Смерть от тысячи ран - D.O.A.

Тод заметил тень, которая вывернулась из «рено» через разбитое ветровое стекло. Мотоциклист снова ушел от него. Кровавая пелена застилала колумбийцу глаза. Он провел по лицу рукой, стерев с него перемешанную с пылью и осколками стекла кровь. Выругавшись, он стал двигаться, несмотря на многочисленные травмы, вытащил вторую руку и обеими ногами толкнул дверцу машины. Она подалась. Выбравшись из «форда», он вынужден был ухватиться за крышу автомобиля, чтобы удержаться на ногах. У него чертовски болела грудь. Он кашлянул и сплюнул густую алую слюну.

Какой-то голос у него за спиной отдал приказ, которого он не понял. А если бы и понял, не послушался бы. Достав оружие Барреры, он выстрелил в направлении другого полицейского «форда», остановившегося у въезда на площадь. Именно оттуда кто-то что-то прокричал. Двое жандармов тоже открыли огонь, и он снова выстрелил. Увидев, что один из людей в форме упал возле машины со стороны водительского места, он отступил к дверям аббатства. Еще два выстрела для прикрытия — и он внутри.

Мотоциклист исчез добрых десять минут назад. Выстрелы раздались вскоре после его ухода, какая-то машина резко тронулась с места, и все стихло.

Стефани Пети́ приоткрыла дверь ванной. Она крепко сжимала в руке «глок». За ней шли муж и дочь. Прислушиваясь к каждому звуку, они медленно спустились по лестнице и молча, выждав какое-то время, пробрались в кухню.

Омар первым увидел через застекленную дверь тела убитых. Подойдя ближе, он узнал обоих братьев Фабейров, Гаэтана и Луи, лежащих во дворе в нескольких шагах друг от друга, и Пьера Бордеса, распластавшегося позади обломков стены их сарая. На месте его лица было сплошное месиво из красноватого мяса и свинца.

— Оставайся здесь с Зоэ, — приказал Омар жене.

— Но револьвер у меня.

— Оставайся здесь! — Его голос был твердым как никогда. — Нечего вам делать снаружи.

Крестьянин вышел, сделал несколько шагов. Обходя спереди припаркованную возле его хозяйства машину, он заметил рукав голубой жандармской куртки и руку, повернутую ладонью вверх.

Какой-то скрип слева заставил его повернуть голову.

Деревянная дверь с надписью «Смерть черножопому» открылась, и появился Поль Катала. Его лицо и одежда были заляпаны кровью, в руке он все еще держал ружье. Он непрерывно что-то бормотал с растерянным видом. Когда он подошел ближе, его слова уже можно было расслышать.

— Не хотел я, не хотел его убивать. Не убиваю я их. Нет, не хотел я.

Омар осторожно двинулся к стойлу.

Когда он проходил мимо Катала, тот напрягся и отступил к воротам, к своему «универсалу». Заметив, что Стефани и дочь смотрят на него с порога дома, Омар собрался.

Тишину нарушил душераздирающий крик.

Зоэ заткнула уши, ее мать покачнулась.

Наконец Омар вновь появился во дворе, держа на руках своего мертвого пса. Мертвенно-бледный, со слезами на глазах он твердым шагом шел прямо на Поля Катала.

— Омар!

Он не слышал крика жены.

— Оставь его! — Стефани бросилась к мужу и встала перед ним. — Пусть уходит, — она пыталась удержать его, — не надо!

За спиной молодой женщины Катала все отступал, держа ружье дулом вниз.

— Не надо! Напишем жалобу и отнесем в жандармерию. Его накажут.

Омар замедлил шаг, остановился. Он сверлил своего недруга взглядом.

— На сей раз им придется арестовать его.

Катала добрался до ворот и обошел «универсал», не спуская глаз с Пети́. Перешагнув через мертвого полицейского, он открыл дверцу. В последний раз наведя ружье на ненавистное семейство, послал им безумную улыбку.

Затем грянул выстрел.

Крестьянин ощутил резкую боль в спине, развернулся и, прежде чем умереть, увидел второго жандарма, того, что скатился в канаву. Пистолет раненого был направлен на него. Катала вздрогнул, ослабел и закрыл глаза с чувством выполненного долга.

Мотоциклист был в церкви.

Справа от него находилась стена, выходящая на площадь, с нишами через каждые три метра до самого нефа. Рядом с ним — ведущая на колокольню винтовая каменная лестница, перегороженная цепью. Конструкция зеркально повторялась на противоположной стороне.

Не теряя времени, он попятился и поднялся на хоры. В руке он сжимал свой пистолет-пулемет, и несколько сидящих на скамьях верующих, потревоженных его внезапным появлением, забеспокоились; раздались испуганные возгласы. Не обращая на них внимания, он добрался до алтаря.

В церкви послышались выстрелы и появился еще один человек. Его преследователь. Он двигался, согнувшись и держась за грудь. Его лицо было в крови, он постоянно озирался по сторонам, точно затравленный зверь.

Молящихся охватила паника, они стали вскакивать и забе́гали кто куда.

Раздались новые выстрелы.

Мотоциклист метнулся в ближайшую, находящуюся слева от него нишу за массивной деревянной дверью. Кюре устремился туда же, отпер дверь и скрылся во внутренней галерее.

Убийца непрестанно стрелял и повторял по-английски:

— Выходи, или я всех их перестреляю!

Он кашлял. Его голос, перекрывающий крики ужаса, приближался.

Мотоциклист выглянул наружу. Он стоял в нерешительности за выступом стены. Подняв пистолет-пулемет, он заметил, что глушитель перекошен: автомобильная авария привела его в негодность. Он поискал «глок», но не обнаружил его. Вспомнил о Пети́, усмехнулся и покачал головой.

— Покажись!

Снова раздался выстрел, застонала какая-то женщина, попадали скамьи.

— Ага! — Тод увидел, как мотоциклист вышел из-за выступа стены и сделал шаг в сторону. Он улыбнулся. — Наконец-то, — кашлянул, — вот ты и здесь, — и прицелился.

— Я здесь. И ты тоже.

— Да.

— Их оставь в покое. — Мотоциклист кивнул в сторону оставшихся в церкви прихожан.

— Они меня не интересуют. — Тод сплюнул сгусток крови, потер грудь свободной рукой, застонал. Его пистолет описал дугу, и дуло снова уставилось в цель. — Кто ты?

— Никто.

— Никто. — Лицо Тода исказилось в подобии улыбки. Ему было больно. — Четыре дня назад ты прикончил сына моего патрона.

— Он был в «ренджровере»?

— Si.

— Тогда да, это я его положил.

— Вот видишь? Значит, ты кто-то и работаешь на кого-то.

— Нет.

— Прежде чем попасть в тебя, я хочу знать. Почему ты его убил?

— Случайно. Я ни на кого не работаю.

— Я тебе не верю.

— Он оказался в плохое время в плохом месте, вот и все.

— И все?

Мотоциклист пожал плечами.

— Тогда сам-то ты что там делал? — Тод прицелился в лежащего рядом с ним на полу мужчину.

— Перестань, ты не понимаешь. Дело в том, что я с этим завязываю, — мотоциклист указал на оружие Тода, раненых, — есть люди, которых это не устраивает, и они пытаются мне помешать.

Убийцы обменялись пристальными взглядами.

— Bad timing.[104] Я случайно оказался в лесу. Они хотели убить меня, я защищался, теперь они мертвы. А что бы ты сделал на моем месте?

Подумав пару секунд, Тод рассмеялся:

— То же самое.

— Вот видишь.

— И все же я должен тебя убить.

— Знаю.

Тод сжал рукоятку своего оружия и с трудом подавил новый приступ кашля. Неожиданно его глаза удивленно раскрылись, он выпустил из рук «зиг» и упал на колени. Тело его слегка накренилось в сторону, ткнулось в край скамьи и уперлось в него. Голова бессильно упала вперед, и больше он не двигался.

Через несколько секунд мотоциклист приблизился к своему противнику. Снаружи, за стенами монастыря, ревели сирены, нарастал шум, слышались отрывистые приказы. У него оставалось мало времени. Он взял пистолет, обшарил карманы трупа, обнаружил вторую, наполовину заполненную обойму, деньги и поднялся, чтобы уходить.

— Стоять! — От двери его держал на прицеле жандарм, офицер, подполковник. — Бросить оружие!

Мотоциклист не шелохнулся:

— Не могу, подполковник.

Массе дю Рео узнал беглеца, ради поимки которого объявлена операция «Ястреб».

— Сдавайтесь! Все кончено.

К ним уже бежали.

— Я знаю.

— Не вынуждайте меня стрелять.

— Если я дам арестовать себя, то не проживу и двадцати четырех часов.

— Не болтайте ерунду и бросьте оружие!

— Делайте, что вам положено. — Мотоциклист сделал шаг назад, затем развернулся и направился в сторону внутренней галереи.

Массе дю Рео шагнул вперед и взялся за пистолет обеими руками.

«Кончай его!»

— Стоять! Стой, стреляю! — Он прицелился, замер в сомнении.

«Кончай его!»

— Но кто же вы, черт бы вас побрал?

Мотоциклист, не оборачиваясь, ответил:

— Я совесть государства; призрак, который добрым людям видеть не положено.

Он вышел из церкви и исчез.

Выдержка из протокола слушания