Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века - Сухбат Афлатуни

на другом – «Ad Marginem» или «Kolonna publications». На одном в ходу Сорокин и Пелевин, а подросткам покупают Веркина или Акунина; на другом – Сегень или Чудинова, а подростки почитывают Емца и Вознесенскую или что-нибудь совсем архиправильное, вроде «Детей против волшебников».

Имена можно назвать и другие, главное – вектор чтения.

«Безбородая» литература и «безбородое» чтение – шире и всеяднее. Финалистами «Большой книги» могут с равной вероятностью оказаться и архимандрит Тихон (Шевкунов)[94] с «Несвятыми святыми», и Пелевин с «Т». В длинном списке «Букера»-2014 – и вполне «бородатое» «Моление» Василия Аксёнова-младшего, и лихо выбритая «Теллурия» Владимира Сорокина…

«Бородатая» литература более избирательна. В номинантах на Патриаршую премию финалисты «Букера» или «НОСа» не замечены.

Это отчасти отражает одну из линий разлома в российском (и не только) обществе. Как пишет Борис Межуев,

…к настоящему времени в России возникло два никак интеллектуально не пересекающихся и не способных ни к какому диалогу сообщества. […] То секулярные силы организуют какой-нибудь похабный перформанс, то, напротив, церковный люд начнет массовую кампанию протеста против какого-нибудь показавшегося чем-то подозрительным фильма. Причем тут не надо заблуждаться, никто из сторон даже теоретически не готов к диалогу (Сайт «Ум+», 24 сентября 2017).

В литературе диалог всё же происходит. То с одного, то с другого края возникают попытки заполнить зияющую середину. То «бородатая» литература отходит от стиля семинарских прописей и благостного неославянофильства и пытается говорить более «скоромным» языком современной литературы. То «безбородая» оставляет свой скепсис, иронию и интерес к устройству быта детородных частей[95] и осторожно заходит в церковь.

Так, со стороны «бородатой» приходят уже упомянутые «Несвятые святые», «Флавиан» о. Александра Торика, поэзия о. Сергия Круглова и о. Константина Кравцова. А со стороны «безбородой» – «Современный патерик» Майи Кучерской, «Ангел-вор» Николая Байтова, «Лавр» Евгения Водолазкина, стихи Галины Климовой, Олеси Николаевой, Михаила Иверова… Даже Юрий Буйда, в интересе к православной тематике прежде не замеченный, в своем недавнем романе «Стален» заставляет героев то и дело рассуждать о Христе и церкви.

В этой промежуточной, диалоговой зоне между «бородатыми» и «безбородыми», возможно, и возникает что-то интересное. Безрелигиозная и антирелигиозная литература скучна – особенно для поколений, успевших наесться ею в советское время. Слегка олитературенный и осовремененный катехизис тоже не слишком питателен (уж лучше – честная архаика).

Как заметил о. Сергий Круглов,

… я бы не решился выделить православную поэзию в отдельное явление: для меня попросту есть интересные мне поэты, лично исповедующие христианство, живущие им, потому не нарочито вставляющие в стихи церковные реалии, а наполняющие их своим смыслом и своей кровью. […] Прочее же, в изобилии предоставляемое православными книжными издательствами, относится, опять же, к категории «картинки к катехизису» («Арион». 2015. № 2).

Это, думаю, можно отнести и к прозе.

Конечно, и каждая из литератур – и «бородатая» и «безбородая» – внутри тоже неоднородна. И в «безбородой» есть свои, альтернативные православию, традиции выхода из безрелигиозной «светскости». В условный буддизм, гностицизм, неоязычество. Или просто в некую «бедную» (а по сути – никакую) религию, о которой недавно писал Михаил Эпштейн[96]. А в перспективе – возможно – и в ислам. (Пока исламская тема присутствует в современной русской литературе лишь «точечно» – в прозе Ильдара Абузярова, в стихах Еганы Джаббаровой…)

«…Сталкиваются две традиции – церковная духовная и светская духовная», – точно заметил на дискуссии на тему «новой религиозности» в русской прозе Валерий Байдин («Восток Свыше». 2013. № 4).

И «светская духовная» далеко не обязательно ведет в храм. И вообще не обязательно куда-то ведет, порой оставляя автора (и его читателя) ровно в том же месте, и даже в той же удобной позе, в которой она его осенила.

– Интересно, – вежливо сказал Пиль. – Признаться, не ожидал встретить атеиста в лице творческого человека…

– Но я не атеист, скорее агностик…

Это из уже упомянутого «Сталена» Юрия Буйды[97]. И хотя далее герой – писатель Стален Игруев – признается: «На душе стало гадко, словно я сморозил глупость», слово – не воробей: вылетело и каркнуло во всё воронье горло. Агностицизм также оказывается вариантом «светской духовности», причем наиболее комфортабельным по сравнению с остальными. Даже с активным атеизмом, который все-таки требует от своих адептов определенных духовных и умственных усилий.

«…Сама проблематизация современным обществом спорных вопросов религии и веры все-таки внушает некоторый оптимизм», – пишет Юлия Щербинина в статье о современном богохульстве («Нева». 2017. № 7).

И правда. Спорит общество – спорит литература. «Бородатая» с «безбородой», «безбородая» с «бородатой»; «безбородая» – сама с собой.

И пусть – вопреки расхожей фразе – истина в споре не рождается (а возникает в сосредоточенной тишине), но питательным слоем для новой талантливой прозы или поэзии эти споры могут стать. А чем талантливее вещь, тем вторичнее вопрос о том, есть ли на ней «борода» и какой длины.

«Дружба народов». 2017. № 12

Как убить литературу

На эту тему я обещал написать еще в прошлый, декабрьский, «Барометр». Но затем возник сюжет с литературой и религией; номер был тематический.

Главное, не хотелось о печальном. Решил еще пару месяцев подождать, может, что-то светлое замаячит.

Подождал. Не замаячило.

Вот только что прокатилось по Фейсбуку письмо от Андрея Волчанского, главного редактора «Современной драматургии». Журнал на грани закрытия, финансирования на 2018-й практически не выделили.

Или вот сотрудник другого толстого журнала в ответ на новогоднее поздравление (в котором заодно поинтересовался, как поживает журнал) пишет: «Финансирования как такового нет, еле-еле наскребаем на то, чтобы продолжать выпускать журнал».

Так что писать о задуманном, простите, буду.

Убить литературу гораздо проще, чем это кажется.

Ни одна форма культуры не обладает встроенным в нее бессмертием. Я имею в виду серьезную литературу. Развлекательная выживает при любых ветрах.

И для этого совершенно необязательно действительно желать ее смерти.

Да и никто сегодня вроде не собирается сбрасывать серьезную литературу с корабля современности. Или закрывать за нерентабельностью. Или сажать литераторов на пароход и высылать на кудыкину гору. Живите, плодитесь и размножайтесь.

Может, дело в самой литературе? Сама захирела, усохла и вот-вот отвалится?

Тоже нет. И интерес к литературе растет, и вообще у нас сегодня очень хорошая литература. Даже в авторах третьего, четвертого рядов числятся те, кто лет тридцать назад ходил бы в первых. Любой толстый журнал хочется читать от корки до корки. Книгообзоры на «Медузе» и на «Горьком» проглядываешь с желанием заполучить добрую половину новинок, хотя уже все шкафы и