Былинка-жизнь - Наталия Ипатова

Ни малейших признаков страха Имоджин не испытывала. Она знала Олойхора практически на протяжении всей своей жизни. Его недостатки она могла бы перечислить по пальцам, ни на секунду не запнувшись. Все эти несусветные угрозы, все эти глупые гадости, которые он изрыгал вслух, казались ей всего лишь свидетельствами его расстройства и гнева. Как же так, он — и обойден?! Циклопа — а он как раз внушал ей суеверный ужас — Олойхор держал на поводке. Женщины без дозволения принца не пикнут. К тому же Олойхору крепко достанется от короля, когда Клаус узнает о его безобразной выходке, а скрывать ее долго (и выходку, и саму Имоджин) принц не сможет. Достаточно оклематься Киму! А это произойдет быстро, если в его байках о лесе есть хоть толика правды. Головы он брату не проломит, но в морду красавчик Олойхор получит знатно. Все, что происходило до сих пор, квалифицировалось не более чем как хулиганство, и чувства вызывало соответствующие: досаду и гнев. Не страх, и уж тем более не парализующий ужас, связанные в сознании со словом «преступление». Ей, возможно, и льстило, что братья так из-за нее схлестнулись, но сама она при том оказалась стороной страдающей. В первую ночь получить вместо Кима, опьяненного ее близостью и оказанной ему честью, ошарашенного, растерянного, милого, — Олойхора, мрачно торжествующего над ее телом с мыслью, что вот так оно и должно быть. Брр! Я те покажу торжество. Впрочем, в ближайшем будущем и того можно было не опасаться: ее девственность служила Олойхору поводом для признания ее брака недействительным. Уж если он не набросился на нее сразу, значит, продержится сколько-то еще. Сколько времени потребуется Киму?

И все-таки при мысли о Киме ей за ворот словно спускали кусок льда. Олойхор явно радовался боли, которую по его приказу причинял брату Циклоп Бийик. Возможно, считал ее равноценным воздаянием за свою боль. Да пошел он… со своей болью! Воображение, сосредоточившись на Киме, нарисовало его так, как Имоджин видела его в последний раз: распростертым на полу, с неестественно вывернутой рукой. Лица было не разглядеть, однако на полу, где он при падении ударился головой, натекла струйка темной крови. Ей следовало быть там. Разве найдутся для Кима руки нежнее и бережнее ее собственных? Ох и отольется же этому второму его боль!

И все же ночное возвращение на королевский двор напомнило ей другое, первое, восьмилетней давности, правда, скорее как жутковатая пародия. Точно так же среди ночи были распахнуты ворота, и мелькали за ними факельные огни. Если суматоха каким-то образом связана с ними, то это по меньшей мере странно. Принцы совершеннолетние и могут идти куда и когда захотят и брать с собой кого угодно. А Кима вообще долго еще не хватятся.

Уже подходя ближе, Олойхор притормозил своих.

— Я отвлеку, если возникнут вопросы. А вы тем временем тащите ее к себе. В твою, Дайана, комнату.

— О! — сказала Дайана. — Значит, ты дозволяешь мне занять ее место?

— Носи шапку по себе, — огрызнулся принц, видимо, на пределе своего терпения. — Мне только до времени нужно ее запереть, покуда что-нибудь придумаю. А ты знай свое место. Она при любом раскладе получается королева. Ты поживешь с Карной.

Дайана наклонилась и из-за кожаного ремешка, оплетающего ее бедро под юбками, извлекла острый ножик. Судя по выражениям лиц, он был неожиданностью даже для Олойхора.

— Я бы предложила ей пожить с Молль, — сказала она. — Если ты и впрямь желаешь ее объездить. Но твое слово — закон. Пикнешь, — это уже в сторону Имоджин, — не убью, ясное дело, но порежу.

— Не посмеешь, — бросила Имоджин, глядя на Олойхора, который ей не ответил.

— Почему же? — усмехнулась черноокая. — Нам ведь нужно представить тебя жертвой ложного выбора. Предположим, рыжий оказался неприятным парнем, любителем побаловаться острым в постели. Мы тебя, считай, спасли, рискуя жизнью. Да и на теле Молль сыщутся доказательства.

Имоджин против воли передернуло.

— Я не стану подтверждать этот бред!

— С чего ты взяла, будто это бред? Молль там еще. — Дайана подбородком указала в сторону пристройки. — Можешь ее осмотреть. В последние несколько лет — я присягну! — она бывала с одним только Кимом.

— Такая же присяга, — прошептала Имоджин, — как та, в которой ты подтвердишь, что мои раны оставлены рукой моего мужа?

Дайана только рассмеялась.

— Клаус не обойдется без моего подтверждения, — стояла на своем Имоджин.

— Господин мой, — через ее голову обратилась Дайана к Олойхору, — не предпочитаешь ли ты немых женщин? Можно отрезать ей язык.

— Ага. И пальцы. Она грамотная. Заткнись еще раз, по-доброму, иначе я сам тебя заткну. Или Циклоп.

Дайана церемонно поклонилась, сделав вид, что не обиделась.

— Только не лицо, — после минутной паузы сказал Олойхор.

Имоджин потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это. Сообразив, она с изумлением на него воззрилась. Видит бог, она не приняла эту болтовню всерьез.

Через двор женщины шли впереди, Дайана и Карна — по бокам Имоджин. Мужчины, настороженно озираясь, следовали сзади, держа руки поблизости от оружия. Готовность их обнажить мечи против каждого, кто встанет на дороге, изумляла донельзя, учитывая, что с каждым из этих каждых Олойхор в родном дворе встречался десятки раз на дню. Дайана держала ее под руку, невидимое в складках злое острие прорезало ткань и сейчас царапало Имоджин бок. В том, как они беспрепятственно пересекли двор, сняли с дверей наружный запор и вошли в сени, не было ничего удивительного: челядь и служивые привыкли, что женщин — три, а близко к господским девкам никто не подходил, тем более Олойхор, смурной лицом, сам был тут как тут. И все же…

— Господин… ваше высочество… постойте, прошу вас…

На лице принца выперло желваки, он сделал шаг с порога, загородив собою дверной проем и недвусмысленно положив ладонь на эфес. Острие в боку обозначилось явственнее, но Имоджин не стала обращать на него внимания. Наоборот, она вся ушла в созерцание Олойхора, чья грудь, казалось, оледенела. От страха, как она поняла внезапно. К собственному великому изумлению, потому что прежде немыслимо было, чтобы пятнадцатилетний Ойхо чего-то боялся. Через двор, спотыкаясь от волнения и спешки, да еще от прыгающего факельного света и природной чуть заметной хромоты, к нему спешил королевский эконом Келлер.

— Милорд, — сказал он, — какое счастье, что вы наконец вернулись. Я уже отчаялся найти сегодня человека королевской крови, который взял бы на себя труд отдать необходимые распоряжения и взять на себя ответственность за них! Принц Киммель с молодой супругой в отъезде, и вся моя надежда — на вас.