Репетитор для оторвы - Юлия Оайдер

устраивайте сцен, оно того не стоит, да и времени у нас не так много, – говорит Оленьевич и протягивает мне доску.

– Я не возьму, – складываю руки на груди я.

– Вы не хотите выступать? – спрашивает он. – Вижу, что хотите. Может быть, вы нашли себе новый скейт сами? – обиженно поджимаю губы. – Вижу, что нет. Тогда вы немного не в том положении, чтобы отказываться от моей помощи.

– Я не возьму, – повторяю я, но уже тверже.

– Хотите платить? – усмехается он.

– Да, я не приму просто так, – уверенно вздергиваю подбородок.

– Хорошо, пусть это будет кредит, как вам такой расклад?

– В каком смысле?

– В прямом, Мия, вы принимаете скейтборд и просто будете возвращать мне долг за его покупку, – с улыбкой произносит он. – Без процентов и переплат… Знаниями.

– Чем-чем? – удивленно переспрашиваю я.

– Знаниями, – уже даже не сдерживая ширину улыбки, отвечает Оленьевич. – Мне не нужны ваши деньги, как и вам не нужны мои подарки. Я лишь хочу, чтобы вы решали задачки, учили правила и запоминали формулы. Предлагаю идти по курсу: одна формула – два рубля, одно правило или закон – пятьдесят рублей, одна задача – сто рублей.

– Ваш юмор для меня слишком плоский, но я могу сделать вид, что шутка смешная, – фыркаю я.

Смотрю в его довольную рожу и ищу подтверждение того, что это шутка, но, несмотря на его всеобщую веселость, Оленьевич серьезен.

– Послушайте, у вас же выбора нет… Вы и так со мной заключили договор, так, может быть, подобная плата вас подстегнет стараться учиться еще усерднее? – говорит он. – Через месяц у вас будет премьера, не упускайте возможность и не подводите мою сестру.

Слишком много договоров у меня в последнее время с ним, пора бы уже перевести их на бумажные носители, а то все не упомню, особенно глядя на то, с какой скоростью множится их количество…

Но выбора у меня и правда почти что нет, разве что с первой зарплаты отдать ему деньги, но для начала нужно узнать в сети цену этого скейтборда. А пока… Пока буду платить знаниями, ведь я все равно в ловушке.

Прости, гордость.

– Ладно, давайте попробуем, – наигранно улыбаюсь я. – Хотя бы до первой зарплаты.

– Я не возьму денег, а свои условия уже огласил, – качает головой Оленьевич.

– Несколько тысяч рублей для вас менее ценны, чем издевательство надо мной своей физикой? Да вы извращенец, – морщусь я и отодвигаю стул, чтобы сесть.

Вместо ответа Оленьевич лишь тихо посмеивается и протягивает мне лист с заданиями, после чего обходит стол и садится рядом.

– Сегодня попробуем пройтись по разделу механики, хотя бы по основным положениям, – говорит он. – Вот в этой методичке все самое главное в максимально краткой тезисной формулировке, этого вполне должно хватить для экзамена.

Опускаю взгляд на методичку и, мягко говоря, пребываю в шоке от «тезисной краткости», да там толщина с хороший такой журнал! Это нереально выучить, даже если очень постараться!

– Нет ничего невозможного, так что… Начнем? – поворачивается ко мне лицом Оленьевич.

– А парашюты выдаете? – киваю в сторону окна, и Оленьевич, смеясь, отрицательно качает головой. – Ну тогда у меня нет выбора.

Совсем нет выбора ни в чем…

Глава 22. Вызов самому себе

Вячеслав

– Ньютону было нечего делать, и он сочинял законы, – бурчит себе под нос Мия.

Уставившись в лист с задачей на второй закон, она с силой сжимает шариковую ручку в руке и нервно дергает ногой под столом. Для нее обучение сродни пытке, я впервые сталкиваюсь с таким лютым отторжением знаний, честное слово! Даже на простых бытовых примерах Мия не хочет включаться в активную работу, все делает нехотя и с недовольным выражением лица.

– Без этих законов, их знания и понимания многое было бы невозможно в этом мире, – отвечаю я.

– В том числе придумать такую идиотскую задачу! – огрызается Мия.

Зачеркивает составленное уравнение движения, злится, все сильнее дрыгая ногой и стуча пяткой по полу, но не сдается. За все занятие я заметил самое главное: она не привыкла сдаваться. Она может отталкивать любую мою попытку донести до нее какие-либо знания, может беситься и даже психовать, но не сдастся. Не бросит нерешенную задачу.

– Зачем мне вообще знать, как будут двигаться чертовы бруски на гладкой поверхности стола, связанные нитью?! Дичь какая-то! – шипит она, заново выписывая формулу по образцу, как из предыдущей задачи, которую мы решали вместе.

– Представьте, что это не просто бруски, а два вагона, например, и вам нужно помочь работнику железнодорожной станции, чтобы… – спокойно говорю я, но она меня перебивает.

– Он на это учился, не нужна ему моя помощь!

– Ну конечно… У нас осталось пять минут от занятия, поднажмите, – сдерживая усмешку, произношу я. – И триста рублей у вас в кармане. Точнее, списаны со счета долга.

Мия поворачивается ко мне лицом и одаривает настолько многозначительным взглядом, что на миг мне даже становится не по себе.

– Скажите хоть, я верно написала или нет? – страдальчески вздыхает она.

– Теперь верно, – проверив уравнение, киваю я. – Осталось только подставить величины и посчитать.

– Аллилуйя! – закатывает глаза она и утыкается в тетрадь.

Пока госпожа Иванова старательно выписывает значения величин и открывает калькулятор в телефоне, я, откинувшись на спинку стула, рассматриваю ее лицо. Ничего особенного, девушка как девушка. Красивая, безусловно, но она такая же, как и любая из моих студенток на потоках, правда, это лишь на первый взгляд. Как только она начинает говорить, рассуждать или что-то делать – сразу же выбивается из строя студенток, к которым я привык.

Как бы это грубо ни звучало, но, окунаясь в недра преподавательской деятельности, ты делишь всех обучающихся на группы или, точнее сказать, касты. Так гораздо проще понимать, для чего этот человек сюда пришел и какую цель преследует. У меня есть «Лучшие» – это те, кто учат и учатся, их цель – стать хорошими специалистами в своей сфере, еще есть «Лентяи», название говорит само за себя, «Папины-мамины сынки и дочки» – это те, кого родители привели в вуз за руку, заплатив за контракт, и не только, за них делают всё и все, и они к этому приучены.

С самого начала я отнес бы Мию в группу «Лентяев», но ей присуще типичное для «Лучших» упорство. Ко всему прочему, в ней есть и замашки «Маминой дочки», не желающей делать что-то самой в надежде на удачу, случайность или мамино слово.

Поэтому не ее внешность, а именно то, что она не вписывается в привычные моему взору рамки,