и хотела рассказать ему про шахматы, знала твердо, что не погонит он меня, выслушает внимательно.

И тут подошла ко мне женщина – невысокая, худенькая, немолодая, конечно, но быстрая в движениях, приветливая, очень просто одетая. Я сразу отличила ее от остальных обитателей пансионата.

Нина Ивановна Сорока. Только по имени ее никто не звал, а все по фамилии – Сорока, Сорока.

Она работала гримером на «Ленфильме», приехала отдохнуть на три недели. Да только разве ей дали отдохнуть…

У нее были буквально золотые руки, это признавали даже капризные старые актрисы. То и дело они обращались к ней: макияж навести, морщины завуалировать, что-то сделать с волосами.

Сорока умела все. И, видя, что я брожу неприкаянно между столиков для шахмат, занялась мною.

Для начала она собственноручно очень удачно меня подстригла, велела отучаться смотреть исподлобья и щурить глаза. И улыбаться почаще, и не морщить лоб, и не грызть ногти.

И как-то так получалось, что она убедила меня это все не делать. Просто гипноз какой-то…

Она перебрала мою одежду, одобрила все купленное бабой Настей – добротные вещи, почти не ношенные, и где-то пришила разноцветные пуговицы, где-то обрезала рукава, где-то укоротила юбку, а на дырке в свитере, которую проглядела-таки старуха-домработница, вышила красивый цветок. Еще связала мне яркий длинный шарф на осень. Вот, не поверите, но до сих пор где-то он лежит, не могу выбросить.

Сорока… Надо же, Игорь, оказывается, ее сын.

«Не мир тесен, а слой тонок», – говорил в таких случаях Михаил Филаретович.

– Пей… пейте кофе, остыл, наверно, – пробормотал Игорь.

А я осознала, что смотрю на него и улыбаюсь, как полная дура. Что он обо мне подумает? А все равно.

Кофе остыл, но все равно мне стало легче. И не успела я допить его, как Игорь тихо проговорил:

– Ну, вот и гости пожаловали!

Я завертела головой, но ничего не заметила. Тогда Игорь повернул ко мне планшет, и я увидела, что на краю экрана появился второй зеленый огонек. Он медленно двигался, приближаясь к музею.

– Это тот маячок, который вы установили на их машину. Значит, они приехали на дело на той же самой машине, на которой ездили до сих пор… легкомысленно!

– А вот и они…

Действительно, из-за угла появилась темная машина с погашенными фарами. Машина медленно проехала мимо нас. При этом она на мгновение оказалась в призрачном свете уличного фонаря, и я успела разглядеть ее номер.

Номер был не тот, который пробил для меня Вадим… Но машина-то была та же самая!

– Они поменяли номера! – прошептала я, повернувшись к Игорю.

Он быстро и проницательно взглянул на меня. Я ведь не сказала ему, что знаю номер этой машины.

– Ну что ж, все же подстраховались… хотя, конечно, надежнее было бы поменять машину. Но нам так только лучше – мы можем за ними следить, не приближаясь.

Машина злоумышленников остановилась перед музеем.

Передняя дверца беззвучно открылась, из нее выскользнула невысокая гибкая фигура в темном облегающем костюме, с рюкзаком за спиной. По характерным пластичным движениям я узнала женщину, которую видела на экскурсии. Ту, которая снимала на телефон камеры наблюдения, а потом разговаривала с мужчиной-всезнайкой. Ничего так двигается, видно, что тренированная. Так что насчет пятидесяти