Все страхи мира - Том Клэнси

Знает ли об этом Гюнтер? Рассказала ему Петра или промолчала?

Может быть, и рассказала. Это не имело значения. Бок был другим человеком, не таким, как араб, для которого подобное стало бы кровной обидой. Европейцы вообще удивительно равнодушно относятся к подобному. Это изумляло Куати, но в мире было много странных вещей. Бок — настоящий друг. В этом он не сомневался. В душе Гюнтера горело такое же чистое и жаркое пламя, как и у самого Куати. Жаль, что события в Европе сделали жизнь его друга такой невыносимой. Его женщина в тюрьме. Дети украдены и переданы другой семье. При одной мысли об этом кровь леденела у него в жилах. Они поступили глупо, что решили иметь детей. Сам Куати не был женат и редко бывал в компании женщин. В Ливане десять лет назад — столько европейских девушек, некоторые совсем молоденькие. Он вспоминал их с грустной улыбкой. Такие страстные, стремились продемонстрировать свою преданность общему делу, вели себя так, как не решится ни одна арабская девушка. Он знал, что они наслаждались его телом точно так же, как он получал удовольствие от них. Но тогда Куати был моложе и в нем пылал страстный огонь молодости.

Эти чувства остались в прошлом. Интересно, вернутся ли они когда-нибудь? Хотелось бы. Но больше всего он надеялся на то, что хоть немного оправится и у него хватит сил для последнего дела.

Врач сказал, что лечение проходит успешно, что Куати переносит его намного лучше остальных. Если он всегда испытывает усталость, если время от времени его застигают приступы тяжелой рвоты — он все равно не должен отчаиваться. Это нормально — нет, даже нормальное положение вещей не бывает таким хорошим. Во время каждого визита доктор заверял его, что есть надежда на полное выздоровление. Это не просто слова, которые говорит каждый врач, чтобы ободрить своего пациента, сказал ему доктор на прошлой неделе. У него действительно дела идут неплохо и есть отличные шансы. Куати был уверен — самое важное знать, ради чего живешь. У него есть цель. Именно это, подумал он, придает мне сил.

— Как у вас дела?

— Продолжайте действовать, — ответил доктор Кабот по закрытой спутниковой линии. — У Чарли произошло кровоизлияние в мозг. — Наступила пауза. — Может быть, это лучшее, что могло случиться с беднягой.

— Лиз Эллиот заняла его должность?

— Да.

Райан крепко сжал губы, словно только что принял особенно горькое лекарство. Он взглянул на часы. Кабот встал сегодня особенно рано, чтобы связаться с ним и передать инструкции. Нельзя сказать, что он был в особенно приятельских отношениях со своим боссом, но важность предстоящей миссии заставляла его забыть об этом. Может быть, то же самое будет и с Э. Э., подумал Райан.

— Ну что ж, босс, я вылетаю через девяносто минут, и мы начнем переговоры одновременно в соответствии с планом.

— Счастливо, Джек.

— Спасибо, директор. — Райан нажал кнопку выключения линии на специальном телефонном аппарате, вышел из центра связи и вернулся к себе в комнату. Чемодан был уже приготовлен. Оставалось одно — повязать галстук. Плащ Райан перекинул через плечо. Надевать его он не стал — слишком жарко, а там, куда он летит, еще жарче. Там ему придется ходить в костюме. От него этого ожидали — одно из странных правил поведения при официальных переговорах: максимальная степень неудобства для достижения соответствующего уровня хорошего тона. Райан взял чемодан и вышел из комнаты.

— Сравним время на наших часах? — Адлер ждал его в коридоре с улыбкой на губах.

— Боюсь, Скотт, в этом нет необходимости.

— И все-таки в этом есть смысл… какой-то.

— Пожалуй. Ну, мне пора. Нужно успеть на самолет.

— Без тебя он не улетит, — напомнил Адлер.

— Одно из преимуществ правительственной службы, верно? — Райан посмотрел в обе стороны коридора. Он был пуст, хотя Джека не оставляла мысль, что израильтяне установили здесь подслушивающие устройства. Но если и так, то музыка, льющаяся из динамиков, заглушит их жучки.

— Как ты думаешь?

— Равные шансы.

— Ты действительно такой оптимист?

— Да, — улыбнулся Адлер. — Это именно то, что требовалось. Тебе пришла в голову отличная мысль, Джек.

— Не только мне. Да никто и не поставит это мне в заслугу. Даже не узнают.

— Но мы-то знаем. Ну, за работу.

— Сообщи мне о результатах. Счастливо, Скотт.

— Думаю, что «мазельтов» подходит больше. — Адлер пожал руку Райану. — Мягкой посадки.

Посольский лимузин доставил Райана прямо к трапу самолета, двигатели которого уже работали. Им немедленно дали разрешение на взлет, и самолет оторвался от дорожки менее чем через пять минут после того, как Райан расположился в его салоне. VC-20 устремился на юг, вдоль вытянувшегося Израиля, похожего очертаниями на кинжал, затем через залив Акаба и в воздушное пространство Саудовской Аравии.

Как всегда, Райан смотрел в иллюминатор. Он еще раз подумал о том, что ему предстояло выполнить, но все это было отработано неоднократно в течение прошлой недели, и потому его мозг не спеша пробегал по основным пунктам переговоров, пока Райан глядел на проносящийся далеко внизу пейзаж. Воздух был чист, небо безоблачно, и самолет летел над голой пустыней из песка и камней. Если приземистые кусты и придавали ей какой-то цвет, они были слишком малы, чтобы различать их по отдельности, и в целом создавалось впечатление небритого лица. Джек знал, что большая часть Израиля выглядит именно так, не исключая Синая, где происходили все ожесточенные танковые сражения, и не мог понять, почему люди умирают, защищая такую землю. Но люди сражались за нее на протяжении почти всего периода своего существования на планете. Первые настоящие войны велись здесь — и не прекращались. По крайней мере пока.

Эр-Рияд, столица Саудовской Аравии, находится почти в самом центре страны, которая по размеру равняется территории Соединенных Штатов к востоку от Миссисипи. Правительственный самолет быстро снизился прямо к посадочной дорожке, поскольку воздушное движение здесь не было особенно оживленным. Погода была отличной, поэтому пилот плавно зашел на посадку в международном аэропорте Эр-Рияда. Еще через несколько минут самолет подкатил к грузовому вокзалу, и стюард распахнул передний люк.

После двухчасового пребывания в прохладном кондиционированном воздухе самолета Джеку показалось, что на него пахнуло жаром раскаленной печи. Температура в тени превышала 45 градусов — но тени не было. Солнечные лучи отражались от бетонной поверхности аэродрома, как от зеркала, причем с такой силой, что жгли лицо. Райана встречали советник-посланник посольства США и группа телохранителей. Через несколько секунд он сидел внутри очередного посольского лимузина.

— Как долетели? — спросил заместитель посла.

— Неплохо. Все подготовлено?

— Да, сэр.

Приятно, когда тебя называют «сэр», подумал Джек.

— Ну что ж, за работу.

— Я получил указание проводить вас до самой двери.

— Совершенно верно.

— Вам, наверно, будет интересно, что никто из прессы к нам не обращался. Вашингтон сохраняет происходящее в полной тайне.

— Часов через пять все изменится.

Эр-Рияд выглядел чистым городом, хотя и резко отличался от западных столиц. Контраст с израильскими городами был поразителен. Почти все здесь казалось новым. Всего в двух часах, но зато самолетом. Этот город никогда не был перекрестком цивилизаций, как Палестина. Древние торговые пути далеко обходили Аравию с ее свирепой жарой. Несмотря на то что прибрежное рыболовство и торговые города процветали на протяжении тысячелетий, кочевые народы внутри полуострова вели полуголодное существование, вместе их удерживала только вера в ислам, которая в свою очередь основывалась на святых городах Мекке и Медине. Две вещи изменили все это. Англичане во время первой мировой войны использовали этот регион, чтобы отвлечь силы Оттоманской империи от тех районов, где она могла бы принести гораздо больше пользы своим союзникам — Германии и Австро-Венгрии. И затем, в тридцатые годы, здесь открыли нефть, причем в таком огромном количестве, что нефтяные месторождения Техаса сразу отступили на второй план. После этого сначала изменился арабский мир, а вслед за ним произошли перемены во всем остальном мире.

С самого начала отношения между народами Саудовской Аравии и Западом были весьма деликатными. Саудовцы все еще представляли собой удивительную смесь примитивного и современного. Некоторые племена полуострова всего на одно поколение ушли от кочевой жизни, мало чем отличающейся от жизни в бронзовый век. В то же время существовали замечательные традиции Корана, последователи которого вели суровый, но одновременно поразительно справедливый образ жизни, которые удивительно походили на талмудические традиции иудаизма. Эти племена за короткое время привыкли к богатству, настолько колоссальному, что оно потеряло смысл. «Утонченный» Запад смотрел на них, как на комических прожигателей жизни, тогда как на самом деле они представляли собой всего лишь новых претендентов на место в длинном ряду стремительно разбогатевших наций, среди которых были и Соединенные Штаты. Райан, сам разбогатевший совсем недавно, поглядывал на некоторые здания с сочувствием. Люди со «старыми» деньгами — которые они унаследовали от своих бесцеремонных предков, чьи грубые манеры постарались как можно быстрее забыть, — всегда чувствовали себя неловко в компании тех, кто не получил в наследство, а заработал сам свое состояние. Так обстояло с отдельными лицами, и точно так же относились к нациям. Саудовцы и их арабские братья все еще учились искусству быть единой нацией, не говоря уже о том, как освоить качества богатого и влиятельного народа, однако этот процесс был интересным и увлекательным как для них самих, так и для их друзей. Часть преподанных им уроков была простой и легкой, зато другая часть оказалась тяжелой и жестокой, особенно за последнее время — от их северных соседей. Но арабы усваивали эти уроки в основном успешно, и теперь Райан надеялся, что следующий шаг окажется не слишком трудно осуществимым. Нация становится великой, помогая другим народам достигнуть мира, а не демонстрируя свою военную или экономическую мощь. Чтобы понять это, Америке потребовалось пройти путь от Джорджа Вашингтона до Теодора Рузвельта, чья Нобелевская премия украшает комнату в Белом доме, названную его именем. На это ушло почти сто двадцать лет, подумал Райан, когда автомобиль повернул и замедлил ход. Тедди получил Нобелевскую премию за посредничество в урегулировании крохотного пограничного конфликта, а сейчас мы обращаемся с предложением помочь нам ликвидировать самый опасный очаг напряженности в цивилизованном мире после всего лишь пятидесяти лет действующей государственности. По какому праву позволяем мы себе смотреть свысока на этих людей?