Циклогексан (сборник) - Александр Громов

– Остановитесь! – предупредил голос. – Вы собираетесь нарушить право человека на жизнь. В случае, если вы не измените своих намерений, я буду вынужден вас обездвижить.

Вот тебе и раз. Торжествующе хрюкнув, Рыба-Кит проскочил у меня под рукой и как ни в чем не бывало повалился в кресло. Меня передернуло. Какой-то безмозглый механизм намерен меня учить, мало того – распоряжаться моими поступками! Слыханное ли дело – обездвижить? Не слишком ли?

– Эй, железо, – начал я с оскорблений. – Ты кто такое, чтобы здесь командовать?

– Я являюсь модернизированной моделью мозгового механизма спасательного средства, – донеслось из стены ничуть не обиженным тоном. По-видимому, механизм был достаточно примитивным. – Сокращенно – ММСС-М. В мои обязанности входит доставка пассажиров на ближайшую спасательную планету и обеспечение им гарантированного минимума прав, утвержденных законодательно.

Рыба-Кит хихикнул.

– Так вот, о правах, – сказал я, стараясь не обращать внимания на Рыбу-Кита. – Почему ты, собственно говоря, решил, что я собираюсь его убить? Тебе известно, что такое гротеск, преувеличение? Я ведь только хотел, чтобы он от меня отстал, и не более. Что скажешь?

Надо отдать механизму должное, он не затянул с ответом:

– Намерение нарушить право человека на жизнь было высказано вами прямо и недвусмысленно, – сказал он, – а также подтвердилось вашими дальнейшими действиями. В этих условиях я был обязан не допустить нарушения права, входящего в гарантированный минимум.

– И эдак ты следишь за всеми правами, сколько их там? – спросил я из интереса. – Так-таки за всеми без исключения?

– За всеми, – ответило железо.

Очень мило. Я задумался. А ведь в этом что-то есть, что-то такое, что сразу переводит жизнь спасаемых пассажиров в ранг сравнительно безопасного времяпровождения. Что-то очень дальновидное и очень оскорбительное. Ведь если вдуматься как следует, что из себя представляет нормальный контингент на спасательном судне? Нетрудно вообразить: десять ополоумевших от страха пассажиров, будущее неочевидно, кто-то кого-то потерял, шум, слезы, дети плачут, нервы на пределе… Далеко ли до беды? Ну, положим, метать жребий, кого первым съесть, пассажиры не станут, еды полно, но так или иначе несколько недель сначала на вельботе, потом на спасательной планете люди будут вынуждены вариться в собственном соку вместе со своими претензиями и жалобами, со своими склоками и амбициями. Со своим нытьем. Худо. Иное дело мозговой механизм или как его там – совсем ведь иная ступень бытия. Он не командует, боже упаси, не вмешивается без острой нужды, не развлекает пассажиров научно-популярными лекциями, не показывает их детям мультиков – зачем? ОН СЛЕДИТ ЗА СОБЛЮДЕНИЕМ ПРАВ. Ему нет дела ни до неизбежной скуки на борту, ни до того, что людям, лишенным возможности выплеснуть на ближнего свои эмоции, хотя бы и с попранием каких-то прав, остается лишь скрипеть зубами в полном бессилии и медленно сходить с ума. Ну и пусть. Зато все люди останутся целы – как звери в клетке. Каждый – в своей, а тех, кто грызет прутья, можно и обездвижить. Чтобы впредь не грызли и берегли зубы.

– Но послушай, – сказал я, не стесняясь присутствием Рыбы-Кита – кстати, сам он наверняка бы и не подумал, что этого можно стесняться. – Но послушай… – Я собирался с мыслями. – Да! Кажется, существует право человека на общество себе подобных – это право входит в гарантированный минимум?

– Входит.

Рыба-Кит уже не хихикал, а внимательно слушал.

– А право человека на одиночество? – спросил я коварно.

– Входит.

– В таком случае я прошу защиты, – объявил я. – Человек, сидящий со мной рядом, нарушает мое право на одиночество. Убедительно прошу обеспечить защиту моего права.

Как я его, а! Пусть-ка механизм потрудится и подумает, как можно совместить право на общество с правом на одиночество. «Но позвольте!..» – начал было Рыба-Кит. Я отмахнулся – ждал ответа. Однако ответа не последовало.

– В чем дело? – раздраженно сказал я. – Разве тебе не понятно: я хочу реализовать свое право на одиночество!

– Реализуйте, – ответил вельбот. – Вы имеете полное право на реализацию этого права.

Рыба-Кит фыркнул и посмотрел на меня укоризненно. Конечно, он не был сознательным злоумышленником, он просто не умел и не хотел быть кем-то иным, а не самим собой. Но мне-то от этого разве легче?

– Как?! – закричал я. – Каким образом я могу это реализовать, ржавь ты трухлявая?!

Нет ответа.

– Не молчи, скажи что-нибудь. Как я могу реализовать свое право?

– В мои функции входит надзор за соблюдением гарантированного минимума прав, – ответил вельбот спокойно. – Что же касается реализации того или иного конкретного права, то человек, являясь носителем прав, должен позаботиться об этом самостоятельно.

Бр-р! Какое-то время я тряс головой, пытаясь сообразить, что к чему. До сих пор я жил, не особо разбираясь в юридических тонкостях, и неплохо жил. А теперь вдруг оказывается, что соблюдение прав и реализация права – это отнюдь не одно и то же, если я правильно понял этого механического дурака, и из одного вовсе не вытекает другое. Ладно, пусть, дураку виднее, – но как же мне в этих условиях прикажете реализовать свое право на одиночество, если я не могу задушить Рыбу-Кита или хотя бы оглушить его на время? Если в багажном отсеке и имеется хлороформ, вряд ли мне удастся его найти. Заткнуть себе уши? Нет уж. Связать Рыбу-Кита и соорудить из чего-нибудь кляп? Но ведь это будет нарушением права человека на свободу передвижения…

Я не успел додумать – Рыба-Кит подобрал с пола свой фолиант с иероглифами и спрятал его в портфель. Взамен он достал «Практическое руководство по ясновидению» Р.Х.Бауха. Я отвернулся и сжал зубы, чтобы не взвыть.

На третий день пытка повторилась. Рыба-Кит нашел в моем лице незасеянную почву и с жаром продолжал ее обрабатывать. Он мешал мне ухаживать за конусоидами. Он не дал мне заполнить дневник наблюдений. К концу дня я был похож на мученика инквизиции, подвергаемого изнурительной пытке и мечтающего только о том, чтобы палач как-нибудь поскользнулся и свернул себе шею. Может быть, мне удастся удавить его прежде, чем вельбот меня обездвижит? Вряд ли. Но если полет продлится еще неделю, думал я обреченно, – я, пожалуй, попробую…

На четвертый день мы сели.

Спасательная планета – вот она, под ногами, – это, как правило, планета земного типа, способная дать приют терпящим бедствие. Ни одна мало-мальски протяженная космическая трасса не считается сданной в коммерческую эксплуатацию до тех пор, пока вдоль нее не оборудовано необходимого количества спасательных планет. На этих планетах прежде всего уничтожаются потенциально опасные для человека микроорганизмы, атмосфера насыщается кислородом до нужной кондиции, и в большинстве случаев работа на этом считается завершенной. Спустившийся на планету вельбот включает радиомаяк, а пассажиры терпеливо ждут, когда их заберут спасатели, и между делом вдыхают аромат внеземной экзотики. Конечно, спасательная планета отнюдь не курорт и лишь в первом приближении годна для жизни человека, потому-то и не рекомендуется значительно удаляться от вельбота, обеспечивающего дополнительную защиту. Но я не был намерен следовать рекомендациям, а при каждом взгляде на Рыбу-Кита только укреплялся в своем решении. Будь что будет.