Сыны Дехевая. Предания о демонах и рассказы охотников за головами - Георгий Георгиевич Пермяков

видали ни одного сохура, потому что от их страны до нас надо очень далеко плыть на лодках, а вода по пути такая бурная, что лодки опрокидываются. Поэтому мы совсем не боимся сохуров.

Но однажды утром люди, ловившие рыбу в устье Каутьяма, увидели, что вдали появляется все больше и больше каких-то лодок и что они приближаются к берегу. Оказалось, это были сохуры. Они набрались мужества поплыть через Магари{285}, где он шире всего и где на нем самые высокие волны.

Наши рыболовы поспешно вытащили свои лодки на сушу, а сами с луками и стрелами залегли в мангровой чаще в засаду. В то же время их жены быстро, как только могли, поплыли за помощью в Тьюам, а когда тьюамцы пустились вниз по реке, женщины уже плыли дальше, чтобы позвать на подмогу и жителей Йоумуки.

Когда сохуры приплыли в устье Каутьяма, мужчины в мангровнике вели себя очень тихо. Сохуры вышли из лодок, чтобы потом лесом подкрасться к Тьюаму. Но они просчитались. Было как раз время отлива, и они по бедра увязли в тягучем иле. Тут мужчины, сидевшие в засаде, стали стрелять в них из луков. Многие сохуры упали и захлебнулись в грязи. А тех, кому удалось добраться до мангровника, мужчины убили своими палицами.

В конце концов в живых остался только один подросток. Люди уже собирались его убить, но брат моего отца, у которого не было своих сыновей, вступился за него и попросил отдать сохура ему. Мальчика пощадили, и он рос вместе с нами. Это и был Тьимба.

Сохуры больше ни разу не пытались нападать на нас, но то, что Тьимба — из их племени, в этом мы убедились. Чего бы он ни захотел, непременно добьется. Но теперь он уже знает, когда у Каутьяма бывает прилив и когда отлив.

Когда мы уезжали из Тьюама, Тьимба также доказал свое мужество. Во время спуска по Каутьяму все местные гребцы один за другим выпрыгнули из лодок и укрылись на берегу, опасаясь, как бы мы не увезли их в рабство. И только Тьимба храбро оставался на своем посту и даже не побоялся выехать из устья реки в море, где нас ожидал парусный бот. То, что при этом однодеревка могла опрокинуться, его не страшило, так как подобный исход, видимо, казался ему не хуже плена. Когда же мы хорошо одарили его табаком и разрешили вернуться назад, он недоверчиво поглядел на нас, а потом, счастливый, поплыл обратно к устью реки. Мы слышали, как трусливые товарищи Тьимбы бранили его, и видели, что, несмотря на это, он честно поделился с ними своим нелегко заработанным табаком.

Но если этот сохур отлично прижился в новом для него обществе, то другие новогвинейцы, порвав старые племенные связи, не всегда могут отыскать новые и среди чужих чувствуют себя менее уверенно, как это было, например, с озэрами Аду и Буме. То же произошло и с одним выходцем из племени йе-нан, по имени Тибул, который безуспешно пытался стать своим человеком у так называемых людей габгаб.

ТИБУЛ И ЛЮДИ ГАБГАБ

Когда Янгал, который сейчас проживает в Квеле{286}, был еще мальчиком-налик{287}, деревни Квель не существовало, а люди жили в поселках Врекатер и Мокеди, где и поныне сохранились огороды и несколько домов{288}. Но вот однажды ночью — хотя обычно охотники за головами являются на рассвете — на Врекатер напали мужчины из Гулука. Они убили многих людей, в том числе отца и братьев Янгала, и отрезали у них головы. Кроме того, они забрали с собой ляжки убитых и потом в лесу поели их с саговой мукой. Уцелевшие жители Врекатера бежали в Мокеди. А так как и там люди не чувствовали себя в безопасности, они построили на высоком берегу Абтала{289} деревню Квель.

Позднее жители Квеля совершили ответный поход на Гулук. Эта деревня расположена в краю габгаб, и если идти туда из Бупула{290}, надо сначала пересечь лес, кишащий пиявками. Потом путь пойдет по широкой безлесной равнине, среди которой, однако, часто попадаются рощи кокосовых и саговых пальм. Никаких хижин, пригодных для отдыха, там нет, так что приходится четыре раза ночевать под открытым небом, пока наконец доберешься до земли габгаб. А чтобы попасть в Гулук, надо идти еще дальше{291}.

Туда-то и направились жители Квеля. Охота была удачной: они убили много гулукцев и унесли с собой их головы и кости. Потом в Квеле они сделали из их костей лестницы{292}.

Мои родители жили тогда в Тали. Но после этого случая люди из Тали вместе с жителями Мормии и Кр построили на берегу Абтала деревню Йедьерук, которую, как и Квель, защищать намного легче, чем маленькие лесные селения.

Все эти люди не имели никакого отношения к охоте за головами. Но так как они все время очень боялись нападения из Гулука, то послали меня туда — я был тогда в возрасте налик, — чтобы я выучил габгабский язык и установил с гулукцами дружбу. А вместо меня в Йедьерук пришел юноша из Гулука.

Сперва я испытывал большой страх перед гулукцами. Но они отнеслись ко мне очень приветливо, и я почувствовал себя у них хорошо. Я остался в Гулуке и жил там, пока не достиг возраста ваналуд{293}.

Но вот однажды я услыхал громкий бой барабана{294}. Это случилось вскоре после обеда, когда солнце стояло еще вон там{295}, и было ясно, что произошло нечто необыкновенное, — ведь танцы начинаются только тогда, когда уже стемнеет{296}. Женщины и дети сразу же покинули деревню, а мужчины зачем-то собрались вместе. Мне тоже разрешили остаться, так как все думали, что я уже больше не йе-нан, а настоящий габгаб. О том, что готовилось совещание по поводу предстоящей охоты за головами, я и не подозревал, так как гулукцы не дудели на флейтах{297}, как это делают йе-нан, когда хотят раззадорить мужчин.

Мужчины говорили, что надо напасть на Квель. У них ведь была старая вражда с жителями этой деревни, и они желали отомстить им за последний набег. Кроме того, они слышали, что в Квеле можно раздобыть много ножей, топоров и стеклянных бус, которые принесли туда брмакры{298}. Но