Государство и революции - Валерий Шамбаров

Наконец, большевики получили и организованное сопротивление в лице Белой Гвардии. Ее истории я посвятил отдельную книгу, и здесь на данном вопросе можно было бы вообще не останавливаться, если бы не предвзятые и ошибочные взгляды, фактически уравнивающие "красных-белых", до сих пор продолжающие появляться в нашей литературе. О какой объективности может идти речь, если даже такой видный и, казалось бы, внимательный в своих оценках мыслитель, как В. Кожинов, приходит вдруг к выводу: "Множество неоспоримых фактов убеждает, что гражданская война 1918-1922 годов шла не между сторонниками рухнувшей Империи и ее противниками, а между теми, кто пришел к власти в результате Февральского переворота и свергшими их в Октябре большевиками".

И все это только из-за того, что белых их враги называли также и "кадетами". Пожалуй, в данном случае автор оказался в плену собственной абстрактной схемы, а такой подход, как известно, может давать довольно грубые ошибки.

Как быть, например, с такими фактами, и тоже "неоспоримыми", что сторонники "учредилок" сыграли в Белом Движении весьма скромную и мимолетную роль, а все главные лидеры этого движения - Корнилов, Деникин, Колчак, Врангель были ярыми противниками тех самых "завоеваний революции", которые принес России Февраль. Но и реставраторами самодержавия они действительно не являлись. Просто такой подход к анализу ситуации оказывается заведомо ошибочным. И как ни парадоксально, но Белое Движение, весьма малочисленное, внутренне противоречивое и в значительной мере интеллигентское по составу, представляло собой явление не партийное или политическое, а сугубо национальное, русское. Оно объединило представителей самых различных взглядов, от демократов до черносотенцев, и от монархиста Врангеля до социалиста Савинкова лишь одной идеей, идеей российской государственности как таковой.

Объединило тех, в ком эта идея оказалась сильнее партийных установок и разногласий, и силы вобрало в себя самые разнородные. И часть офицерства (офицерства военного времени, т. е. на 80-85 % состоящего из той же интеллигенции, надевшей мундиры), и часть казачества, и часть крестьян, и рабочих (например, рабочих Ижевска и Воткинска, составлявших лучшие дивизии Колчака). Да вот только незначительную часть - и офицерства, и крестьян, и рабочих. Но лучшую. Ту, которая сохранила в себе устои патриотизма в революционном хаосе и пыталась отстоять право населения России быть "русскими", а не экспериментальным материалом коммунистов. И явление "белогвардейщины" было исконно русским, и лежало целиком в сфере духа, а не рациональных и материальных начал. С грубо материальной точки зрения сражаться и погибать белым было, собственно, и не за что - например, более 90 % офицеров-добровольцев не имели недвижимой собственности, ни родовой, ни приобретенной. Лишь 15 % их принадлежали к дворянству, да и то давно потерявшему к 1917 г. всякие реальные привилегии. И, тем не менее, они оставляли свои семьи - зачастую в нищете и опасности, - оставляли родные места, оставляли возможность устроиться при новых властях, как это успешно делали многие их коллеги и сослуживцы, и шли на лишения и смерть ради спасения России, ради сохранения высших духовных идеалов всего российского народа.

И когда 2,5 тысячи добровольцев выступали с Корниловым в Ледовой поход, в море революционного безумия и бесчисленных красных отрядов, то естественно, надежды на конечный успех у них были, но много ли шансов персонально у каждого было дожить до этого успеха? Нет. Они сознательно шли на подвиг самопожертвования, чтобы собственным примером "будить Россию". Как писал Деникин: "Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все в области духа и творимого подвига. Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят "светоч", слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе - те, кто пока еще не проснулись".

Стоит вспомнить и о том, что как раз белый лагерь стал средоточием духовности прежней России - в нем оказались и лучшие писатели, и цвет науки, и мыслители, и общественные деятели. Так что, на мой взгляд, для правильной оценки явления "белых" приложима другая теория Кожинова (см. напр. "Победы и беды России", М., 2000) - о неразрывной триаде "государство, интеллигенция, народ", которая составляла одну из важнейших особенностей развития нашей страны. И при крушении одной из составляющих государства, интеллигенция попыталась взять на себя функции его спасения и возрождения, что и составило главную суть Белого Движения.

Но вернемся к нашей теме и увидим, что и в этих непредусмотренных изначально условиях большевики начали реализовывать свои планы. Конечно, компетентности в делах государственного строительства у них было не больше, чем у министров Временного Правительства, зато были железная воля, упрямство, жестокость и беспринципность, позволяющие не считаться ни с чьими возражениями, ни с какими жертвами и ни с какими "побочными" последствиями своих действий.

Для создания новой ленинской антисистемы на месте российского государства требовалось в первую очередь доломать и подавить прежнюю духовность России, ее систему моральных и нравственных ценностей. И орудием этой дальнейшей ломки стала "классовая теория", согласно которой все общество делилось на касты: высшую - пролетариат (еще раз подчеркнем - в ленинском понимании), низшую - крестьянство, призванную находиться в подчинении у пролетариата, и внекастовых неприкасаемых - "буржуев", к которым скопом относилось все образованное, интеллектуальное и мыслящее, или по крайней мере, способное мыслить независимо. Если до Октября разжигаемая классовая вражда уже прорывалась в стихийных хамских выходках и эксцессах, то теперь она начинает внедряться сверху, целенаправленно и настойчиво. Например, в работе "Как организовать соревнование", Ленин фактически науськивает громил и шпану на интеллектуальную часть общества, гарантируя вседозволенность и полную власть над жертвами. "Единство в основном, в коренном не нарушается, а обеспечивается многообразием в подробностях... в приемах подхода к делу, в путях истребления и обезвреживания паразитов (богатых и жуликов, разгильдяев и истеричек из интеллигенции)". И предлагает действовать, кто как хочет - заставить "чистить сортиры", выдать "желтый билет по отбытию карцера" или просто расстрелять "тунеядца" и "лакея буржуазии".

Да и само государство не оставалось в стороне от этой кампании. Уже в ноябре 1917 г. Ленин разрабатывает декрет о реквизициях - организованных грабежах, определяет круг квартир, подлежащих налетам. Разрабатываются и нормативы, вплоть до того, сколько пар нижнего белья оставлять владельцу. А параллельно с реквизициями предписывалось и уплотнение - жильцов двух "богатых" квартир сгонять в одну. И вовсе не из-за того, что осенью 17-го квартирный вопрос в России стоял на первом плане. "Буржуев" требовалось утеснить в самом прямом смысле, чтобы почувствовали на себе руку нового "хозяина". А, кроме того, и на свою опору, городскую чернь, влияние усилить. Повязать ее грабежами чужого, сделать своими соучастниками. Дать почувствовать сладость превосходства над культурными слоями. А за невозможностью выполнения демагогических большевистских обещаний мира, порядка и изобилия, подкормить часть "электората" хоть какими-то реальными выгодами - переселением в богатую квартиру, возможностью поизмываться над ближним, пограбить "награбленное". Ведь проблем разрушенного снабжения реквизиции, разумеется, решить не могли, но при их проведении неплохо наживались те же матросики и вернее служили режиму. Например, если требовалось расстрелять демонстрацию в поддержку Учредительного Собрания.