Возвращение в джунгли - Эдгар Берроуз

Все люди разразились радостными подтвержающими криками.

— Я предлагал тебе все, чем владел, но ты отказался, — продолжал вождь. — Мое сердце сжимала печаль — я ничем не смог одарить доброго духа, спасшего мой народ. Я стал думать, чем еще я могу отблагодарить Тарзана из племени обезьян — и вот что решил!

Вазири медленно обвел глазами толпящихся вокруг людей.

— В нашем племени испокон веков было два вождя: в моем роду повелось, чтобы старший брат делил власть с младшим. Мой брат Човамби остался в поселке у Большой Реки, с тех пор я лишился старшего брата, а мои люди — второго вождя. И теперь я прошу Тарзана из племени обезьян заменить мне Човамби и править вместе со мной, — Вазири снял с груди золотую пектораль. — Прошу тебя, белый человек — прими этот знак верховной власти и пользуйся всеми почестями, какие по праву полагаются старшему вождю!

Вазири торжественно повесил украшение на шею Тарзана.

Еще мгновение царила полная тишина — а потом она взорвалась шквалом восторженных криков; протягивая руки к Тарзану, все радостно вопили:

— Вождь Тарзан! Вождь Тарзан!

— С повышением, дружище, — улыбаясь, вполголоса поздравил бывшего вожака горилл Джек Арно.

Но приемыш Калы повелительно поднял руку — и крики стихли.

— Благодарю тебя, Вазири, — громко проговорил человек-обезьяна, — но я не могу принять твой щедрый дар. Я не могу остаться навсегда в вашем поселке, меня ждет другая судьба. Ты говорил о неумолимости рока, вождь, а я скажу тебе так: идти против своей натуры и своих стремлений так же трудно, как все время грести против течения быстрой реки. Рано или поздно поток подхватит тебя и понесет… Поэтому я решил следовать течению моей жизни и велению предназначенной мне судьбы!

Вазири и его подданные внимательно слушали речь лесного бога, который выражался так туманно и загадочно, как и положено божеству.

— Значит, ты не хочешь стать старшим вождем? — спросил Вазири.

— Нет. Благодарю, но я не могу, — Тарзан хотел снять с себя пектораль, но вождь удержал его руку.

— Нет, я не приму назад свой подарок. Оставь это на память — и помни, что в нашей деревне каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок будут чтить тебя, как вождя, когда бы ты сюда не вернулся!

Вазири снял тяжелый золотой браслет и надел его на правую руку Джека Арно.

— А ты, белый человек, спасший Набу и Накити, сражавшийся с нами плечом к плечу, стал нам братом и другом на вечные времена. Все, чем мы владеем — твое: наши жизни, наша земля и наше добро. А теперь давайте пировать, как пировали мы раньше на далеком севере, когда были богатым и могучим народом!

Один за другим воины вступали в торжественный танец, двигаясь по кругу, вздымая вверх копья и опуская их вниз. Женщины и дети расположились на земле, образовав второй широкий круг — они били в барабаны и хлопали в ладоши.

Все быстрей плясали мужчины Вазири; многие старые женщины поднялись и запели какую-то дикую страстную песню.

Пение, пляска и возбужденный стук барабанов так воспламенили кровь того, кто еще недавно вместе с гориллами плясал Дум-Дум, что человек-обезьяна недолго думая сорвался с места и принял участие в диком танце.

Вскоре стало ясно, что никто из смуглокожих воинов Вазири не может сравниться в стремительности и резкости движений с бронзовотелым великаном, который скакал и вздымал руки в тесном вдохновенном хороводе.

И Арно, захваченный общим безумием, не выдержав, тоже вскочил и присоединился к дикарской пляске.

Хорошо, что мадам Арно не видела сейчас своего внука — полураздетого, взлохмаченого, выделывающего странные па среди размахивающих копьями дикарей! А если бы глазам почтенной старой леди предстало то, что вытворял в кругу танцующих воинов Тарзан, бедную старушку наверняка хватил бы удар. Но, скорее всего, она просто не поверила бы, что этот черноволосый дикарь в набедренной повязке с золотым ожерельем на груди — тот самый милый застенчивый юноша, которого она еще недавно учила светскому этикету…

Джек вырвался из хоровода, упал на шкуры и стал жадно пить из глиняного кувшина.

— Уф! По-моему, это не хуже танца Дум-Дум, — сказал он возбужденному потному Тарзану, который тоже покинул круг и сел рядом с ним. — Видела бы нас сейчас моя бабушка!

— Да, хорошо, что она тебя не видит, — согласился Тарзан.

— Меня? Ты бы на себя посмотрел! — возразил Джек.

Многие юноши оставляли внутренний круг, а девушки — внешний; взявшись за руки, они старались потихоньку покинуть общее веселье. Конечно, парочкам редко удавалось ускользнуть незамеченными — влюбленных провожали хлопками в ладоши и добродушным смехом.

Тарзан хотел вернуться в поредевший хоровод, как вдруг вздрогнул от осторожного прикосновения к своему плечу, обернулся — и увидел рядом Накити.

Четыре дня отдыха и хорошая пища вернули здоровье дочери вождя, и она снова стала самой прелестной девушкой поселка. А сейчас, с желтыми цветами, воткнутыми в пышные черные волосы, Накити была особенно хороша. Она стояла совсем близко, положив мягкую ручку на плечо человека-обезьяны; потом робко погладила его по груди — и это прикосновение обожгло Тарзана, словно огнем.

Так же как, от взгляда Ольги де Куд, от обожающего взгляда Накити сердце приемыша Калы заколотилось, словно барабан на поляне Дум-Дум.

Тарзан не был бы мужчиной, если бы любовь дочери вождя не вызвала в нем никаких ответных чувств. Воспоминание о том, как обнаженное горячее тело девушки прижималось к его телу, а тонкие руки обнимали его шею, когда он нес ее по темному лесу, заставляло человека-обезьяну беспокойно ворочаться по ночам и покидать хижину, чтобы успокоиться в беге по ночным джунглям. Днем образ Накити тоже часто вставал перед его глазами… А то, что дочь вождя даже не пыталась скрыть страстную любовь, которую пробудило в ней лесное божество, приводило Тарзана в еще большее смятение.

И вот теперь, когда девушка внезапно появилась рядом и потянула его за руку, приглашая встать, Тарзан совсем растерялся. Он встал, и тонкая ручка, сжавшая его ладонь, послала по его телу короткую дрожь. Человек-обезьяна сделал несколько шагов, а Накити, продолжая тянуть великана прочь от праздничных костров, нежно прильнула к его боку.

Приемыш Калы почувствовал, что теряет власть над собой; он крепко обнял тонкие плечи смуглолицей красавицы, наклонился к ее лицу…

И вдруг лицо другой, белокурой и сероглазой девушки заслонило перед ним полураскрытые пунцовые губы, огромные карие глаза и черные волосы Накити.

Тарзан отшатнулся и глухо застонал.