Гений, или История любви - Татьяна Веденская

— Это твоя комната? — спросил он, распахнув дверь в единственное обжитое место в квартире.

Соня покраснела и кивнула. Неубранная постель, несколько плюшевых медведей, которые были разбросаны по комнате, ковер с олененком на стене — ей было неприятно, что Готье все это видит. Это была комната ребенка, а она совершенно не хотела, чтобы Готье видел в ней ребенка.

— Мило, — неопределенно бросил он и коснулся рукой отметин на дверном косяке, там, где родители отслеживали Сонин рост. Сравнил с оригиналом, присвистнул. — Ты подросла. Ты высокая. У тебя родители высокие?

— Не-а, — протянула Соня, мысленно подталкивая Готье к выходу.

Но он стоял и думал о чем-то своем, прислонив голову к последней отметке Сониного роста. Он был погружен в себя, возможно, уже снова услышал какие-то звуки в своей голове и пытался зафиксировать их, пока они не ускользнули. Или нет. Может, и просто так стоял, к примеру, думая о том, что на обратном пути машину надо будет заправить.

Соня вздохнула, повернулась и пошла в кухню делать чай. Она открыла холодильник в поисках чего-нибудь к чаю, но там было шаром покати. В морозилке зачем-то лежал кусок сала, лежал уже больше года, наверное. Бабушка, видя, что Соня ничего не ест, в последние полгода почти перестала приезжать. Звонила и спрашивала:

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, — стабильно отвечала Соня.

— У тебя все в порядке? — следовал неизменный второй вопрос. — Денег хватает?

— Да.

— Ты, если что-то понадобится, сразу звони, — добавляла бабушка. — Хорошо?

— Да.

— Конечно, ты уже совсем большая и справляешься. Молодец, Сонечка. Ну, звони, не забывай тоже.

— Угу, — обещала Соня.

И, кстати, она не нарушала обещания. Звонила постоянно, не реже раза в три-четыре дня. Это было необходимой и достаточной мерой по защите собственной свободы, своей частной жизни и гарантией, что не будет никаких проверок, никаких проблем. Большинство Сониных сверстников активнейшим образом протестовали против такого контроля. Большинству хотелось бы ходить бесконтрольно, делать все, что взбредет в голову, и никому не звонить. Соня в таких звонках не видела никакой проблемы. Проблемы были в том, что ее все же не допустили к сессии.

Вылететь из Гнесинки со второго курса? Это могло поставить все под угрозу, но пока Соня продолжала звонить бабушке и уверять, что все в порядке, эта проблема не обострялась. Кроме того, Соня пошла в деканат и написала заявление на академический отпуск. Простое и эффективное решение! Если бы она не сделала этого, рано или поздно кто-то из деканата мог связаться с родителями или бабушкой, сообщить, донести, настучать. Но заявление написано, аргументы приведены — необходим перерыв. Семейные проблемы. Семейные обстоятельства. Соню попросили не бросать домашние занятия, чтобы не дай бог не потерять наработанные навыки. Соне пожелали поскорее решить все проблемы и вернуться. Проблема была решена. О том, что она пока что, временно перестала быть студенткой Гнесинки, Соня никому из родни не сказала. Зачем расстраивать?

— Н-да, негусто, — раздался насмешливый голос за ее спиной.

Соня от неожиданности подпрыгнула и стукнулась головой о край дверцы морозильной камеры, забыла закрыть.

— Ай! — вскрикнула она и ухватилась за ушибленное место.

— Ты в порядке? — нахмурился Готье. — Не сильно ударилась?

— Нет. — Соня закрыла морозилку и кивнула в сторону холодильника.

Готье кивнул.

— Что тут мышь уже похоронили, я понял. Ту, что повесилась, — пояснил со смехом Готье и прикрыл холодильник. — Слушай, Элиза, у меня к тебе есть деловое предложение. Что, если я у тебя тут останусь на ночь? Не подумай ничего плохого, я с самыми честными намерениями. Я даже схожу и куплю еды. У вас тут есть где-нибудь круглосуточный магазин?

— Да. Нет. Да. — Соня лихорадочно перебирала в голове знакомые торговые точки, но работают они ночью или нет, она не знала. Какие-то должны работать. Вся Москва только и делала теперь, что торговала. Днем и ночью энергичные и предприимчивые люди стремились делать деньги. Кто-нибудь и тут тоже наверняка их делал. Как минимум какие-нибудь палатки около Пушкинской. Как максимум — «Макдоналдс».

— Так ты не против? Мне совершенно сейчас не хочется ехать на «Сокол». Понимаешь, я просто устал. Иня… у нее какой-то сейчас период. Сезонное обострение, что ли? — Готье усмехнулся и развел руками. — Не хочу всю ночь с ней ругаться. Честное предложение — я тебе еду, а ты мне койку. Идет?

— Идет, — согласилась Соня, неуверенно улыбнувшись.

Готье подмигнул ей, стал говорить о том, как неприхотлив он в быту, что ему вообще-то и койки-то не надо, может на коврике в прихожей расположиться. Он болтал и распахивал Сонины кухонные шкафчики, с интересом рассматривая покрытые слоем пыли банки с крупами и макаронами.

— Да уж, это даже квартирой холостяка не назовешь. Как же ты тут живешь совсем одна? — спросил Готье, обувая кроссовки. — Где же твои братья, Элиза?

Теофиль Готье, французский писатель и поэт девятнадцатого века, большую часть жизни прожил недалеко от Парижа, зарабатывал на жизнь журналистской работой, душой же принадлежал целиком своей поэтической и писательской работе. Жизнь его была разбита на две части, одну из которых — зарабатывание денег — Теофиль Готье ненавидел всей душой. Книги его и стихи, ставшие впоследствии частью культурного наследия Франции, так и не принесли ему денег, что, однако, не помешало ему заниматься творчеством до конца жизни.

Искусство ради искусства — лозунг, который он проводил в жизнь и который поддержало большое число людей, творческих людей, и было его главной задачей, главным делом жизни. Теофиль Готье был глубоко убежден, что никакие аргументы коммерческого характера не могут и не должны влиять на творчество человека. Идти на поводу у толпы, жаждущей простых и доступных развлечений, путь в никуда, считал он. Все это Готье рассказал Соне-Элизе, пока стоял в переднике ее матери перед их плитой. Так, по крайней мере, вопрос о том, почему он называл себя Готье, оказался решенным.

— Это большой парадокс. Настоящее искусство не может быть коммерчески успешным. Иня этого не понимает совершенно. Она все ждет, когда же мы начнем собирать стадионы. — Он усмехнулся и перевернул шипящие на сковороде сардельки. Кухня наполнилась острым запахом специй, от сковородки то и дело отлетали капли раскаленного масла. Готье это все умело контролировал и регулировал, и Соня впервые за весь день, кажется, захотела есть. — А мы стадионов не будем собирать никогда. Я говорил ей это миллион раз, но она не верит и пропускает все мимо ушей. Она считает, что это все — ерунда и что можно найти компромисс. Заменить одну аранжировку другой, подделать ритм, дописать пару простеньких песенок в альбом. Знаешь, Элиза, я просто уже ума не приложу, что с этим делать. И ведь ни с кем ничего нельзя обсудить. Леший хочет только одного — Иньку в постель затащить, и меня терпеть не может из-за этого. Володька твой только… но он не музыкант, знаешь ли.