Мертвый Шторм. Зарождение - Ракс Смирнов

— И даже не спросят, кто? — удивился Артур.

— А зачем? — хохотнул Стас.

Они прошли еще несколько хибар и начали спускаться к платформе. «Козья слобода» была станцией колонного типа. Когда-то, еще до войны, она была настоящим произведением хай-тек искусства, вдохновленным футуризмом, типичным для застройки начала нулевых. За счет обилия света в полу и потолке, тогда она действительно казалась очень современной и просторной… Но не сейчас.

Колонны, словно сломанные гниющие перья в тяжелой атмосфере общего бардака, давно потеряли все облицовочные материалы, превратившись в ржавый каркас. Облицовка из металла послужила отличным решением для строительства и благоустройства. Бесконечные светильники в потолке давно перегорели и лишь изредка мерцали в несколько пар, как звериные глаза в темном лесу. Центральную часть плотно застроили по принципу «кто во что горазд», и теперь все это выглядело крайне печально.

Пеньков бывал тут однажды, поэтому прекрасно знал, куда ему идти. Он свернул к левым путям и пошел по единственному свободному, за неимением лучшего слова, «проспекту», ведущему через всю станцию. На правых путях, так же, как и на левых, навечно замер состав, но всю правую секцию превратили в один большой муравейник, соваться в который было действительно опасно.

Хотя сказать, что левая часть была бульваром для прогулок, тоже нельзя. Состав превратили в развлекательные заведения для всякого сброда, и каждое имело произвольную пристройку. Где-то пути преграждали столы, за которыми сейчас шло активное пиршество сомнительных личностей, где-то устроили торговые ряды со всякой запрещенкой…

— Странно все это, — Артур обратился по радиосвязи, — я думал, тут получше будет. А это какой-то притон.

— Согласен. Поэтому Федерация и не любит Сопротивление.

— Еще бы. Я бы на месте Хаматова тоже всю эту аморальщину убрал.

От этой фразы Стас даже остановился и посмеялся уже более искренне.

— Что тебя так рассмешило? — удивился Артур.

— Ты думаешь, Федерация борется с притонами просто потому, что это аморально?

— Я знаю, что ты скажешь. То, что федералы сами в эти притоны ходят и сами же с ними борются.

— Нет, не в этом дело. Федерация просто не любит конкурентов.

— В смысле?

— В смысле что эти притоны им не подконтрольны. Для них все Сопротивление — серая зона, потому что тут анархия, всеми заведениями управляют мелкие криминальные банды. Здесь нельзя снять компромат или устроить прослушку.

— А где можно?

— Ты никогда не был на Новой Баумана ночью?

— Да я и днем-то туда не ходил. Что мне там делать.

— Понятно тогда, почему для тебя все так чисто в Федерации. — Стас пошел дальше. — Там точно такой же притон. Только с глянцевым лоском, дорогим алкоголем и элитным силиконом. Посети как-нибудь на досуге.

— Верю на слово, — разочарованно ответил Артур и тут вдруг осознал: — Так, стоп. Ты говоришь, что тут все дела ведут исключительно мелкие банды?

— Ага.

— А как же этот Вдовин? Он не в курсе, что на его станции происходит? И почему бандиты, имея численное преимущество, до сих пор не отжали станцию?

— Все переплетено, друг мой, все переплетено. Если я начну тебе объяснять, ты с ума сойдешь.

— Ну попробуй чуть-чуть.

— Бандиты тащат сюда на реализацию сок радгрибов со своих производств на «Яшьлеке» и отдают часть Сопротивлению за то, что те поддерживают порядок на станции и не дают Федерации проводить облавы. Сопротивление сдерживает Федерацию за счет того, что позволяет им пропускать официальную партию сока через свою станцию, а также иногда помогает добыть часть инфы от местных девочек. Но при этом Сопротивление же конфискует часть рад-сока из официальной партии и отдает его на персональную реализацию бандитам…

— Так, стоп, я понял! Анархия — фиг поймешь, как тут все работает, но работает. Можешь не продолжать.

— Я о том же. Важно одно. На самой верхушке всей этой схемы сбыта и производства все равно сидит Вдовин. И если мы сможем с ним правильно договориться, у нас будет столько сока, сколько требуется, и притом совершенно бесплатно.

Они прошли станцию до самого конца. Здесь, у последнего вагона, дорогу преграждали стальные ворота. Стас постучал в узкую дверь с окошком. Окошко открылось, и их тут же «поприветствовали»:

— Че надо, лохазавры?

— Лохазавр тут только ты, — тут же резко отрезал Пеньков. — Мы к Вдовину, с Лесничества.

Окошко захлопнулось и дверь открылась. С другой стороны стоял почти двухметрового роста мужик в потрепанной старой форме спецназа. Голову закрывала такая же потрепанная балаклава.

— За слова ответишь? — спросил он.

— А ты? — Пеньков сделал жест, и его охранник направил ствол на встречающего.

— Ладно, мужик, не обессудь, — громила тут же стал лапушкой, — работа у меня такая. Заходите, Вдовин у себя.

Они прошли через ворота и направились к последней двери вагона.

— Ты хотел не привлекать внимания, — сказал Артур, — а сам показываешь всем, что этот боевой танк в форме Федерации с тобой.

— Нормально, рядовые солдаты тут частые гости. Так что нам главное, чтобы наши лица тут не засветились.

Они миновали еще несколько скучающих бойцов у входа в вагон и зашли внутрь. Охранника оставили снаружи.

Убранство жилья лидера Сопротивления больше напоминало какое-то пристанище индийского жреца: стены исписаны множеством фосфоресцентных граффити, которые светились в неоновом фиолетовом свете, обилие всевозможных ковров, пледов и одеял, раскиданных на всех поверхностях, «ватрушки» на полу вместо стульев, низкий стол посреди вагона, за которым сейчас две полуобнаженные близняшки пили чай. Девушки совершенно не обращали внимания на вошедших и находились в каком-то одним им известном мире.

— Где Алексей? — спросил их Стас, сняв шлем.

Одна из них лениво показала на кабину машиниста в начале