Один шаг - Георгий Васильевич Метельский

с пороком, неопровержимо установленным кардиограммой еще там, и мне будет трудно ходить по кочкам и дышать воздухом, из которого гниющие растения украли часть кислорода, отпущенного на земле человеку.

— Возраст?

Я прибавил себе два года, сказал вместо двадцати восьми круглую цифру тридцать.

— Он старик! — усмехнулся крупный, мрачный парень в ушанке, обращаясь к Гале. Когда мы носили ящики, он все время терся возле нее.

На меня Галя не произвела ни малейшего впечатления, ровным счетом никакого, хотя я два года подряд почти не видел женщин. Я равнодушно смотрел на ее болтающиеся сзади легкомысленные косички, на узкие глаза и матовую кожу щек с ямочками посередине.

— Что умеете делать? — продолжал допытываться шеф.

— В молодости был слесарем. — Я ответил первое, что пришло в голову.

— Отлично.

Мне надоел этот допрос, и я стал мысленно чертыхаться.

— А если бы мне было не тридцать, а вдвое больше, и если бы сердце требовало ремонта, и если б, черт побери, я ничего не умел делать, кроме как сидеть на шее у ответственного папы? Что тогда?

Шеф снисходительно улыбнулся:

— Я бы вам посоветовал тогда воротиться этим же самолетом. Через… — он посмотрел на часы, — через двадцать пять минут… Но вместо вас полетит Галя, и вы в какой-то мере замените ее в отряде.

— Я не полечу, — сказала Галя равнодушно. Она восседала на собранном рюкзаке, как царица Екатерина Вторая, и медленно грызла семечки, которыми ее угостил пилот.

— Как «не полечу»? — Шеф сделал круглые глаза, и его очки зашевелились. — Я раньше срока вызвал самолет…

— Я поправилась, Петр Петрович. Бывает же такое, человек возьмет и поправится. — Галя обескураживающе улыбнулась.

— Сумасбродная девчонка.

— Она в него влюбилась с первого взгляда, — угрюмо бросил парень в ушанке.

— Не говорите глупостей, Роман, — поморщился шеф. Он обернулся к Гале. — Хорошо, можете оставаться. Но имейте в виду, что второй раз я для вас самолет вызывать не буду.

Я отметил про себя, что было бы совсем не плохо, если б шеф вообще отказался от авиации, а заодно и от радио… Между палатками была натянута антенна, и на ней сушились чьи-то синие трусы.

— Вам придется, — продолжал шеф нудно, — …простите, как вас зовут?

— Борис… Борис Шевелев. — Я смешно шепелявил, потому что мне недавно выбили передний зуб в верхней челюсти, и я еще не привык к дыре.

— Вам придется, Борис, исполнять обязанности подсобного рабочего. — Шеф объявил это с таким видом, будто назначил меня лордом-хранителем печати. — Вы будете таскать в маршрутах снаряжение и геологические образцы, заготовлять топливо для костра и помогать на кухне.

Меня это возмутило, собственно, не это, а на кой черт он только что допытывался о моей профессии, если здесь нет другой работы, как быть слугой. Мне вообще часто попадает вожжа под хвост, и если б не эта вожжа, я, наверное, никогда не побывал бы на шестьдесят восьмом градусе северной широты.

— Между прочим, меня интересует, зачем в таком случае вам понадобились сведения о моей специальности? — Я вызывающе глянул в очки шефа.

Шеф пожал плечами:

— Ваша воля не согласиться. Самолет пока здесь.

Дурак все-таки этот шеф, хоть и образованный. Разве я, высунув язык, бежал к самолету только для того, чтобы в тот же день вернуться в исходную точку? Как бы не так!

— Я согласен… Петр Петрович.

— Очень хорошо… Тогда наломайте, пожалуйста, топлива на костер. Делается это следующим примитивным способом.

Шеф, не поворачивая головы, нащупал рукой деревцо карликовой березки и без видимого труда вырвал ее вместе с розовым корнем.

— Здесь нет другого топлива.

Я сразу же принялся за дело и ломал до тех пор, пока пожилой, бородатый дядька, четвертый из их компании, не буркнул, что при таком усердии я быстро изведу все карликовые леса в тундре. От всевозможных переживаний и усталости у меня болели руки, потому что, если признаться по совести, березка крепко цеплялась за свое место под незаходящим солнцем. А собственно, кому охота в расцвете лет класть голову на плаху? Может быть, этому бородатому дядьке? Или мне? Черта с два!

Потом я пытался разжечь костер. Парень в ушанке нахально хохотал (наверное, он все еще злился за девчонку), глядя, как у меня гасли спичка за спичкой, а затем гасло пламя — ветер подхватывал его и швырял в тундру, и шипящая ветка падала в мокрый, ядовито зеленый мох.

— Ни черта ты не умеешь, однако, — сказал парень, насладившись моей беспомощностью.

Я хотел было его стукнуть по бесстыжей роже, но вовремя сдержался: самолет еще не улетел, и меня могли отправить на Большую землю, если б я его ударил.

— Меня зовут Роман, — сообщил парень в ушанке, как будто меня очень интересовало его имя. Когда-то я знал одного Романа, и мы его звали Ромом, иногда Гавайским, когда хотели чем-нибудь досадить парню. Я решил, что этого Романа тоже стоит прозвать Ромом, хотя он мне ровным счетом ничего не сделал.

Ром выкопал маленькую ямку, загородил ее от ветра собственной телогрейкой, наломал коротенькие палочки, с огрызок карандаша длиной, и поднес к ним спичку. Огонь весело побежал, а Ром все клал и клал на него другие веточки, подлиннее.

— Вот так разжигают костер в ветер, — сказал он с обидным превосходством в голосе.

— Ничего, во второй раз у Бориса получится лучше, — ответил за меня шеф.

Мне обязательно надо научиться разжигать костер на ветру в мокрой тундре и ровно дышать, не задыхаясь от того, что переломил о колено тщедушный стволик березки, и еще очень многому надо научиться, если я хочу добиться цели, ради которой очутился в этом месте.

Наконец самолет затарахтел, повернулся задом и помчался по воде, как овчарка за беглецом. Он и выл, как овчарка, опустив хвост и подняв кверху морду.

— Отойди, окатит! — крикнула Галя и, беспричинно смеясь (интересно, что будет смешного, если я вымокну!), схватила меня за руку и оттащила в безопасное место.

Она была вообще какая-то психованная, эта Галка: лезла ко мне со своими заботами и задавала глупые вопросы — не устал ли я и как мне здесь понравилось? Может быть, этим она хотела досадить Роману в ушанке? Меня подмывало крикнуть парню, что он дурак, если ревнует меня к девчонке, но вместо этого я упрямо молчал и вызывающе поглядывал на Романа.

— Ну-с, милостивые государи, — дядька с бородой смачно потер руки, как в пьесах из интеллигентной жизни, — что мы будем варить на ужин?

— Кандидат наук Филипп Сергеевич, главный геолог экспедиции, — шепнула Галя, показывая на бородатого. — Сила.

— Очень хочется пить, —