Былинка-жизнь - Наталия Ипатова

В самом деле, уже находясь в ванной, она обнаружила, что в доме дышится много легче, чем даже на крыльце.

Ким, оставшись в одиночестве, расшнуровал сумку с едой, вытянул оттуда кусок хлеба и яблоко и присел. Агарь всегда бранила его за страсть перекусывать на бегу, всухомятку, но, видимо, недостаток этот был из тех, что исправляется могилой. Расслабившись и позволив мыслям течь, как им хотелось, и, к слову, будучи не слишком удивлен принятым ими направлением, Ким вздрогнул и не сразу даже распознал в обрушившемся на него грохоте стук в запертую дверь. Зато он узнал голос.

— Ступай прочь, братец, — сказал он громко, подходя к двери. — Эта победа за мной, а остальное обсудим дома. Здесь ты лишний.

Наружная дверь дачи рассчитана была на уединение пары, но, как оказалось, далеко не на штурм, и распахнулась от пинка. «Третий лишний» вломился в горницу, а с ним до черта еще более лишних. Две бабы — без удивления Киммель отметил отсутствие Молль, Циклоп и Шнырь, последний явно не в своей тарелке. Все, кроме принца, выглядели измученными. Что и следовало ожидать.

— Где она? — рявкнул Олойхор.

5. …и змеи

Ким не ответил, глядя на мечи на поясах рослых мужчин. Было вопиющим нарушением неписаного кодекса Семьи, во-первых, тащить сюда посторонних, а во-вторых, входить в Голодный лес с оружием агрессии, к числу которого мечи, несомненно, причислялись. Обороняться здесь было не от кого, а напасть — только на другого такого же. Что и предосудительно, и подсудно.

Шнырь, послушный кивку господина, мигом обежач весь невеликий домик и доложился:

— Особы нет нигде. Только вот… эта дверь. Заперта, сир.

Глаза и ноздри Олойхора расширились. Ким мысленно застонал от отчаяния.

— Моей жене, — он невольно подчеркнул эти слова, — сейчас никто не нужен. Уходи. И знаешь что… выпей рассолу. После переговорим.

— Убери его с дороги, Циклоп! — гаркнул Олойхор, сам устремляясь к заветной дверке. Киммель ринулся наперерез, но против него был боец неравного ранга. Циклопу потребовалось меньше, чем вдох, чтобы схватить принца сзади за оба локтя и завернуть их вверх, вздернув Кима на импровизированной человеческой дыбе. Шипя и извиваясь от боли, Ким попытался лягнуть обидчика каблуком в колено или ударить в лицо затылком, но против королевского коннетабля это были слишком мелкие пакости. Лишь чуть прищурившись, Циклоп дернул его локти выше и впечатал его, совершенно беспомощного, лицом в бревенчатую стенку. В то же самое время Олойхор снес дверь в «ванную», оттуда донесся пронзительный женский крик, грохот переворачиваемой большой металлической чаши, следом в открытые двери выплеснулся водяной вал и появился принц, волочащий за волосы и за руки — чтобы не царапалась — совершенно нагую Имоджин.

Ким сделал для нее единственное, что только мог, — зажмурился. Остальные погрузились в короткое созерцательное молчание. На некоторое время о своих обязанностях не забывал только Циклоп Бийик. К сожалению.

Кто-то из женщин с той стороны сомкнутых век присвистнул.

— Кому, кому — только одному! — произнес насмешливый голос Дайаны. — Сии врата ведут на трон? А если взглянуть непредвзято, моя калитка выглядит в точности так же.

— А они ведь еще не… — с ноткой удивления сказала Карна, взглядом указывая на зажмуренные глаза Кима. — Ей-богу…

— Правда? — Голос Олойхора был полон непередаваемого удовлетворения. — Как это рыцарственно. Как это похоже на Кима. Ну, ты, — боль в суставах, напряженных в критической точке, после которой наступает вывих, достигла предела, — это правда? Потому что если брак не осуществлен, и это можно доказать…

— Ты выбрал неправильное место, — прохрипел его брат. — Тут ты все равно ничего мне не сделаешь.

— С тобой — нет, — весело согласился Олойхор. — А вот с ней — сколько угодно.

— Существует множество способов заставить женщину дать тебе удовольствие, — назидательно произнесла Дайана. — Включая плеть и нож.

Глаза Кима поневоле распахнулись, что вызвало заливистый хохот трех глоток, к которому присоединилось угодливое хихиканье Шныря и верноподданническое молчание исполнявшего свои приказы Циклопа. Никто, разумеется, и не собирался резать Имоджин, которая успокоилась и стояла выпрямившись.

— Ты краше всех, — сказал ей Ким поверх всех разделяющих их голов. — Я вижу только свет.

— Я тебя люблю, — ответила она и заработала пощечину.

— Ты ошибаешься, — почти ласково сказал ей Олойхор. — Именно это я и приехал тебе объяснить. Ты сделала неправильный выбор.

— До сих пор ты каждым словом подтверждаешь мою правоту.

Олойхор шумно вдохнул и выдохнул.

— Дайана! — позвал он. — Ну-ка, ты!

Из всей компании Дайана была одета и причесана тщательнее всех, и сейчас она шагнула вперед так высокомерно и лениво, словно готовилась преподать урок.

— Ким, разумеется, славное и доброе существо. Ким никогда не убьет котенка. Ким в своем присутствии никому не позволит убить котенка. Известие о смерти котенка добавит Киму седых волос. Котята этим пользуются. Котятам выгодно, что такие есть, но должны ли они любить его за это? Котята — странные существа. А женщины — еще страннее. Ким из тех, что торопятся грудью закрыть малого и беззащитного. Таких быстро и походя убивают и совершенно спокойно делают с малыми и беззащитными все то, что с ними обычно делают. Тебя унижают и даже бьют, а он… ничего не может сделать. Мы даже заставили его смотреть.

— Все, что ты считаешь лучшим, я с чувством глубокого удовлетворения оставлю тебе.

— Я — настоящая шлюха, — гордо сказала Дайана. — Я сделаю все, что велит мне мой господин. Если он желает тебя, он тебя получит, счастливая монетка. Если он пожелает твоей смерти, я вырежу тебе матку и пущу муравьев в рану.

— Вы сейчас ее будете, сир? — пискнул из-под ног Шнырь. — Как именно вы ее хотите? Орлом или решкой?

— Слышишь, ты? Я могу прямо сейчас попользовать ее со всех сторон, а потом передать дальше, по очереди.

— Готова поверить, что на пять минут это тебя займет, — ответила Имоджин, хотя последняя реплика адресовалась не ей. — А дальше что?

— Имодж! — не выдержал Ким. — Пожалуйста, прекрати. Нет никакой необходимости заслонять меня собой!

— Несчастная Молль умерла из-за тебя, — упрекнула его Дайана.

— Отравилась, — поддержал ее Олойхор, обменявшись взглядом со своей фавориткой. — Не вынесла, бедняжка, что значила для тебя так мало.

— Не верю, — отчаянно бросил Ким. — Я достаточно хорошо ее знал. Молль не отравилась из-за кого бы там ни было.

Не отводя тяжелого взгляда от Имоджин, непостижимым образом стоявшей королевой среди этого срама, Олойхор пожевал губы.