Битва за космос - Том Вулф

Что касается жен, то они рассуждали так же, как и все офицерские жены. Главным было не сказать и не сделать чего-нибудь такого, что могло испортить мнение о твоем муже. Но с «Лайф» не нужно было особенно беспокоиться на этот счет. Если Бетти или кому-нибудь еще случалось сказать в интервью что-то лишнее, они всегда могли взять свои слова обратно, прежде чем те появятся в печати. Время шло, и журналисты уже отчаялись вставить что-нибудь «личное» в свои статьи.

Мардж, жена Дика Слейтона, развелась со своим первым мужем; факт примечательный, но его нельзя было поместить на страницы «Лайф». «Разведенная жена астронавта» – сейчас это было просто немыслимое сочетание слов. Когда начался отбор астронавтов, Труди, жена Гордона Купера, жила отдельно от мужа в Сан-Диего. Журналисты «Лайф» могли знать об этом, а могли и не знать. Это был спорный вопрос, но в любом случае накануне битвы в небесах с русскими в журнале и речи не могло идти о непрочных браках астронавтов. Исключительные права на «личные истории» астронавтов и их семей, купленные журналом, не затрагивали таких опасных моментов.

И все же это самое «личное» не могло исчезнуть по взмаху волшебной палочки. Посмотрите, что они сделали с женой Джона Гленна, Энни. Энни была симпатичной и очень умной женщиной, но она страдала так называемым «легким заиканием» или «неуверенностью в речи». На самом-то деле она заикалась будь здоров: перед каждым слогом ей приходилось делать новый вдох. Энни относилась к этому с юмором и всегда могла сказать то, что хотела. Заикание действительно считалось недостатком – всюду, но не в журнале «Лайф». Здесь и речи не могло быть об ужасном заикании на «домашнем фронте».

Что же до Бетти, то ее вывели как умную, четко выражающую свои мысли и весьма компетентную Почтенную Миссис Астронавт. Большего она и не желала. Журналисты всегда могли умолчать о сыпи на лице или прыщах, если хотели заслужить место возле ангелов в отретушированном раю.

Глава седьмая

На мысе Канаверал

Мыс Канаверал находится во Флориде. Однако не все во Флориде одинаково прекрасно. Помните старую почтовую открытку? На ней были изображены две скалящиеся собаки возле фонарного столба, каждая задрала заднюю лапу, а надпись гласила: «Отличное место… между нами говоря». Нет, мыс Канаверал был далеко не Майами-Бич, не Палм-Бич и даже не Кей-Вест. Мыс Канаверал был Какао-Бич. Так назывался расположенный здесь курортный городок. Какао-Бич служил курортом для всего того племени любителей низкой арендной платы, которое не могло позволить себе отдыхать южнее. Какао-Бич являл собою само воплощение Низкой арендной платы. Здешние домики для отдыха выглядели как небольшие коробчонки с крылечками; автомобили «де сото» 1952 года выпуска с жалюзи на заднем стекле ржавели на просоленном воздухе возле бака с антисептическим раствором.

Да и пляж в Какао-Бич был дешевым. Во время прилива он составлял в ширину примерно триста футов и был жестким, как кирпич. Настолько жестким, что молодежь послевоенной Флориды, ездившая на автогонки в Дайтону-Бич в мечтах о гоночной славе, отправлялась в Какао-Бич и устраивала там свои собственные гонки по этому утрамбованному песку. А несчастные сукины дети, решившие тут отдохнуть, собирали в охапку детей и шотландские пледы и пускались наутек. По ночам из песка и травы пальметто вылезали какие-то доисторические блохи или термиты – трудно сказать точно, потому что никто никогда их не видел, – и кусали вас за лодыжки даже больнее, чем норка. В Какао-Бич не было таких вещей, как первоклассное обслуживание или красные ковры. Ковер, если бы кто-нибудь и рискнул его расстелить, тут же сожрали бы невидимые клопы, как их называли, – даже раньше, чем вы успели бы лечь на эту выжженную солнцем землю.

И именно поэтому астронавты любили Какао-Бич! Даже Гленн, который не пользовался всеми преимуществами низкой арендной платы.

Это место напоминало им рассказы об Эдвардсе или Мьюроке конца сороковых – начала пятидесятых, о тех легендарных временах. Это был один из тех бесцветных, песчаных, пустынных участков земли, от которых любой здравомыслящий человек стремится держаться подальше. А правительство отдает такие места под испытания новых опасных машин, и королями королевства убогих лачуг становятся те, кто эти машины испытывает. К югу от Какао-Бич располагалась военно-воздушная база Патрик – там находилась штаб-квартира атлантической ракетной программы и проводились испытания оружия «холодной войны»: управляемых ракет, баллистических ракет средней дальности и межконтинентальных баллистических ракет. А к северу от Какао-Бич, на самом краю Мыса, стояла огромная новая секретная установка, откуда и запускались все эти ракеты и неуправляемые снаряды. Это было пустынное место, ограниченное Атлантическим океаном с одной стороны и Банана-ривер – с другой. Почва тут была настолько песчаная, что сосны с трудом вырастали выше пятнадцати футов; а еще она была настолько болотистой, что змеи даже и не думали прятаться, увидев вас. Короче говоря, безнадежная каменистая пустошь, где позвоночные сдавались под натиском слизняков и невидимых клопов. Немногочисленные строения на базе сохранились еще со времен Второй мировой. И, подобно Эдвардсу в былые времена, Мыс, этот несчастный, забытый богом тупик в земной эволюции, вдруг стал раем – раем полетов-и-выпивки, выпивки-н-автомобиля, автомобиля-и-всего-остального – для тех, кого волновали такие вещи. Или, на худой конец, раем выпивки-и-автомобиля. Полетов здесь все еще не проводилось.

Штаб-квартирой астронавтов оставался Лэнгли, но лететь в космос они должны были с Мыса и поэтому все чаще отправлялись туда для тренировок. Они летели на самолетах гражданской авиации и приземлялись в Мельбурне или Орландо. Обычно парни брали напрокат автомобили с откидным верхом и направлялись в мотель «Холидей» на трассе A1А, немного севернее старой части Какао-Бич. Этим мотелем владел некто Генри Лендивирт, вскоре обнаруживший, что держит гостиницу для астронавтов. И на трассе A1А, возле «Холидея», стала постепенно образовываться типичная для шестидесятых годов американская полоса дрянных домишек: стеклянные закусочные с яркими огнями, ночные кафе под бамбуковыми крышами, маленькие шлакобетонные лавчонки с надписью: «Сдается в аренду».

Военные всегда были мастерами мгновенно создавать традиции, и астронавты, этот новый неофициальный род войск, тоже не являлись исключением. Традиция состояла в следующем: жены на Мыс не допускаются. И сложилась она вполне естественно. Мыс представлял собой не слишком подходящее место для жен и детей, потому что в мотеле вряд ли можно было найти кухонные принадлежности; здесь не было обычных курортных прелестей, а главное – парни не могли позволить себе взять напрокат самолет для поездок с семьей во Флориду. На Мысе они не занимались ничем, кроме своих тренировок, а затем падали в кровать, хотя последнее можно было истолковывать по-разному.

Подготовка не была такой уж тяжелой или изнурительной. Наоборот, ребята двигались очень мало. Ни о каких полетах и речи не шло. По определенным дням их инструктировали, объясняя тонкости процедуры запуска ракеты. Или же отвозили на пусковую базу, где они заходили в перестроенный старый ангар – ангар С – и просиживали там весь день в так называемом «процедурном тренажере»: изнутри он представлял собою точную копию капсулы, в которой им придется находиться во время полета. На самом-то деле они не просиживали, а пролеживали в нем целый день. Это было похоже на то, как если бы вы опрокинули кресло на спинку, а потом уселись в него. Именно в таком положении астронавту предстояло находиться в момент запуска ракеты и во время приводнения в конце полета.

Гленн или кто-нибудь другой затруднились бы объяснить, чем именно, они занимались десять-двенадцать часов подряд внутри этой штуковины. Но было очевидно: если человек вынужден целый день так упорно трудиться, то он имеет право немного расслабиться и разогнать кровь. Гленну достаточно было выйти на жесткий песок Какао-Бич и пробежать две-три мили. Здесь была замечательная беговая дорожка для длинных дистанций и вдобавок – чистый океанский воздух. И Джон Гленн, само воплощение самоотверженного астронавта, бегал вдоль того самого берега, с которого в один прекрасный день ему предстояло взлететь. Джон Гленн, бегающий ради великой цели в Какао-Бич, – эта картина впечатляла больше, чем его поведение в Лэнгли. Однако Гленн заметил, что некоторые его собратья расслабляются совершенно иными способами. Они возвращались в священные координаты. После бесконечного дня, проведенного в искусственном полете на тренажере… совсем не повредит немного выпивки-и-автомобиля, а также всего остального, что являлось неотъемлемой частью жизни настоящего пилота.

Здесь, на Мысе, автомобиль в конце концов занял невероятно важное место. Гас Гриссом и Гордон Купер, а позже Эл Шепард с Уолли Ширрой нашли Джима Ратманна. Этот тучный грубоватый человек был одним из крупнейших торговцев автомобилями в округе – он руководил агентством «Дженерал Моторс», находившимся примерно в двадцати милях южнее Какао-Бич, возле Мельбурна. И совершенно естественно, что Гас и некоторые другие парни стали его лучшими приятелями. Но Ратманн не был обычным автодилером. Оказалось, что он еще и гонщик, к тому же весьма неплохой. В 1960 году он выиграл гонку «Индианаполис-500», на которой до этого трижды финишировал вторым. Ратманн был близким другом Эда Коула, президента отделения компании «Шевроле». Именно Коул и помог ему открыть собственное агентство. А когда Коул узнал, что Ратманн знаком с астронавтами «Меркурия», он стал самым преданным их поклонником. Похоже, в Америке было полно бизнесменов вроде Коула, которые обладали значительным влиянием и были сильными лидерами, но которым ни разу не доводилось продемонстрировать свою власть и могущество в их первоначальной форме, то есть проявить мужскую храбрость перед лицом физической опасности. И когда такие люди знакомились с теми, кто это делал, – с настоящими парнями, – они старались установить с ними дружеские отношения. Пообщавшись с астронавтами, Коул, которому как раз исполнилось пятьдесят, решил научиться летать. Ратманн тем временем подготовил договор об аренде, по которому парни могли брать напрокат любую модель «шевроле» просто за смешную цену. И в конце концов Гас и Гордо обзавелись «корветами», как у Эла Шепарда, Уолли пересел из «остина-хили» в «мазерати», а Скотту Карпентеру досталась «шелби кобра» – настоящая гоночная машина. Эл постоянно заглядывал к Ратманну, чтобы усовершенствовать что-нибудь в своей машине. Гас мечтал о расширенных крыльях и магниевых колесах. Их всех охватила настоящая автомобильная лихорадка, но особенно Гаса и Гордо. Они решили продемонстрировать чемпиону – Ратманну – и самим себе свое мастерство. Гас по ночам устраивал гонки на Мысе, уворачиваясь от встречных машин с помощью какого-то психокинеза и чудом успевая съехать на обочину. При этом хотелось одновременно закрыть глаза от ужаса и засмеяться. Парни проявляли бесстрашие на трассе, они рисковали своей жизнью – и им даже в голову не приходило, что они всего лишь посредственные водители, по крайней мере по меркам профессиональных автогонщиков. На каждой базе по всей Америке были такие пилоты-стажеры, которые с нетерпением дожидались безумной ночи, чтобы доказать, что их нужная вещь работает во всех сферах жизни.