Отступник - Джим Батчер

— Я буду делать то, что необходимо. Не забывая о том, что ты «помогаешь» мне.

Дверь наверху открылась, и через несколько секунд Пибоди начал шаткий спуск по лестнице, балансируя бухгалтерскими книгами и папками.

— Самюэль, — произнес Мерлин, не сводя с меня глаз. — Будь так добр, обеспечь Стража Дрездена полной копией дела убийства ЛаФортиера.

Пибоди остановился перед Мерлином, заморгав.

— А. Да, конечно, сэр. Сейчас же. — Он взглянул на меня. — Пройдемте сюда, Страж.

— Дрезден, — сказал Мерлин любезным тоном. — Если ты будешь применять некоторые типы приемов, то ты должен быть весьма уверен, что я никогда об этом не узнаю. Мое терпение в отношении тебя очень тонко.

Мерлин обоснованно считался самым одаренным волшебником на планете. Простые слова со скрытой в них угрозой стали почти жуткими.

Почти.

— Уверен, вы продержитесь достаточно, чтобы я помог разобраться вам с этой неразберихой, Мерлин. — Я улыбнулся ему и поднял руку ладонью вверх, растопырив пальцы, как если бы держал в ней апельсин. — Яйца, — сказал я. — Тиски. Пошли, Пибоди.

Пибоди удивленно уставился на меня, когда я прошел мимо него к двери, его рот бесшумно несколько раз открылся и закрылся. Затем из него вырвалось несколько неясных шипящих звуков, и он поспешил за мной.

Я оглянулся на Мерлина, когда подошел к двери.

Я смог ясно увидеть его холодный, ровный взгляд голубых глаз, обжигающих яростью, пока он не стал расслабленным и спокойным. Пальцы его правой руки ненадолго дернулись в спазме насилия, не стыковавшимся со спокойствием его тела. В этот мгновение я изумился, какая безнадежность заставила его принять мою помощь. Я изумился, как умно было подгонять его к этому.

И мне оставалось только спрашивать себя, являлись ли внешнее спокойствие и сдержанность просто мастерским контролем над эмоциями — или, под давлением, это превратилось в своего рода спокойное убийственное безумие.

Будь проклят Морган, пришедший к моей двери.

И будь проклят я, за то, что был настолько глуп, что открыл ее.

Глава 17

Пибоди вошел в безукоризненно чистый офис, обставленный книжными полками, на которых с безупречной точностью были расставлены книги, сгруппированные по высоте и цвету. Многие полки были нагружены подшивками предположительно дел и документов, расставленными сходным образом, в слепящем разнообразии красок. Думаю, чтобы создать такую бюрократическую радугу, потребовалось все множество цветов.

Я проследовал за ним внутрь, но он обернулся ко мне со свирепым взглядом.

— Мой офис — бастион порядка, Страж Дрезден. Вам здесь не место.

Я посмотрел на него вниз.

— Если бы я был обидчив, это задело бы мои чувства.

Он одарил меня строгим взглядом поверх очков и сказал так, словно его слова были смертоносным ядом и могли убить меня:

— Вы неопрятный человек.

Я положил руку на сердце, ухмыльнувшись ему.

— Ох.

Кончики его ушей покраснели. Он неуклюже развернулся и пошел в офис.

Пибоди открыл ящик и начал выдергивать оттуда подшивки с большей силой, чем того требовала необходимость.

— Я прочитал твою книгу, между прочим, — сказал я.

Он взглянул на меня и затем отступил. С громким звуком он раскрыл подшивку.

— Про Эрлкинга? — сказал я. — Коллекция поэм и эссе?

Он открепил от подшивки папку, его спина окостенела.

— Страж из Бремена сказал, что ты напортачил с немецким в названии, — продолжил я. — Должно быть, это немного сбивает с толку, а? Я имею ввиду то, что она была опубликована около ста лет назад.

— Немецкий, — сказал Пибоди сурово, — тоже неопрятен. — Он подошел ко мне с папкой, листом бумаги, чернильницей и пером. — Подпишите здесь.

Я потянулся правой рукой к перу, и схватил левой папку с документами.

— Прошу прощения. Никаких автографов.

Пибоди чуть не уронил чернильницу, и сердито посмотрел на меня.

— Теперь посмотрите сюда, Страж Дрезден…

— Сейчас, сейчас, Саймон, — сказал я, неся месть за всех говорящих на немецком людей мира. — Мы бы не хотели портить ничье правдоподобное оправдание, не так ли?

— Данное мне имя — Сэмюэль, — сухо произнес он. — Вы, Страж Дрезден, можете обращаться ко мне — Чародей Пибоди.

Я открыл дело и пролистал его. Оно было составлено в виде современных полицейских отчетов, включая протоколы свидетельских показаний, фотографии, и отчеты Чародеев, ведущих расследование. Боевое подразделение Белого Совета, по крайней мере, выглядело менее отсталым от времени, чем мы, остальная часть Совета, динозавры. Это в большей степени заслуга Анастасии.

— Это все, Сэм?

Он стиснул зубы.

— Да.

Я с громким хлопком захлопнул папку.

— Спасибо.

— Этот документ официально является собственностью Совета Старейшин, — запротестовал Пибоди, размахивая бумагами и пером. — Я вынужден настоять, чтобы вы подписались сейчас же.

— Стой! — закричал я. — Стой, вор! — Я приложил руку к уху, торжественно вслушиваясь несколько секунд и покачал головой. — Никогда нет Стража поблизости, когда он нужен, не так ли, Сэм?

После я вышел, оставив маленького чародея, бессвязно бормотавшего что-то, позади меня.

Выхожу из себя, когда на меня давят.

Путь обратно оказался гораздо спокойнее, чем туда. Никаких второсортных ужастиков, пытающихся запугать меня до смерти — хотя несколько неясных объектов, обернутых паутиной, свисало с деревьев, где я недавно навел порядок, очевидно это все, что осталось от букашки, которую я раздавил.

Я вышел из Небывальщины и вернулся на аллею позади старого завода мясных продуктов, не встретив ничего, кроме жуткой атмосферы. В Чикаго было между третьим и четвертым часом утра, самый темный час ночи. Голова просто разрывалась, и между физической травмой, которой одарил меня перевертыш, энергией, которую мне пришлось израсходовать в течение предыдущего дня, и парой переходов на территории зимней страны чудес, я просто чертовски устал.

Я прошел пять кварталов до ближайшего отеля с парковкой для такси, нанял машину и вернулся в квартиру. Когда я только открывал бизнес, я не думал, что придется пожертвовать своим сном, чтобы не отставать от расследований. Тем не менее, в мои двадцать я не был больше ребенком. Я приучил себя к режиму. Я не смог бы помочь кому-нибудь, если бы бегал изнуренным или сделал критическую ошибку, из-за того, что слишком устал, чтобы думать четко и логично.

Мистер, мой серый кот без хвоста, вылетел из темной квартиры, едва я открыл дверь. Он обрушился на мои ноги, до смерти напугав меня, и едва не столкнув меня на задницу. Он был почти тридцатифунтовым котом, и каждый раз, когда он подобным образом приветствовал меня, я вспоминал об этом.