Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - Victoria M Vinya

Как только Эрен закончил помогать Порко и поднялся с земли, на его животе крепко сплелись тонкие сильные руки.

― Пошли палки для костра собирать! ― пробубнила ему в плечо Микаса.

― Ребята! Ребята, вы не поверите, что сейчас произошло! ― прокричал бегущий к ним через дорогу Армин. ― У меня коза веточки ела с рук! ― Он по-детски округлил глаза. ― Вот прямо с рук, прикиньте! Хлюп такая ― и сожрала! Не только листики, вместе со всей веткой…

― Армин, тебе реально полезно чаще бывать на природе, а не только задротить в игрушки на компе, ― поддразнил его Жан и лёгонько толкнул локтем. ― А те козы ― это, наверное, старушки миссис Стайн. Она их частенько перед сном попастись выводит. Мне они тоже нравятся, ржачные такие.

Эрен поглядел в сторону леса у кромки поля, на догорающий алый закат, и его сердце наполнилось предвкушением и любовью: «Если вся эта новая жизнь и счастливые улыбки друзей ― лишь долгий сон, то лучше бы я никогда не просыпался». Микаса взяла его за руку и повела за собой. Он любовался тем, как она хороша в своём бежевом хлопковом платьице, и остро ощущал скоротечность молодости, хрупкость происходящего. «Я видела засохший куст у речки», ― голос Микасы рассыпался в шелесте трав и цветов.

Остановившись у реки, она сняла сандалии и перебралась по торчащим из воды булыжникам на противоположный берег. Темнело, воздух становился прохладнее. Эрен собирал в связки принесённые ветки и всё поглядывал на голые ноги и руки Микасы, покрытые мурашками. Когда она в очередной раз спрыгнула на берег с охапкой хвороста, Эрен снял свою зелёную джинсовую куртку и без лишних церемоний надел её на не успевшую возразить ему Микасу.

«Это когда-то уже с нами происходило, ― промелькнуло в её голове. ― Когда возвращались вместе домой два года назад».

― Вот глупый, сам же замёрзнешь!

― Лучше я, чем ты, ― серьёзно ответил он. ― Пойдём обратно, этого достаточно.

На обратной дороге ноздри щекотал запах прелой земли, к ногам липла мокрая холодная трава, а из кустарников доносился стрекот сверчков. Облака в небе поредели, и со всех сторон стали загораться белые точки звёзд. Микаса и Эрен увидели, как впереди взметнулись тонкие языки пламени. «Тащите сюда скорее ветки!» ― прокричал им Армин, размахивая руками. Переглянувшись, побежали к костру, воображая себя спасителями священного огня.

Райнер и Порко уже занимались готовкой мяса, Марсель и Армин увлеклись обсуждением новых компьютерных игр, Конни по-молодецки сидел на поваленном стволе, играя на гитаре, а кокетливый голосок Саши напевал что-то о дружбе и лете. Жан неподвижно смотрел на огонь, беззвучно бормоча себе под нос, словно пытался заворожить костёр древним заклинанием.

― А мясо скоро будет готово? ― прервав своё пение, проскулила Саша.

― Да мы, блин, только на решётку его опустили, обжора! ― со смехом рявкнул ей в ответ Райнер. ― Могу предложить лучок в маринаде, с салатом погрызёшь.

Прибывшие скинули хворост в одну кучу и принялись дружно намывать испачканные руки с мылом в тазу с тёплой водой. Заметив, что Микаса вернулась в куртке Эрена, Жан накинул свой пиджак на плечи Саши, чтобы не отставать в джентльменстве.

― О, явились наконец! ― обрадовался Порко и протянул Эрену бутылку из тёмного стекла. ― На, это тебе.

― «Егермейстер», ― монотонно прочитал тот с этикетки и дурашливо скривил рот. ― Я от тебя другого не ожидал.

― Дай попробовать! ― Микаса выхватила у него из рук бутылку и плеснула себе в стакан, после чего сделала большой глоток. Зажмурилась и резко выдохнула, пытаясь унять жжение на языке. ― Чёрт, как будто лекарства с сахаром, вымоченные в спирте!

Парни дружно захохотали над её трогательной наивностью и с деловыми лицами стали объяснять, что лучше было бы сделать коктейль. Воздух вспороли крики, шутки, заводное пение хором и дребезжание музыки из распахнутой настежь машины Жана.

Как только в голову Эрена ударил первый лёгкий хмель, на смену шебутной радости пришла печаль. Воспоминания об ужасах прошлого и ненависти сделали это мгновение бесценным. Эрен не собирался отдаваться боли, но ему хотелось обезопасить друзей от своего присутствия, посидеть в тишине. Поднялся и направился вверх, по пологому холму, навстречу бархатному ветру, глядя в бескрайнюю высь. Остановился у тонкостволого деревца и опустился в высокую траву: «Отсюда хорошо видно, что им лучше без меня», ― безжалостно к себе подумал он. По чёрно-синему высокому полотну небосклона размазались прозрачные перистые облака. Эрен неотрывно наблюдал за их течением и не услышал, как подле него села Микаса, прильнув щекой к поджатым коленям.

― Ты чего ушёл? Я без тебя не хочу… ― Она сорвала дремавшие колокольчики и пощекотала сиренево-синими лепестками свои босые ноги.

― Просто всякая ерунда на уме, не бери в голову.

― Знаешь, мне так хорошо, ― проглотив подступившие слёзы, произнесла Микаса. ― Впервые за долгое время мне хорошо совершенно, абсолютно. Я не думаю о том, что вернусь домой и поплачусь за свою радость. Хотя мечтать всё равно страшно. Боюсь, что счастье эфемерно.

― Как жаль, что моя куртка не способна укрыть тебя от дурных мыслей и дурных людей.

Микаса изучала каждую чёрточку дорогого лица: ночные тени, едва разбавленные тусклым отсветом огромного костра, преображали его до неузнаваемости. Из груди вниз живота опускался томительный жар. Микасу непреодолимо влекло к этому нелепому горячному мальчишке с дурацкой причёской и приковывающим к себе намертво взглядом. Не в силах удержаться она прикоснулась к растрёпанным каштановым прядям с восхитительной вседозволенностью ― упоение, безопасность! «Хочу, чтобы он прижал меня к земле! Чтобы стиснул в объятиях так сильно, что стало бы трудно дышать! Чтобы вокруг не осталось ничего, никого, кроме него!.. Какое в его лице притягательное спокойствие. Эти руки не позволят сделать ни единой грубости. Оттого лишь сильнее хочу, чтобы он забрал меня, чтобы раздел, чтобы сделал что угодно!.. В свой день рождения он сказал, что ему ни капельки не стыдно за желание, за удовольствие. Вот бы он мог выпить до дна и мой стыд! Убить проклятое чувство вины прикосновением. До чего идиотские мысли! И о ком? Об Эрене. В пору рассмеяться. Но мне ничуть не смешно…»

Микасе наскучили самокопания, сотни вопросов без ответов. Скомкав холодную, покрытую каплями траву, она впилась порывистым поцелуем в приоткрытый рот Эрена. Ощутив подбородком кончики его отросших волос, она всхлипнула, пронзённая жидким огнём, не веря, что его лицо так близко. Эрен сделал неспешное движение языком по внутренней границе её верхней губы ― пробовал несбыточную грёзу на вкус. «Какие мягкие и тёплые», ― лихорадочно пронеслось в его сознании, пока он падал спиной на землю. Голова кружилась от терпкого запаха дыма, принесённого ветром, от аромата горько-сладких трав. И далёкие звёзды глазели на них с небес. Широкие ладони Эрена легли на плечи Микасы, гладили их до лопаток, даря тепло.

Долго. Непостижимо. Трудно дышать.

Микаса обводила кончиками пальцев его скулы, ёрзала трепетным телом по напряжённому паху. В исступлении покрывала поцелуями веки, нос и шею Эрена. «Мой родной, мой нежный мальчик!» ― не произнесла она вслух. Отстранившись, развязала шнуровку на платье и приспустила его до пояса. Склонилась к изумлённому Эрену и выжидающе посмотрела ему в глаза: «Пусть тебе будет ни капельки не стыдно за нас двоих!» ― кричала в мыслях Микаса, и он, казалось, услышал её мольбы. Удерживаясь на одном локте, припал ртом к прохладной мягкой груди. Ветер покрыл его кожу мурашками, но Эрен не обращал на это внимания, и от возбуждения поджал пальцы ног. Он беспорядочно льнул горячим языком к затвердевшим маленьким соскам, целовал их, тёрся пылающими щеками.

Стянув с себя куртку, Микаса свернула её и бросила на траву. Увлекая за собой Эрена, легла на спину, очутившись в западне, которую так желала. Задрав короткий подол, она направила руку Эрена вниз живота, под своё намокшее бельё.

Ей хотелось взрослеть, отдаться на растерзание беспощадной и бесшабашной юности. Чувствовать себя живой и нужной. Микаса прижала его пальцы немного ниже лобка, сделав несколько круговых движений, и Эрен прилежно повторил за ней. «Ты тоже иди ко мне», ― заботливо прошептала Микаса, высвобождая из его брюк вздыбленную плоть. Они ласкали друг друга с усердием, пытливостью и самозабвением, прощались с детством посреди красоты и покоя.